Неточные совпадения
Генерал нахмурился. Хотя и не
было положительных известий о поражении австрийцев, но
было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о
победе австрийцев
было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о
победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
Несмотря на то, что войска
были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная
были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, — несмотря на всё это, остановка при Кремсе и
победа над Мортье значительно подняли дух войска.
В знак особой милости главнокомандующего он
был послан с известием об этой
победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне.
«Им, должно
быть, очень легко покажется оде́рживать
победы, не нюхая пороха!» подумал он.
— От генерал-фельдмаршала Кутузова? — спросил он. — Надеюсь, хорошие вести?
Было столкновение с Мортье?
Победа? Пора!
— Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита
есть дорогая плата за
победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра
будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
— Я знаю, — перебил Билибин, — вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё-таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не
будут очень осчастливлены вашею
победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой особенной радости…
— Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый? — сказал Болконский. — Я вам признаюсь, что не понимаю, может
быть, тут
есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную
победу, уничтожает charme [Зарок непобедимости.] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности!
— Нынче утром
был здесь граф Лихтенфельс, — продолжал Билибин, — и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все другое…] Вы видите, что ваша
победа не очень-то радостна, и что вы не можете
быть приняты как спаситель…
Все после смотра
были уверены в
победе больше, чем бы могли
быть после двух выигранных сражений.
Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего-то не наступая, так единодушно
были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения,
победа, казались уже не будущим, а прошедшим.
День
был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о
победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов,
было представлено как блестящая
победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно пока не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший, в конце пирушки предложил тост за здоровье государя, но «не государя-императора, как говорят на официальных обедах, — сказал он, — а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека;
пьем за его здоровье и за верную
победу над французами!»
—
Будет ли завтра
победа или поражение, слава русского оружия застрахована.
Я
буду держаться далеко от огня, если вы, с вашею обычною храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если
победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может
быть колебания в
победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да
будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта
победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу,
будет достоин моего народа, вас и меня.
Она слушала каждое слово о
победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима Твоего, и просила Бога с тою нежностью и размягченностью, которою
было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько. о чем она просила Бога в этой молитве.
Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может
быть уверен в
победе их».
Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне
будут рассказывать о
победах над русскими,
будут притворно выражать сочувствие моему горю…», думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанною думать за себя мыслями своего отца и брата.
Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, a потом
будут служить благодарственные молебны за то, что побили много людей (которых число еще прибавляют) и провозглашают
победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга.
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали.
Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам всё нужное, удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспоминает о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он
был в великой битве под Москвою!»
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних
побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей, и что у них еще
есть двадцатитысячная, нетронутая гвардия, легко
было сделать это усилие.
Не та
победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, а
победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии,
была одержана русскими под Бородиным.
И тотчас же, не выходя из храма,
была воздана Творцу благодарность за Его помощь и за
победу.
Несколько дней пред отъездом Ростова, в соборе
было назначено молебствие по случаю
победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебною степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, чтò Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это
была та последняя, нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала
победу. Это
было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшеюся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Признаками этими
были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, чтò делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких
победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор пока французы
были в Москве, и — главное — неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь, и преимущество находится на нашей стороне.
Наполеон вступает в Москву после блестящей
победы de la Moskowa; сомнения в
победе не может
быть, так как поле сражения остается за французами.
Как ни странны исторические описания того, как какой-нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал
победу, убил три, пять, десять тысяч человек, и, вследствие того, покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одною сотой всех сил народа, заставило покориться народ, — все факты истории (насколько она нам известна), подтверждают справедливость того, что бòльшие или меньшие успехи войска одного народа, против войска другого народа,
суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов.
Так
было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск, Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции.
Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812-м году французами одержана
победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем без новых сражений не Россия перестала существовать, а перестала существовать 600-тысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы
были сражения, уничтожившие армию Наполеона, — невозможно.
После Бородинской
победы французов, не
было ни одного не только генерального, но сколько-нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать.
Почему-то русское войско, которое с слабейшими силами одержало
победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, в превосходных силах,
было побеждено под Красным и под Березиной расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтоб отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не
была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз
были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом
побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы
есть ряд
побед Наполеона и поражений Кутузова.
В 12-м и 13-м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь
был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов
был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы — полной
победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений.]
Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно
будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов в том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение —
победа.
— Благодарю всех! — сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны
были его медленно выговариваемые слова: — благодарю всех за трудную и верную службу.
Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава во веки! — Он помолчал, оглядываясь.