Неточные совпадения
— Знаете что́! — сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая
мысль, — серьезно, я давно это
думал. С этого жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
И тотчас же ему пришла в голову
мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он
подумал, что все эти честные слова — такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что-нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что-нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его
мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско»,
думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
С этою успокоительною
мыслью (но всё-таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не
думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и чтó скажет.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла
мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла
думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала...
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и другими, не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои
мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из-за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моею, моею жизнью?»
думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют»,
подумал он. И вдруг, при этой
мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней; вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично-размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял c Несвицким, и стал ходить перед домом.
«Где оно, это высокое небо, которого я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его
мыслью. «И страдания этого я не знал также, —
подумал он. — Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем
мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей
думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще бòльшем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
И действительно я боюсь его»,
думал Пьер, и опять при этих
мыслях он чувствовал, как что-то страшное и безобразное поднималось в его душе.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал
думать о том же — о столь важном, что он не обращал никакого внимания на то, что́ происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но ему всё равно было в сравнении с теми
мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Я ложусь спать в 3-м часу, мне приходят
мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я
думаю и не могу не
думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен.
Князь Андрей высказывал свои
мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз
думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно
подумал о том, что
мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица»,
думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой
мысли. — «Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб»,
думал князь Андрей, «пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, — наша жизнь кончена!» Целый новый ряд
мыслей безнадежных, но грустно-приятных в связи с этим дубом возник в душе князя Андрея.
«И дела нет до моего существования!»
подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему-то ожидая и боясь, что она скажет что-нибудь про него. — «И опять она! И как нарочно!» —
думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых
мыслей и надежд, противуречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея
мысль, что нельзя всё-таки выразить всего того, чтó
думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, чтó я
думаю и всё то, во чтó я верю? И этот-то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем
мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что-то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что́ он
думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Ей оскорбительно было
думать, что тогда как она живет только
мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны.
Она смотрела и
думала, и самые странные
мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chère princesse», [Милая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что́ ж дальше могла написать она после всего того, что́ было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое»,
думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтобы не
думать этих страшных
мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
Он не только не
думал тех прежних
мыслей, которые в первый раз пришли ему, когда он глядел на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспомнить об этих
мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты.
Так
думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при
мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные
мысли ее были сосредоточены на одном: она
думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор, и которая выказалась во время болезни ее отца.
Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю…»,
думала княжна Марья не своими
мыслями, но чувствуя себя обязанною
думать за себя
мыслями своего отца и брата.
«Они, может быть, умрут завтра, зачем они
думают о чем-нибудь другом, кроме смерти?» И ему вдруг по какой-то тайной связи
мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Слава Богу, что этого нет больше»,
подумал Пьер, опять закрываясь с головой. «О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они всё время до конца были тверды, спокойны»…
подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты, те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они — эти странные, неведомые ему доселе люди, они ясно и резко отделялись в его
мысли от всех других людей.
«Рассветает»,
подумал Пьер. «Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только
мысли, ясно выражаемые словами,
мысли, которые кто-то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти
мысли, несмотря на то что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он на яву не был в состоянии так
думать и выражать свои
мысли.
«Но может быть это моя рубашка на столе»,
думал князь Андрей, «а это мои ноги, а это дверь, но отчего же всё тянется и выдвигается и пити-пити-пити и ти-ти — и пити-пити-пити… — Довольно, перестань пожалуста, оставь», тяжело просил кого-то князь Андрей. И вдруг опять выплывала
мысль и чувство с необыкновенною ясностью и силой.
Соня была взволнована не меньше своей подруги и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными
мыслями. Она рыдая целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!»
думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии
думали оставаться у Подольска, и не было
мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не
думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и очевидно скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер
думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные
мысли, воспоминания и представления.
— У тебя всегда странные
мысли: — и не
думал сердиться, — сказал он.
— Ты знаешь, Мари, о чем я
думал? — начал он, теперь, когда примирение было сделано, тотчас же начиная
думать вслух при жене. Он не спрашивал о том, готова ли она слушать его; ему всё равно было.
Мысль пришла ему, стало быть и ей. И он рассказал ей свое намерение уговорить Пьера остаться с ними до весны.
Графиня Марья выслушала его, сделала замечания и начала в свою очередь
думать вслух свои
мысли. Ее
мысли были о детях.
Графине Марье хотелось сказать ему, что не о едином хлебе сыт будет человек, что он слишком много приписывает важности этим делам; но она знала, что этого говорить не нужно и бесполезно. Она только взяла его руку и поцеловала. Он принял этот жест жены за одобрение и подтверждение своих
мыслей, и
подумав несколько времени молча, вслух продолжал свои
мысли.