Неточные совпадения
— Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам
говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих
детей в адъютанты.
— Отчего вы
говорите, что этот молодой человек так богат? — спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. — Ведь у него только незаконные
дети. Кажется… и Пьер незаконный.
— Да, ваша правда, — продолжала графиня. — До сих пор я была, слава Богу, другом своих
детей и пользуюсь полным их доверием, —
говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у
детей их нет тайн от них. — Я знаю, что я всегда буду первою confidente [советницей] моих дочерей, и что Николинька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
— Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chère? — сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. — Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с
детьми танцовал. Зовите непременно, ma chère. Ну, посмотрим, как-то отличится нынче Тарас.
Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, чтó с ним случилось. Что́ же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал
ребенком, про которую он рассеянно
говорил: «да, хороша», когда ему
говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
— Я боюсь за
ребенка, —
говорила она m-lle Bourienne, — Бог знает, что́ может сделаться от испуга.
— Я тебе
говорила, что всё буграми и ямами, — твердила маленькая княгиня, — я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата. И голос ее задрожал, как у собирающегося плакать
ребенка.
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойною улыбкой
говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивою: пусть делает, что́ хочет,
говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь
детей, и что от меня
детей у нее не будет».
Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, — сказал он с мрачною и презрительною усмешкой, — а ты глупее и безумнее малого
ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы
говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал.
— Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда
говорит, что сон всего дороже, — прошептала со вздохом княжна Марья. — Князь Андрей подошел к
ребенку и пощупал его. Он горел.
И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с
ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… —
говорил Пьер, торопясь и шепелявя.
— Charmée de vous voir. Je suis très contente de vous voir, [ — Очень рада вас видеть. Очень рада.] — сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его
ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его с женою, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось,
говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
Вот чтó следует из того, что холодно, а не то чтоб оставаться дома, когда
ребенку нужен воздух, —
говорил он с особенною логичностью, как бы наказывая кого-то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу.
«Неужели это я, та девочка-ребенок (все так
говорили обо мне) — думала Наташа, — неужели я теперь с этой минуты жена, равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим? Неужели это правда? Неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что́ он спросил у меня?»
Сколько раз она ни
говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в
ребенка, уже боявшегося, что вот-вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол.
После тех нечаянных слов о том, что ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не
говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова, для утешения плачущего
ребенка.
— Ехать просилась. Дело женское! Увези ты,
говорит, меня, не погуби ты меня с малыми
детьми; народ,
говорит, весь уехал, чтó,
говорит, мы-то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это
дитя Дона] известие о том, что человек, с которым
говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно-победоносное имя.
Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего, убивают моих
детей, моего отца и
говорят о правилах войны и великодушии к врагам.
— Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и всё наше — детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам
говоришь, что в доме на 100 тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри; вон напротив, у Лопухиных еще третьего дня всё до чиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так
детей.
И
ребенок боится пчел и
говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей.
Был канун зимнего Николина дня, 5-е декабря 1820 года. В этот год Наташа с
детьми и мужем, с начала осени, гостила у брата. Пьер был в Петербурге, куда он поехал по своим особенным делам, как он
говорил, на три недели, и где он теперь проживал уже седьмую. Его ждали каждую минуту.
Это бывало только тогда, когда, как теперь, возвращался муж, когда выздоравливал
ребенок, или когда она с графиней Марьей вспоминала о князе Андрее (с мужем она, предполагая, что он ревнует ее к памяти князя Андрея, никогда не
говорила о нем), и очень редко, когда что-нибудь случайно вовлекало ее в пение, которое она совершенно оставила после замужства.
— Она только до крайности доводит свою любовь к мужу и
детям, —
говорила графиня, — так что это даже глупо.
— Нет, Пьер отлично их нянчит, — сказала Наташа; — он
говорит, что у него рука как раз сделана по задку
ребенка. Посмотрите.
Дети и гувернантки радовались приезду Безухова, потому что никто так не вовлекал их в общую жизнь, как Пьер. Он один умел на клавикордах играть тот экосез (единственная его пьеса), под который можно танцовать, как он
говорил, все возможные танцы, и он привез наверное всем подарки.
— По моему, ты совершенно прав. Я так и сказала Наташе. Пьер
говорит, что все страдают, мучатся, развращаются, и что наш долг помочь ближним. Разумеется, он прав, —
говорила графиня Марья; — но он забывает, что у нас есть другие обязанности ближе, которые сам Бог указал нам, и что мы можем рисковать собой, но не
детьми.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова (Тришке). А ты, скот, подойди поближе. Не
говорила ль я тебе, воровская харя, чтоб ты кафтан пустил шире.
Дитя, первое, растет; другое,
дитя и без узкого кафтана деликатного сложения. Скажи, болван, чем ты оправдаешься?
Столько вмещал он в себе крику, —
говорит по этому поводу летописец, — что от оного многие глуповцы и за себя и за
детей навсегда испугались".
И Левина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым
дети слушали эти слова матери. Они только были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и не верили ни слову из того, что
говорила мать. Они и не могли верить, потому что не могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому не могли представить себе, что то, что они разрушают, есть то самое, чем они живут.
— Не могу сказать, чтоб я был вполне доволен им, — поднимая брови и открывая глаза, сказал Алексей Александрович. — И Ситников не доволен им. (Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание Сережи.) Как я
говорил вам, есть в нем какая-то холодность к тем самым главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого
ребенка, — начал излагать свои мысли Алексей Александрович, по единственному, кроме службы, интересовавшему его вопросу — воспитанию сына.
― Арсений доходит до крайности, я всегда
говорю, ― сказала жена. ― Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И правду
говорит папа, что когда нас воспитывали, была одна крайность ― нас держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже; теперь напротив ― родителей в чулан, а
детей в бельэтаж. Родители уж теперь не должны жить, а всё для
детей.