Неточные совпадения
Он
прочел письма. Одно было очень неприятное — от купца, покупавшего лес в имении жены. Лес этот необходимо было продать; но теперь, до примирения с женой, не могло быть
о том речи. Всего же неприятнее тут было то, что этим подмешивался денежный интерес в предстоящее дело его примирения с женою. И мысль, что он может руководиться этим интересом, что он для продажи этого леса будет искать примирения с женой, — эта мысль оскорбляла его.
Он
прочел руководящую статью, в которой объяснялось, что в наше время совершенно напрасно поднимается вопль
о том, будто бы радикализм угрожает поглотить все консервативные элементы и будто бы правительство обязано принять меры для подавления революционной гидры, что, напротив, «по нашему мнению, опасность лежит не в мнимой революционной гидре, а в упорстве традиционности, тормозящей прогресс», и т. д.
Он
прочел и другую статью, финансовую, в которой упоминалось
о Бентаме и Милле и подпускались шпильки министерству.
Он
прочел и
о том, что граф Бейст, как слышно, проехал в Висбаден, и
о том, что нет более седых волос, и
о продаже легкой кареты, и предложение молодой особы; но эти сведения не доставляли ему, как прежде, тихого, иронического удовольствия.
Степан Аркадьич мог быть спокоен, когда он думал
о жене, мог надеяться, что всё образуется, по выражению Матвея, и мог спокойно
читать газету и пить кофе; но когда он увидал ее измученное, страдальческое лицо, услыхал этот звук голоса, покорный судьбе и отчаянный, ему захватило дыхание, что-то подступило к горлу, и глаза его заблестели слезами.
Левин встречал в журналах статьи,
о которых шла речь, и
читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов
о происхождении человека как животного,
о рефлексах,
о биологии и социологии, с теми вопросами
о значении жизни и смерти для себя самого, которые в последнее время чаще и чаще приходили ему на ум.
— Я нездоров, я раздражителен стал, — проговорил, успокоиваясь и тяжело дыша, Николай Левин, — и потом ты мне говоришь
о Сергей Иваныче и его статье. Это такой вздор, такое вранье, такое самообманыванье. Что может писать
о справедливости человек, который ее не знает? Вы
читали его статью? — обратился он к Крицкому, опять садясь к столу и сдвигая с него до половины насыпанные папиросы, чтоб опростать место.
Он
читал книгу, думал
о том, что
читал, останавливаясь, чтобы слушать Агафью Михайловну, которая без устали болтала; и вместе с тем разные картины хозяйства и будущей семейной жизни без связи представлялись его воображению.
Он слушал разговор Агафьи Михайловны
о том, как Прохор Бога забыл, и на те деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить, пьет без просыпу и жену избил до смерти; он слушал и
читал книгу и вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением.
Читала ли она, как героиня романа ухаживала за больным, ей хотелось ходить неслышными шагами по комнате больного;
читала ли она
о том, как член парламента говорил речь, ей хотелось говорить эту речь;
читала ли она
о том, как леди Мери ехала верхом за стаей и дразнила невестку и удивляла всех своею смелостью, ей хотелось это делать самой.
—
О, нет! — отвечала она, встав за ним и провожая его чрез залу в кабинет. — Что же ты
читаешь теперь? — спросила она.
Вернувшись домой, Алексей Александрович прошел к себе в кабинет, как он это делал обыкновенно, и сел в кресло, развернув на заложенном разрезным ножом месте книгу
о папизме, и
читал до часу, как обыкновенно делал; только изредка он потирал себе высокий лоб и встряхивал голову, как бы отгоняя что-то.
Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей и чувств, которых он не мог передать окружающим, и теперь он изливал в Степана Аркадьича и поэтическую радость весны, и неудачи и планы хозяйства, и мысли и замечания
о книгах, которые он
читал, и в особенности идею своего сочинения, основу которого, хотя он сам не замечал этого, составляла критика всех старых сочинений
о хозяйстве.
Вронский взял письмо и записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от матери с упреками за то, что он не приезжал, и записка от брата, в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё
о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно
прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
Но она не слушала его слов, она
читала его мысли по выражению лица. Она не могла знать, что выражение его лица относилось к первой пришедшей Вронскому мысли —
о неизбежности теперь дуэли. Ей никогда и в голову не приходила мысль
о дуэли, и поэтому это мимолетное выражение строгости она объяснила иначе.
Пообедав, Левин сел, как и обыкновенно, с книгой на кресло и,
читая, продолжал думать
о своей предстоящей поездке в связи с книгою.
—
Прочти,
о тебе Долли пишет, — начала было Кити улыбаясь, но вдруг остановилась, заметив переменившееся выражение лица мужа.
Левин, которого давно занимала мысль
о том, чтобы помирить братьев хотя перед смертью, писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ,
прочел это письмо больному. Сергей Иванович писал, что не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.
Воспоминание
о жене, которая так много была виновата пред ним и пред которою он был так свят, как справедливо говорила ему графиня Лидия Ивановна, не должно было бы смущать его; но он не был спокоен: он не мог понимать книги, которую он
читал, не мог отогнать мучительных воспоминаний
о своих отношениях к ней,
о тех ошибках, которые он, как ему теперь казалось, сделал относительно ее.
Она выписывала все те книги,
о которых с похвалой упоминалось в получаемых ею иностранных газетах и журналах, и с тою внимательностью к читаемому, которая бывает только в уединении,
прочитывала их.
Левин
читал Катавасову некоторые места из своего сочинения, и они понравились ему. Вчера, встретив Левина на публичной лекции, Катавасов сказал ему, что известный Метров, которого статья так понравилась Левину, находится в Москве и очень заинтересован тем, что ему сказал Катавасов
о работе Левина, и что Метров будет у него завтра в одиннадцать часов и очень рад познакомиться с ним.
—
О, да, это очень… — сказал Степан Аркадьич, довольный тем, что будут
читать и дадут ему немножко опомниться. «Нет, уж видно лучше ни
о чем не просить нынче» — думал он, — только бы, не напутав, выбраться отсюда».
— Да, я
читал, — отвечал Сергей Иваныч. Они говорили
о последней телеграмме, подтверждавшей то, что три дня сряду Турки были разбиты на всех пунктах и бежали и что на завтра ожидалось решительное сражение.
Другое было то, что,
прочтя много книг, он убедился, что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого не подразумевали под ними и что они, ничего не объясняя, только отрицали те вопросы, без ответа на которые он чувствовал, что не мог жить, а старались разрешить совершенно другие, не могущие интересовать его вопросы, как, например,
о развитии организмов,
о механическом объяснении души и т. п.
Левин
прочел второй том сочинений Хомякова и, несмотря на оттолкнувший его сначала полемический, элегантный и остроумный тон, был поражен в них учением
о церкви.
Но,
прочтя потом историю церкви католического писателя и историю церкви православного писателя и увидав, что обе церкви, непогрешимые по сущности своей, отрицают одна другую, он разочаровался и в Хомяковском учении
о церкви, и это здание рассыпалось таким же прахом, как и философские постройки.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет,
о петербургском ничего нет, а
о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не
читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите,
прочту?
Правдин. Если вы приказываете. (
Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня жить несколько лет в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь
о вас известии. Я теперь в Москве, прожив несколько лет в Сибири. Я могу служить примером, что трудами и честностию состояние свое сделать можно. Сими средствами, с помощию счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»
Г-жа Простакова. Полно, братец,
о свиньях — то начинать. Поговорим-ка лучше
о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись,
прочти всем нам вслух.
Одет в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным"Устав
о неуклонном сечении", но, по-видимому, не
читает его, а как бы удивляется, что могут существовать на свете люди, которые даже эту неуклонность считают нужным обеспечивать какими-то уставами.
Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал
о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание
о ней, и я вам
прочел ее эпитафию.