Неточные совпадения
— Что ты! Вздор какой! Это ее манера…. Ну давай же, братец, суп!… Это ее манера, grande dame, [важной дамы,] — сказал Степан Аркадьич. — Я тоже приеду, но мне на спевку к графине Бониной надо. Ну как же ты не дик? Чем же
объяснить то, что ты вдруг исчез из Москвы? Щербацкие меня спрашивали о тебе беспрестанно, как будто я должен знать. А я знаю только одно: ты делаешь всегда
то, что никто не делает.
— Да нехорошо. Ну, да я о себе не хочу говорить, и к
тому же
объяснить всего нельзя, — сказал Степан Аркадьич. — Так ты зачем же приехал в Москву?… Эй, принимай! — крикнул он Татарину.
И она, удивляясь
тому, что прежде ей казалось это невозможным,
объясняла им, смеясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы.
Для чего она сказала это, чего она за секунду не думала, она никак бы не могла
объяснить. Она сказала это по
тому только соображению, что, так как Вронского не будет,
то ей надо обеспечить свою свободу и попытаться как-нибудь увидать его. Но почему она именно сказала про старую фрейлину Вреде, к которой ей нужно было, как и ко многим другим, она не умела бы
объяснить, а вместе с
тем, как потом оказалось, она, придумывая самые хитрые средства для свидания с Вронским, не могла придумать ничего лучшего.
—
То мы вне закона: рента ничего для нас не
объяснит, а, напротив, запутает. Нет, вы скажите, как учение о ренте может быть…
И он с свойственною ему ясностью рассказал вкратце эти новые, очень важные и интересные открытия. Несмотря на
то, что Левина занимала теперь больше всего мысль о хозяйстве, он, слушая хозяина, спрашивал себя: «Что там в нем сидит? И почему, почему ему интересен раздел Польши?» Когда Свияжский кончил, Левин невольно спросил: «Ну так что же?» Но ничего не было. Было только интересно
то, что «оказывалось» Но Свияжский не
объяснил и не нашел нужным
объяснять, почему это было ему интересно.
«Всё равно, — подумал Алексей Александрович, —
тем лучше: я сейчас объявлю о своем положении в отношении к его сестре и
объясню, почему я не могу обедать у него».
Войдя в гостиную, Степан Аркадьич извинился,
объяснил, что был задержан
тем князем, который был всегдашним козлом-искупителем всех его опаздываний и отлучек, и в одну минуту всех перезнакомили, сведя Алексея Александровича с Сергеем Кознышевым, подпустил им
тему об обрусении Польши, за которую они тотчас уцепились вместе с Песцовым.
Я должен вам
объяснить свои чувства,
те, которые руководили мной и будут руководить, чтобы вы не заблуждались относительно меня.
Проводя этот вечер с невестой у Долли, Левин был особенно весел и,
объясняя Степану Аркадьичу
то возбужденное состояние, в котором он находился, сказал, что ему весело, как собаке, которую учили скакать через обруч и которая, поняв наконец и совершив
то, что от нее требуется, взвизгивает и, махая хвостом, прыгает от восторга на столы и окна.
Сережа внимательно посмотрел на учителя, на его редкую бородку, на очки, которые спустились ниже зарубки, бывшей на носу, и задумался так, что уже ничего не слыхал из
того, что ему
объяснял учитель.
Он нахмурился и начал
объяснять то, что Сережа уже много раз слышал и никогда не мог запомнить, потому что слишком ясно понимал — в роде
того, что «вдруг» есть обстоятельство образа действия.
Только
тем, что в такую неправильную семью, как Аннина, не пошла бы хорошая, Дарья Александровна и
объяснила себе
то, что Анна, с своим знанием людей, могла взять к своей девочке такую несимпатичную, нереспектабельную Англичанку.
Княжна Варвара ласково и несколько покровительственно приняла Долли и тотчас же начала
объяснять ей, что она поселилась у Анны потому, что всегда любила ее больше, чем ее сестра, Катерина Павловна,
та самая, которая воспитывала Анну, и что теперь, когда все бросили Анну, она считала своим долгом помочь ей в этом переходном, самом тяжелом периоде.
Он забывал, как ему потом разъяснил Сергей Иванович,
тот силлогизм, что для общего блага нужно было свергнуть губернского предводителя; для свержения же предводителя нужно было большинство шаров; для большинства же шаров нужно было дать Флерову право голоса; для признания же Флерова способным надо было
объяснить, как понимать статью закона.
Но Левин забыл теперь
тот расчет, который
объясняли ему, и боялся, не ошибся ли Степан Аркадьич, сказав: «направо».
― Ах, как же! Я теперь чувствую, как я мало образован. Мне для воспитания детей даже нужно много освежить в памяти и просто выучиться. Потому что мало
того, чтобы были учителя, нужно, чтобы был наблюдатель, как в вашем хозяйстве нужны работники и надсмотрщик. Вот я читаю ― он показал грамматику Буслаева, лежавшую на пюпитре ― требуют от Миши, и это так трудно… Ну вот
объясните мне. Здесь он говорит…
Вопрос о возможности иметь детей был давно спорный и раздражавший ее. Его желание иметь детей она
объясняла себе
тем, что он не дорожил ее красотой.
Но как он
объяснит мне эту улыбку, это оживление после
того, как он говорил с ней?
Другое было
то, что, прочтя много книг, он убедился, что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого не подразумевали под ними и что они, ничего не
объясняя, только отрицали
те вопросы, без ответа на которые он чувствовал, что не мог жить, а старались разрешить совершенно другие, не могущие интересовать его вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении души и т. п.
В последнее время в Москве и в деревне, убедившись, что в материалистах он не найдет ответа, он перечитал и вновь прочел и Платона, и Спинозу, и Канта, и Шеллинга, и Гегеля, и Шопенгауера,
тех философов, которые не материалистически
объясняли жизнь.
«Но могу ли я верить во всё, что исповедует церковь?» думал он, испытывая себя и придумывая всё
то, что могло разрушить его теперешнее спокойствие. Он нарочно стал вспоминать
те учения церкви, которые более всего всегда казались ему странными и соблазняли его. «Творение? А я чем же
объяснял существование? Существованием? Ничем? — Дьявол и грех? — А чем я
объясняю зло?.. Искупитель?..