Неточные совпадения
Я прожил на свете 55 лет и, за исключением 14 или 15 детских, 35 лет я прожил нигилистом в настоящем значении этого слова, то есть
не социалистом и революционером, как обыкновенно
понимают это слово, а нигилистом в
смысле отсутствия всякой веры.
Когда я
понял, что слова:
не противься злу, значат:
не противься злу, всё мое прежнее представление о
смысле учения Христа вдруг изменилось, и я ужаснулся перед тем
не то что непониманием, а каким-то странным пониманием учения, в котором я находился до сих пор.
Я знал это с детства, но отчего же я
не понимал этих простых слов просто, а искал в них какой-то иносказательный
смысл?
Теперь,
поняв прямой
смысл учения, я вижу ясно то странное противоречие с самим собой, в котором я находился. Признав Христа богом и учение его божественным и вместе с тем устроив свою жизнь противно этому учению, что же оставалось, как
не признавать учение неисполнимым? На словах я признал учение Христа священным, на деле я исповедывал совсем
не христианское учение и признавал и поклонялся учреждениям
не христианским, со всех сторон обнимающим мою жизнь.
Первое, что поразило меня, когда я
понял заповедь о непротивлении злу в ее прямом значении, было то, что суды человеческие
не только
не сходятся с нею, но прямо противны ей, противны и
смыслу всего учения, и что поэтому Христос, если подумал о судах, то должен был отрицать их.
Вижу, что слова Христа:
не судите и
не осуждайте, были поняты его первыми учениками так же, как я их
понял теперь, в их прямом
смысле:
не судите в судах —
не участвуйте в них.
Все на самые различные лады
понимают учение Христа, но только
не в том прямом простом
смысле, который неизбежно вытекает из его слов.
Мы устроили всю свою жизнь на тех самых основах, которые он отрицает,
не хотим
понять его учение в его простом и прямом
смысле и уверяем себя и других, или что мы исповедуем его учение, или что учение его нам
не годится.
Теперь же, признав простой и прямой
смысл учения Христа, я
понял, что два закона эти противоположны и что
не может быть и речи о соглашении их или восполнении одного другим, что необходимо принять один из двух и что толкование стихов 17—20 пятой главы Матфея, и прежде поражавших меня своей неясностью, должно быть неверно.
И,
поняв смысл и цель этих объяснений, я
понял, что предписание Христа о клятве совсем
не так ничтожно, легко и незначительно, как оно мне казалось, когда я в числе клятв, запрещенных Христом,
не считал государственную присягу.
Эта четвертая заповедь была первая заповедь, которую я
понял и которая открыла мне
смысл всех остальных. Четвертая простая, ясная, исполнимая заповедь говорит: никогда силой
не противься злому, насилием
не отвечай на насилие: бьют тебя — терпи, отнимают — отдай, заставляют работать — работай, хотят взять у тебя то, что ты считаешь своим — отдавай.
Стоит только
понимать слово враг в
смысле врага народного и ближнего — в
смысле земляка, чтобы затруднения этого вовсе
не было.
И,
поняв таким образом эти столь простые, определенные,
не подверженные никаким перетолкованиям заповеди Христа, я спросил себя: что бы было, если бы весь христианский мир поверил в эти заповеди
не в том
смысле, что их нужно петь или читать для умилостивления бога, а что их нужно исполнять для счастия людей?
Стоит вдуматься в
смысл учения Христа о жизни вечной в боге, стоит восстановить в своем воображении учение еврейских пророков, чтобы
понять, что если бы Христос хотел проповедовать учение о воскресении мертвых, которое тогда только начинало входить в Талмуд и было предметом спора, то он ясно и определенно высказал бы это учение; он же, наоборот,
не только
не сделал этого, но даже отверг его, и во всех Евангелиях нельзя найти ни одного места, которое бы подтверждало это учение.
От этого происходит то, что все эти люди, начиная от Конта, Страуса, Спенсера и Ренана,
не понимая смысла речей Христа, не понимая того, к чему и зачем они сказаны, не понимая даже и вопроса, на который они служат ответом, не давая себе даже труда вникнуть в смысл их, прямо, если они враждебно настроены, отрицают разумность учения; если же они хотят быть снисходительны к нему, то с высоты своего величия поправляют его, предполагая, что Христос хотел сказать то самое, что они думают, но не сумел этого сделать.
Он быстро привык к новому месту. Механически исполнительный, всегда готовый услужить каждому, чтобы поскорее отделаться от него, он покорно подчинялся всем и ловко прятался за своей работой от холодного любопытства и жестоких выходок сослуживцев. Молчаливый и скромный, он создал себе в углу незаметное существование и жил,
не понимая смысла дней, пёстро и шумно проходивших мимо его круглых, бездонных глаз.
Неточные совпадения
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и
не обещались ли они другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити слушала слова молитвы, желая
понять их
смысл, но
не могла. Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.
Эффект, производимый речами княгини Мягкой, всегда был одинаков, и секрет производимого ею эффекта состоял в том, что она говорила хотя и
не совсем кстати, как теперь, но простые вещи, имеющие
смысл. В обществе, где она жила, такие слова производили действие самой остроумной шутки. Княгиня Мягкая
не могла
понять, отчего это так действовало, но знала, что это так действовало, и пользовалась этим.
В сущности, понимавшие, по мнению Вронского, «как должно» никак
не понимали этого, а держали себя вообще, как держат себя благовоспитанные люди относительно всех сложных и неразрешимых вопросов, со всех сторон окружающих жизнь, — держали себя прилично, избегая намеков и неприятных вопросов. Они делали вид, что вполне
понимают значение и
смысл положения, признают и даже одобряют его, но считают неуместным и лишним объяснять всё это.
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду
не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее —
не только
не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный
смысл добра, который я властен вложить в нее!»
— Для тебя это
не имеет
смысла, потому что до меня тебе никакого дела нет. Ты
не хочешь
понять моей жизни. Одно, что меня занимало здесь, — Ганна. Ты говоришь, что это притворство. Ты ведь говорил вчера, что я
не люблю дочь, а притворяюсь, что люблю эту Англичанку, что это ненатурально; я бы желала знать, какая жизнь для меня здесь может быть натуральна!