— Я не знаю, как
отвечать на ваш вопрос, — сказал он, покраснев, сам не зная от чего. — Я решительно не знаю, что́ это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что́ можно про нее сказать. — Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
Неточные совпадения
— Жду приказа,
ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, —
отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел
на него.
— Не поспеешь,
ваше высокоблагородие, —
отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь
на Козловского.
— Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтоб я ему говорил «
ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, —
отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой
на Билибина.
— Я слишком мало знаю
вашу сестру, —
отвечал князь Андрей с насмешливою улыбкой, под которою он хотел скрыть свое смущение, — чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, — прибавил он и посмотрел
на Пьера, подошедшего в это время к ним.
— Всё вдруг подошло, —
отвечал граф. — Тряпки покупать, а тут еще покупатель
на подмосковную и
на дом. Уж ежели милость
ваша будет, я времячко выберу, съезжу в Марьинское
на денек, вам девчат моих прикину.
— Вы полковник? — кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. — В
вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы
ответите, — кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, — место весьма приятное и
на виду, как говорил Берг.
— Благодарю
вашу светлость, —
отвечал князь Андрей, — но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, — сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел
на него. — А главное, — прибавил князь Андрей, — я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
— Я не проповедую коммунизма, кузина, будьте покойны. Я только
отвечаю на ваш вопрос: «что делать», и хочу доказать, что никто не имеет права не знать жизни. Жизнь сама тронет, коснется, пробудит от этого блаженного успения — и иногда очень грубо. Научить «что делать» — я тоже не могу, не умею. Другие научат. Мне хотелось бы разбудить вас: вы спите, а не живете. Что из этого выйдет, я не знаю — но не могу оставаться и равнодушным к вашему сну.
Хоробиткина (тяжело дыша от волнения). Право, граф, я не знаю, как вам
отвечать на ваши слова!.. Я бы желала знать, что они означают?
— Садитесь и успокойтесь, — остановила Юлия Михайловна, — я
отвечу на ваш первый вопрос: он отлично мне зарекомендован, он со способностями и говорит иногда чрезвычайно умные вещи. Кармазинов уверял меня, что он имеет связи почти везде и чрезвычайное влияние на столичную молодежь. А если я через него привлеку их всех и сгруппирую около себя, то я отвлеку их от погибели, указав новую дорогу их честолюбию. Он предан мне всем сердцем и во всем меня слушается.
Неточные совпадения
—
На что лучше-с! —
отвечал он, — только осмелюсь доложить
вашему высокородию: у нас
на этот счет даже лучше зрелища видеть можно-с!
Воспоминание о вас для
вашего сына может повести к вопросам с его стороны,
на которые нельзя
отвечать, не вложив в душу ребенка духа осуждения к тому, что должно быть для него святыней, и потому прошу понять отказ
вашего мужа в духе христианской любви. Прошу Всевышнего о милосердии к вам.
— Ах, можно ли так подкрадываться? Как вы меня испугали, —
отвечала она. — Не говорите, пожалуйста, со мной про оперу, вы ничего не понимаете в музыке. Лучше я спущусь до вас и буду говорить с вами про
ваши майолики и гравюры. Ну, какое там сокровище купили вы недавно
на толкучке?
«Есть еще одна фатера, —
отвечал десятник, почесывая затылок, — только
вашему благородию не понравится; там нечисто!» Не поняв точного значения последнего слова, я велел ему идти вперед, и после долгого странствовия по грязным переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате,
на самом берегу моря.
Часа через два, когда все
на пристани умолкло, я разбудил своего казака. «Если я выстрелю из пистолета, — сказал я ему, — то беги
на берег». Он выпучил глаза и машинально
отвечал: «Слушаю,
ваше благородие». Я заткнул за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась меня
на краю спуска; ее одежда была более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее гибкий стан.