Неточные совпадения
Мы так привыкли к тому, по меньшей мере странному толкованию, что фарисеи и какие-то злые иудеи распяли Христа, что тот простой вопрос о том, где же
были те не фарисеи и не злые, а настоящие иудеи, державшие закон, и не приходит нам
в голову. Стоит задать себе этот вопрос, чтобы всё стало совершенно ясно. Христос —
будь он бог или человек — принес свое учение
в мир среди народа, державшегося закона, определявшего всю жизнь людей и называвшегося законом бога. Как мог отнестись к этому закону Христос?
Значение, которое я приписывал прежде этим словам,
было то, что всякий должен всегда избегать гнева против людей, не должен никогда говорить бранных слов и должен жить
в мире со всеми без всякого исключения; но
в тексте стояло слово, исключающее этот смысл.
Христос проповедует
мир всем простым людям, и вдруг, как бы оговариваясь
в том, что это не относится до всех случаев, а
есть случаи, когда можно гневаться на брата, — вставляет слово «напрасно».
И, поняв таким образом эти столь простые, определенные, не подверженные никаким перетолкованиям заповеди Христа, я спросил себя: что бы
было, если бы весь христианский
мир поверил
в эти заповеди не
в том смысле, что их нужно
петь или читать для умилостивления бога, а что их нужно исполнять для счастия людей?
Мы все
будем молиться, пользоваться благодатью таинств, верить
в искупление и спасение наше и всего
мира Христом, и все-таки спасение это произойдет не от нас, а оттого, что придет время конца
мира.
Все люди
будут братья и всякий
будет всегда
в мире с другими, наслаждаясь всеми благами
мира тот срок жизни, который уделен ему богом.
В этом удивительном рассуждении: христианское учение хорошо и дает благо
миру; но люди слабы, люди дурны и хотят лучше делать, а делают хуже, и потому не могут делать лучше, —
есть очевидное недоразумение.
«Если я один среди
мира людей, не исполняющих учение Христа, — говорят обыкновенно, — стану исполнять его,
буду отдавать то, что имею,
буду подставлять щеку, не защищаясь,
буду даже не соглашаться на то, чтобы идти присягать и воевать, меня оберут, и если я не умру с голода, меня изобьют до смерти, и если не изобьют, то посадят
в тюрьму или расстреляют, и я напрасно погублю всё счастье своей жизни и всю свою жизнь».
По понятию евреев, китайцев, индусов и всех людей
мира, не верующих
в догмат падения человека и искупления его, жизнь
есть жизнь, как она
есть.
Всякое осмысливание личной жизни, если она не основывается на отречении от себя для служения людям, человечеству — сыну человеческому,
есть призрак, разлетающийся при первом прикосновении разума.
В том, что моя личная жизнь погибает, а жизнь всего
мира по воле отца не погибает и что одно только слияние с ней дает мне возможность спасения,
в этом я уж не могу усомнится. Но это так мало
в сравнении с теми возвышенными религиозными верованиями
в будущую жизнь! Хоть мало, но верно.
Что мне делать? Жить, как все, или жить по учению Христа? Я понял учение Христа
в его заповедях и вижу, что исполнение их дает блаженство и мне и всем людям
мира. Я понял, что исполнение этих заповедей
есть воля того начала всего, от которого произошла и моя жизнь.
По обоим Евангелиям, после слова, страшного для каждого верующего
в личную жизнь и полагающего благо
в богатстве
мира, после слов о том, что богатый не войдет
в царство бога, и после еще более страшных для людей, верующих только
в личную жизнь, слов о том, что кто не оставит всего и жизни своей ради учения Христа, тот не спасется, — Петр спрашивает: что же
будет нам, последовавшим за тобой и оставившим всё?
Был свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего
в мир.
В мире был, и
мир произошел через него, и
мир его не познал.
]состоит
в том, что свет пришел
в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет; потому что дела их
были злы.
«Отец, — говорит он ученикам
в той же главе (16), — даст вам другого утешителя, и тот
будет с вами вовек. Утешитель этот — дух истины, которого
мир не видит и не знает, а вы знаете, потому что он при вас и
в вас
будет».
Мы составили себе ни на чем, кроме как на нашей злости и личных похотях основанное ложное представление о нашей жизни и о жизни
мира, и веру
в это ложное представление, связанное внешним образом с учением Христа, считаем самым нужным и важным для жизни. Не
будь этого веками поддерживаемого людьми доверия ко лжи, ложь нашего представления о жизни и истина учения Христа обнаружились бы давно.
В нашем европейском обществе на заявление Христа, — что он пришел
в мир для того, чтобы свидетельствовать о истине, и что потому всякий, кто — от истины, слышит его, на эти слова все давно уже отвечали себе словами Пилата: что
есть истина?
Все
в нашем
мире живут не только без истины, не только без желания узнать ее, но с твердой уверенностью, что из всех праздных занятий самое праздное
есть искание истины, определяющей жизнь человеческую.
Есть только два пути, говорят нам наши учителя: верить и повиноваться нам и властям и участвовать
в том зле, которое мы учредили, или уйти из
мира и идти
в монастырь, не спать и не
есть или на столбе гноить свою плоть, сгибаться и разгибаться и ничего не делать для людей; или признать учение Христа неисполнимым и потому признать освященную религией беззаконность жизни; или отречься от жизни, что равносильно медленному самоубийству.
Христос, правда, упоминает, что тем, которые послушают его, предстоят гонения от тех, которые не послушают его; но он не говорит, чтобы ученики что-нибудь потеряли от этого. Напротив, он говорит, что ученики его
будут иметь здесь,
в мире этом, больше радостей, чем не ученики.
Разбирая отвлеченно вопрос о том, чье положение
будет лучше: учеников Христа или учеников
мира? нельзя не видеть, что положение учеников Христа должно
быть лучше уже потому, что ученики Христа, делая всем добро, не
будут возбуждать ненависти
в людях.
В своей исключительно
в мирском смысле счастливой жизни я наберу страданий, понесенных мною во имя учения
мира, столько, что их достало бы на хорошего мученика во имя Христа. Все самые тяжелые минуты моей жизни, начиная от студенческого пьянства и разврата до дуэлей, войны и до того нездоровья и тех неестественных и мучительных условий жизни,
в которых я живу теперь, — всё это
есть мученичество во имя учения
мира.
Были когда-то, говорят, мученики Христа, но это
было исключение; их насчитывают у нас 380 тысяч — вольных и невольных за 1800 лет; но сочтите мучеников
мира, — и на одного мученика Христа придется тысяча мучеников учения
мира, которых страдания
в сто раз ужаснее. Одних убитых на воинах нынешнего столетия насчитывают тридцать миллионов человек.
Разница между учением Христа и учением нашего
мира о труде —
в том, что по учению
мира работа
есть особенная заслуга человека,
в которой он считается с другими и предполагает, что имеет право на большее пропитание, чем больше его работа; по учению же Христа: работа — труд
есть необходимое условие жизни человека, а пропитание
есть неизбежное последствие его.
При теперешнем устройстве
мира люди, не исполняющие законов Христа, но трудящиеся для ближнего, не имея собственности, не умирают от голода. Как же возражать против учения Христа, что исполняющие его учение, т. е. трудящиеся для ближнего, умрут от голода? Человек не может умереть от голода, когда
есть хлеб у богатого.
В России
в каждую данную минуту
есть всегда миллионы людей, живущих без всякой собственности, только трудом своим.
Если бы Христос не сделал того, что он сделал, т. е. чудо насыщения тысячи народа пятью хлебами, то
было бы то, что происходит теперь
в мире.
Учение Христа устанавливает царство бога на земле. Несправедливо то, чтобы исполнение этого учения
было трудно: оно не только не трудно, но неизбежно для человека, узнавшего его. Учение это дает единственно возможное спасение от неизбежно предстоящей погибели личной жизни. Наконец, исполнение этого учения не только не призывает к страданиям и лишениям
в этой жизни, но избавляет от девяти десятых страданий, которые мы несем во имя учения
мира.
Христианская церковь признала и освятила всё то, что
было в языческом
мире.
Мир делал всё, что хотел, предоставляя церкви, как она умеет,
поспевать за ним
в своих объяснениях смысла жизни.
Но пришло время и свет истинного учения Христа, которое
было в Евангелиях, несмотря на то, что церковь, чувствуя свою неправду, старалась скрывать его (запрещая переводы Библии), — пришло время, и свет этот через так называемых сектантов, даже через вольнодумцев
мира проник
в народ, и неверность учения церкви стала очевидна людям, и они стали изменять свою прежнюю, оправданную церковью жизнь на основании этого помимо церкви дошедшего до них учения Христа.
Только
в нашем христианском
мире, на место учения о жизни и объяснения, почему жизнь должна
быть такая, а не иная, т. е. на место религии подставилось одно объяснение того, почему жизнь должна
быть такою, какою она
была когда-то прежде, и религией стало называться то, что никому ни на что не нужно: а сама жизнь стала независима от всякого учения, т. е. осталась без всякого определения.
Люди эти часто вовсе не знают учения Христа, не понимают его, часто не принимают, так же как и враги их, главной основы Христовой веры — непротивления злу, часто даже ненавидят Христа; но вся их вера
в то, какова должна
быть жизнь, почерпнута из учения Христа. Как бы ни гнали этих людей, как бы ни клеветали на них, но это — единственные люди, не покоряющиеся безропотно всему, что велят, и потому это — единственные люди нашего
мира, живущие не животной, а разумной жизнью, — единственные верующие люди.
Была церковь, которая проводила разумное учение Христа
в жизнь
мира.
Учение Христа одинаково неизбежно для каждого человека нашего
мира,
в каком бы он ни
был состоянии.
Учение Христа не может не
быть принято теми верующими иудеями, буддистами, магометанами и другими, которые усомнились бы
в истинности своего закона; еще менее — оно не может не
быть принято людьми нашего, христианского
мира, которые не имеют теперь никакого нравственного закона.
Он сказал еще (Иоан. XVI, 33): «Сие сказал я вам, чтобы вы имели во мне
мир.
В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: я победил
мир».
Вера, побеждающая
мир,
есть вера
в учение Христа.
Я верю, что жизнь моя по учению
мира была мучительна и что только жизнь по учению Христа дает мне
в этом
мире то благо, которое предназначил мне отец жизни.
Я знаю теперь, что всякое оставление мужчины или женщины, которые сошлись
в первый раз, и
есть тот самый развод, который Христос запрещает людям потому, что оставленные первыми супругами мужья и жены вносят весь разврат
в мир.