Неточные совпадения
Такова и оставалась для меня всегда сущность христианства,
то, что я сердцем любил в нем,
то,
во имя чего я после отчаяния, неверия признал истинным
тот смысл, который придает жизни христианский трудовой народ, и
во имя чего я подчинил себя
тем же верованиям, которые исповедует этот народ, т. е. православной церкви.
А
тем, которые приняли его, верующим
во имя его, дал власть быть чадами божиими.
То есть не
то дорого в христианском учении, что вечно и общечеловечно, что нужно для жизни и разумно, а важно и дорого в христианстве
то, что совершенно непонятно и потому ненужно, и
то,
во имя чего побиты миллионы людей.
В своей исключительно в мирском смысле счастливой жизни я наберу страданий, понесенных мною
во имя учения мира, столько, что их достало бы на хорошего мученика
во имя Христа. Все самые тяжелые минуты моей жизни, начиная от студенческого пьянства и разврата до дуэлей, войны и до
того нездоровья и
тех неестественных и мучительных условий жизни, в которых я живу теперь, — всё это есть мученичество
во имя учения мира.
Пройдите по большой толпе людей, особенно городских, и вглядитесь в эти истомленные, тревожные, больные лица и потом вспомните свою жизнь и жизнь людей, подробности которой вам довелось узнать; вспомните все
те насильственные смерти, все
те самоубийства, о которых вам довелось слышать, и спросите:
во имя чего все эти страдания, смерти и отчаяния, приводящие к самоубийствам?
Не мучеником надо быть
во имя Христа, не этому учит Христос. Он учит
тому, чтобы перестать мучить себя
во имя ложного учения мира.
Мы так привыкли к этому, что учение Христа о
том, что счастье человека не может зависеть от власти и именья, что богатый не может быть счастлив, представляется нам требованием жертвы
во имя будущих благ.
Учение Христа устанавливает царство бога на земле. Несправедливо
то, чтобы исполнение этого учения было трудно: оно не только не трудно, но неизбежно для человека, узнавшего его. Учение это дает единственно возможное спасение от неизбежно предстоящей погибели личной жизни. Наконец, исполнение этого учения не только не призывает к страданиям и лишениям в этой жизни, но избавляет от девяти десятых страданий, которые мы несем
во имя учения мира.
Теперь я не могу содействовать ничему
тому, что внешне возвышает меня над людьми, отделяет от них; не могу, как я прежде это делал, признавать ни за собой, ни за другими никаких званий, чинов и наименований, кроме звания и
имени человека; не могу искать славы и похвалы, не могу искать таких знаний, которые отделяли бы меня от других, не могу не стараться избавиться от своего богатства, отделяющего меня от людей, не могу в жизни своей, в обстановке ее, в пище, в одежде,
во внешних приемах не искать всего
того, что не разъединяет меня, а соединяет с большинством людей.
Всё
то, что прежде казалось мне хорошим и высоким, обязательство верности правительству, подтверждаемое присягой, вымогание этой присяги от людей и все поступки, противные совести, совершаемые
во имя этой присяги, — всё это представилось теперь мне и дурным и низким.
Неточные совпадения
Как бы
то ни было, но деятельность Двоекурова в Глупове была, несомненно, плодотворна. Одно
то, что он ввел медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа, доказывает, что он был по прямой линии родоначальником
тех смелых новаторов, которые спустя три четверти столетия вели войны
во имя картофеля. Но самое важное дело его градоначальствования — это, бесспорно, записка о необходимости учреждения в Глупове академии.
Несмотря, однако ж, на такую размолвку, гость и хозяин поужинали вместе, хотя на этот раз не стояло на столе никаких вин с затейливыми
именами. Торчала одна только бутылка с каким-то кипрским, которое было
то, что называют кислятина
во всех отношениях. После ужина Ноздрев сказал Чичикову, отведя его в боковую комнату, где была приготовлена для него постель:
— Что ж, коли он заслуживает презрения! Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно
во мне случайно, что оно не вызвано
тем самым народным духом,
во имя которого вы так ратуете?
— Мы — бога
во Христе отрицаемся, человека же — признаем! И был он, Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр
тот, кого люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры в духа. Только дух — сам от себя, а все иные боги — от разума, от ухищрений его, и под
именем Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
«Видно, не дано этого блага
во всей его полноте, — думал он, — или
те сердца, которые озарены светом такой любви, застенчивы: они робеют и прячутся, не стараясь оспаривать умников; может быть, жалеют их, прощают им
во имя своего счастья, что
те топчут в грязь цветок, за неимением почвы, где бы он мог глубоко пустить корни и вырасти в такое дерево, которое бы осенило всю жизнь».