Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в
петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19-ти-летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по
петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему...
Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правою рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего
петербургского света и с кроткою насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых.
Выйдя очень молодым блестящим офицером из школы, он сразу попал в колею богатых петербургских военных. Хотя он и ездил изредка в
петербургский свет, все любовные интересы его были вне света.
Предварю читателя, что князь Сергей Петрович к высшему
петербургскому свету все еще не принадлежал настоящим образом, несмотря на все страстное желание свое (о желании я знал), а потому он ужасно должен был ценить такое посещение.
Хотя на петербургском горизонте появляется ежесезонно многое множество личностей, которым вообще можно дать имя метеоров: они появляются, вертятся, иногда на мгновенье блистают и потом исчезают неведомо куда и неведомо когда, никем не замеченные, никем не вспоминаемые, на другой же день всеми забытые; но та личность, которую мы имеем в виду представить читателю, приобрела себе некоторую известность в
петербургском свете и вообще была заметна.
Неточные совпадения
Две дамы эти были главные представительницы избранного нового
петербургского кружка, называвшиеся, в подражание подражанию чему-то, les sept merveilles du monde. [семь чудес
света.]
— Господа, — сказал он, — это ни на что не похоже. Печорина надо проучить! Эти
петербургские слётки всегда зазнаются, пока их не ударишь по носу! Он думает, что он только один и жил в
свете, оттого что носит всегда чистые перчатки и вычищенные сапоги.
Райский, кружась в
свете петербургской «золотой молодежи», бывши молодым офицером, потом молодым бюрократом, заплатил обильную дань поклонения этой красоте и, уходя, унес глубокую грусть надолго и много опытов, без которых мог обойтись.
— Известно что… поздно было: какая академия после чада
петербургской жизни! — с досадой говорил Райский, ходя из угла в угол, — у меня, видите, есть имение, есть родство,
свет… Надо бы было все это отдать нищим, взять крест и идти… как говорит один художник, мой приятель. Меня отняли от искусства, как дитя от груди… — Он вздохнул. — Но я ворочусь и дойду! — сказал он решительно. — Время не ушло, я еще не стар…
Он принадлежал Петербургу и
свету, и его трудно было бы представить себе где-нибудь в другом городе, кроме Петербурга, и в другой сфере, кроме
света, то есть известного высшего слоя
петербургского населения, хотя у него есть и служба, и свои дела, но его чаще всего встречаешь в большей части гостиных, утром — с визитами, на обедах, на вечерах: на последних всегда за картами.