Неточные совпадения
Человеку свойственно, говорят, отстаивать себя, свою безопасность, безопасность своей семьи, собственность, другими
словами, —
человеку свойственно бороться за свое существование.
Чтобы вполне убедиться в том, что в этих стихах Христос говорит только о вечном законе, стоит вникнуть в значение того
слова, которое подало повод лжетолкованиям. По-русски — закон, по-гречески — νόμος, по-еврейски — тора, как по-русски, по-гречески и по-еврейски имеют два главные значения: одно — самый закон без отношения к его выражению. Другое понятие есть писанное выражение того, что известные
люди считают законом. Различие этих двух значений существует и во всех языках.
Всякий пророк — учитель веры, открывая
людям закон бога, всегда встречает между
людьми уже то, что эти
люди считают законом бога, и не может избежать двоякого употребления
слова закон, означающего то, что эти
люди считают ложно законом бога ваш закон, и то, что есть истинный, вечный закон бога.
Во всех толкованиях делается игра
слов и говорится о том, что Христос исполнил закон Моисея тем, что на нем исполнились пророчества, и о том, что Христос через нас, через веру
людей в себя, исполнил закон.
Слова (Матф. V, 19) — кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так
людей, тот малейшим наречется в царстве небесном, а кто сотворит и научит, тот великим наречется в царстве небесном, — я относил к заповедям Моисея.
Значение, которое я приписывал прежде этим
словам, было то, что всякий должен всегда избегать гнева против
людей, не должен никогда говорить бранных
слов и должен жить в мире со всеми без всякого исключения; но в тексте стояло
слово, исключающее этот смысл.
Все толкователи церкви, особенно напирая на значение
слова: напрасно, объясняют это место так, что не надо оскорблять невинно
людей, не надо говорить бранных
слов, но что гнев не всегда несправедлив, и в подтверждение своего толкования приводят примеры гнева апостолов и святых.
Христос проповедует мир всем простым
людям, и вдруг, как бы оговариваясь в том, что это не относится до всех случаев, а есть случаи, когда можно гневаться на брата, — вставляет
слово «напрасно».
Я думал, что Христос говорит: то, что он высказывал
словами пророка: не жертвы хочу, но милости, т. е. любви к
людям.
Нашелся
человек, который вставил это
слово, и находились
люди, которые одобряли эту вставку и объясняли ее.
Так вот этого
слова Христос не велит говорить ни о каком
человеке.
Мы гневаемся, делаем зло
людям и, чтобы оправдать себя, говорим, что тот, на кого мы гневаемся, пропащий или безумный
человек, И вот этих-то двух
слов не велит Христос говорить о
людях и
людям.
Значение этих
слов представилось мне такое:
человек не должен допускать даже мысли о том, что он может соединяться с другой женщиной, кроме как с тою, с которой он раз уже соединился, и никогда не может, как это было по закону Моисея, переменить эту женщину на другую.
Но поражавшие меня всегда при чтении нагорной проповеди
слова: кроме вины прелюбодеяния, понимаемые так, что
человек может разводиться с женою в случае ее прелюбодеяния, поразили меня теперь еще больше.
Но стоит отнестись к
словам Христа только так, как мы относимся к
словам первого встречного
человека, который с нами говорит, т. е. предполагая, что он говорит то, что говорит, чтобы тотчас же устранилась необходимость всяких глубокомысленных соображений.
Последние
слова, повторенные у Луки о том, что бог не делает различия между
людьми и дает благо всем, и что потому и вы должны быть таковы же, как бог: не делать различия между
людьми и должны не так делать, как язычники, а должны всех любить и всем делать добро одинаково — эти
слова были ясны, они представлялись мне подтверждением и объяснением какого-то ясного правила, но в чем было это правило — я долго не мог понять.
Говорится о том, как трудно любить врагов — злых
людей, и большею частью делаются поправки к
словам Христа; говорится, что нельзя любить врагов, а можно не желать и не делать им зла.
Я представил себе, что всем нам и нашим детям с детства
словом и примером внушается не то, что внушается теперь: что
человек должен соблюдать свое достоинство, отстаивать перед другими свои права (чего нельзя иначе делать, как унижая и оскорбляя других), а внушается то, что ни один
человек не имеет никаких прав и не может быть ниже или выше другого; что ниже и позорнее всех только тот, который хочет стать выше других; что нет более унизительного для
человека состояния, как состояние гнева против другого
человека; что кажущееся мне ничтожество или безумие
человека не может оправдать мой гнев против него и мой раздор с ним.
Вместо устройства нашей жизни, при котором считается необходимым и хорошим, чтобы молодой
человек распутничал до женитьбы, вместо того, чтобы жизнь, разлучающую супругов, считать самой естественной, вместо узаконения сословия женщин, служащих разврату, вместо допускания и благословления развода, — вместо всего этого я представил себе, что нам делом и
словом внушается, что одинокое безбрачное состояние
человека, созревшего для половых сношений и не отрекшегося от них, есть уродство и позор, что покидание
человеком той, с какой он сошелся, перемена ее для другой есть не только такой же неестественный поступок, как кровосмешение, но есть и жестокий, бесчеловечный поступок.
Вместо того, чтобы вся жизнь наша была установлена на насилии, чтобы каждая радость наша добывалась и ограждалась насилием; вместо того, чтобы каждый из нас был наказываемым или наказывающим с детства и до глубокой старости, я представил себе, что всем нам внушается
словом и делом, что месть есть самое низкое животное чувство, что насилие есть не только позорный поступок, но поступок, лишающий
человека истинного счастья, что радость жизни есть только та, которую не нужно ограждать насилием, что высшее уважение заслуживает не тот, кто отнимает или удерживает свое от других и кому служат другие, а тот, кто больше отдает свое и больше служит другим.
Отчего же
люди не делают того, что Христос сказал им и что дает им высшее доступное
человеку благо, чего они вечно желали и желают? И со всех сторон я слышу один, разными
словами выражаемый, один и тот же ответ: «Учение Христа очень хорошо, и правда, что при исполнении его установилось бы царство бога на земле, но оно трудно и потому неисполнимо».
Учение Христа о том, как должны жить
люди, божественно, хорошо и дает благо
людям, но
людям трудно исполнять его. Мы так часто повторяем и слышим это, что нам не бросается в глаза то противоречие, которое находится в этих
словах.
Учение это неисполнимо потому, что жизнь человеческая совершается по известным, не зависимым от воли
человека законам, — говорит наша философия. Философия и вся наука, только другими
словами, говорит совершенно то же, что говорит религия догматом первородного греха и искупления.
И что будет представляться еще трогательнее будущему историку — это то, что он найдет, что у
людей этих был учитель, ясно, определенно указавший им, что им должно делать, чтобы жить счастливее, и что
слова этого учителя были объяснены одними так, что он на облаках придет всё устроить, а другими так, что
слова этого учителя прекрасны, но неисполнимы, потому что жизнь человеческая не такая, какую бы мы хотели, и потому не стоит ею заниматься, а разум человеческий должен быть направлен на изучение законов этой жизни без всякого отношения к благу
человека.
Ну, что же могли вообразить себе эти
люди во дворе, чтобы, поверив
словам учителя, продолжать жизнь попрежнему, отнимать друг у друга, драться, губить добро и себя?
Только этим можно объяснить странное поведение во дворе тех
людей, которые верят, что учитель был бог, и тех, которые считают его умным
человеком и
слова его справедливыми, но продолжают жить по-старому, противно советам учителя.
Люди всё слышали, всё поняли, но только пропустили мимо ушей то, что учитель говорил только о том, что
людям надо делать свое счастье самим здесь, на том дворе, на котором они сошлись, а вообразили себе, что это двор постоялый, а там где-то будет настоящий. И вот от этого вышло то удивительное рассуждение, что
слова учителя очень прекрасны и даже
слова бога, но исполнять их теперь трудно.
Но положим, что
слова Христа о страшном суде и совершении века и другие
слова из Евангелия Иоанна имеют значение обещания загробной жизни для душ умерших
людей, все-таки несомненно и то, что учение его о свете жизни, о царстве бога имеет и то доступное его слушателям и нам теперь значение, что жизнь истинная есть только жизнь сына человеческого по воле отца. Это тем легче допустить, что учение о жизни истинной по воле отца жизни включает в себя понятие о бессмертии и жизни за гробом.
Христос не говорит про эту нашу мнимую жизнь, которую бог должен был дать, но не дал почему-то
людям. Теория грехопадения Адама и вечной жизни в раю и бессмертной души, вдунутой богом в Адама, была неизвестна Христу, и он не упоминал про нее и ни одним
словом не намекнул на существование ее.
Но нельзя же отрицать и того, что он спас и спасает
людей еще и тем, что, указав им на их неизбежную погибель, он, по
словам своим...
Когда я понял учение Христа, только тогда я понял также, что то, что
люди эти называют верой, не есть вера, и что эту-то самую ложную веру и опровергает апостол Иаков в своем послании. (Послание это долго не принималось церковью и, когда было принято, подверглось некоторым извращениям: некоторые
слова выкидываются, некоторые переставляются или переводятся произвольно. Я оставлю принятый перевод, исправляя только неточности по Тишендорфскому тексту.)
По обоим Евангелиям, после
слова, страшного для каждого верующего в личную жизнь и полагающего благо в богатстве мира, после
слов о том, что богатый не войдет в царство бога, и после еще более страшных для
людей, верующих только в личную жизнь,
слов о том, что кто не оставит всего и жизни своей ради учения Христа, тот не спасется, — Петр спрашивает: что же будет нам, последовавшим за тобой и оставившим всё?
Как ни удивительно кажется понявшему учение Христа то заблуждение, по которому признается, что учение Христа очень хорошо для
людей, но неисполнимо; но заблуждение, по которому признается, что
человек, желающий не на
словах, а на деле исполнять учение Христа, должен уйти из мира, — еще удивительнее.
Для того, чтобы понять это
слово в его настоящем значении, надо прежде всего отрешиться совершенно от сделавшегося, вследствие догмата искупления, столь привычным нам представления о том, что блаженство
человека есть праздность.
Словами:
человек не затем живет, чтобы на него работали, а чтобы самому работать на других, Христос устанавливает ту основу, которая, несомненно, обеспечивает материальное существование
человека, а
словами: трудящийся достоин пропитания, Христос устраняет то столь обыкновенное возражение против возможности исполнения учения, которое состоит в том, что
человек, исполняющий учение Христа среди не исполняющих, погибнет от голода и холода.
«Какая шестая заповедь божия? — Не убий. Не убий — не убивай. — Что бог запрещает этой заповедью? — Запрещает убивать, т. е. лишать жизни
человека. — Грех ли наказывать по закону преступника смертью и убивать неприятеля на войне? «Не грех. Преступника лишают жизни, чтобы прекратить великое зло, которое он делает; неприятеля убивают на войне потому, что на войне сражаются за государя и отечество». И этими
словами ограничивается объяснение того, почему отменяется заповедь бога. Я не поверил своим глазам.
Это не прокламации, которые распространяются тайно, под страхом каторги, а это прокламации, несогласие с которыми наказывается каторгой. Я теперь пишу это, и мне жутко только за то, что я позволяю себе сказать, что нельзя отменять главную заповедь бога, написанную во всех законах и во всех сердцах, ничего не объясняющими
словами: по должности, за государя и отечество, и что не должно учить этому
людей.
Христос показал мне, что единство сына человеческого, любовь
людей между собой не есть, как мне прежде казалось, цель, к которой должны стремиться
люди, но что это единство, эта любовь
людей между собой есть их естественное блаженное состояние, то, в котором родятся дети, по
словам его, и то, в котором живут всегда все
люди до тех пор, пока состояние это не нарушается обманом, заблуждением, соблазнами.
Я понимаю теперь
слова Христа: бог сотворил вначале
человека — мужчиной и женщиной, так чтобы два были одно, и что поэтому
человек не может и не должен разъединять то, что соединил бог.
Я понимаю теперь значение
слов:
человек рожден не для того, чтобы на него работали, но чтобы самому работать на других, и значение
слов: трудящийся достоин пропитания.
Я верю, что разумная жизнь моя — свет мой на то только и дан мне, чтобы светить перед
человеками не
словами, но добрыми делами, чтобы
люди прославляли отца (Матф. V, 16).
Церковь, составлявшаяся из тех, которые думали соединить
людей воедино тем, что они с заклинаниями утверждали про себя, что они в истине, давно уже умерла. Но церковь, составленная из
людей не обещаниями, не помазанием, а делами истины и блага, соединенными воедино — эта церковь всегда жила и будет жить. Церковь эта как прежде, так и теперь составляется не из
людей, взывающих: господи, господи! и творящих беззаконие (Матф. VII, 21, 22), но из
людей, слушающих
слова сии и исполняющих их.