Неточные совпадения
Направление моей жизни — желания мои стали другие:
и доброе и злое переменилось местами.
С тех первых пор детства почти, когда я стал для себя читать Евангелие, во всем Евангелии трогало
и умиляло меня больше всего то учение Христа, в котором проповедуется любовь, смирение, унижение, самоотвержение
и возмездие
добром за
зло.
У Луки, гл. VI, с 37 по 49, слова эти сказаны тотчас после учения о непротивлении
злу и о воздаянии
добром за
зло. Тотчас после слов: «будьте милосерды, как отец ваш на небе», сказано: «не судите,
и не будете судимы, не осуждайте,
и не будете осуждены». Не значит ли это, кроме осуждения ближнего,
и то, чтобы не учреждать судов
и не судить в них ближних? спросил я себя теперь.
И стоило мне только поставить себе этот вопрос, чтобы
и сердце
и здравый смысл тотчас же ответили мне утвердительно.
Христос говорит: не разбирать
добрых и злых.
Но этого тоже нет, напротив, ясно по связи речи, что, говоря: не судите, Христос говорит именно о судах, учреждениях: по Матфею
и Луке, перед тем, чтобы сказать: не судите
и не осуждайте, он говорит: не противьтесь
злому, терпите
зло, делайте
добро всем.
В Евангелии, каждое слово которого мы считаем священным, прямо
и ясно сказано: у вас был уголовный закон — зуб за зуб, а я даю вам новый: не противьтесь
злому; все исполняйте эту заповедь: не делайте
зла за
зло, а делайте всегда
и всем
добро, всех прощайте.
Только
добро, встречая
зло и не заражаясь им, побеждает
зло.
И ученик Христа может увереннее, чем Галилей, в виду всех возможных соблазнов
и угроз, утверждать: «
И все-таки, не насилием, а
добром только вы уничтожите
зло».
Иоанн Златоуст не говорит: чем будет руководствоваться кто-нибудь другой в определении
злых? Что если он сам
злой и будет сажать в темницу
добрых?
Состояние человека трудящегося, страдающего, избирающего
добро и избегающего
зла и умирающего, то, которое есть
и помимо которого мы не можем себе ничего представить, по учению этой веры не есть настоящее положение человека, а есть несвойственное ему, случайное, временное положение.
Только благодаря этому ложному учению, всосавшемуся в плоть
и кровь наших поколений, могло случиться то удивительное явление, что человек точно выплюнул то яблоко познания
добра и зла, которое он, по преданию, съел в раю,
и, забыв то, что вся история человека только в том, чтобы разрешать противоречия разумной
и животной природы, стал употреблять свой разум на то, чтобы находить законы исторические одной своей животной природы.
В другой раз: в книге Бытия III, 22, бог говорит: вот человек съел плода от древа познания
добра и зла и стал таким, как мы (одним из нас); как бы он не протянул руки
и не взял с древа жизни
и не съел
и не стал бы жить вечно.
Во второй главе говорится о том, как человек познал
добро и зло.
Я знаю теперь, что
и неприятели
и так называемые злодеи
и разбойники, все — люди, точно такие же сыны человеческие, как
и я, так же любят
добро и ненавидят
зло, так же живут накануне смерти
и так же, как
и я, ищут спасения
и найдут его только в учении Христа.
Всякое
зло, которое они сделают мне, будет
злом для них же,
и потому они должны делать мне
добро.
Он показал ей, что и где писать, и она села за стол, оправляя левой рукой рукав правой; он же стоял над ней и молча глядел на ее пригнувшуюся к столу спину, изредка вздрагивавшую от сдерживаемых рыданий, и в душе его боролись два чувства —
зла и добра: оскорбленной гордости и жалости к ней, страдающей, и последнее чувство победило.
Неточные совпадения
Иной
добра не делает, //
И зла за ним не видится, // Иного не поймешь.
Нет спора, что можно
и даже должно давать народам случай вкушать от плода познания
добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою
и притом так, чтобы можно было во всякое время отнять его от слишком лакомых уст.
«Ну-ка, пустить одних детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили молоко
и т. д. Стали бы они шалить? Они бы с голоду померли. Ну-ка, пустите нас с нашими страстями, мыслями, без понятия о едином Боге
и Творце! Или без понятия того, что есть
добро, без объяснения
зла нравственного».
Обманутый муж, представлявшийся до сих пор жалким существом, случайною
и несколько комическою помехой его счастью, вдруг ею же самой был вызван, вознесен на внушающую подобострастие высоту,
и этот муж явился на этой высоте не
злым, не фальшивым, не смешным, но
добрым, простым
и величественным.
Я глубоко чувствовал
добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы
и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже.