Неточные совпадения
Оказалось, что он ничего не
забыл, кроме
того, что хотел
забыть, — жену.
И, вспомнив о
том, что он
забыл поклониться товарищам Облонского, только когда он был уже в дверях, Левин вышел из кабинета.
В душе его боролись желание
забыть теперь о несчастном брате и сознание
того, что это будет дурно.
— Извини меня, но я не понимаю ничего, — сказал Левин, мрачно насупливаясь. И тотчас же он вспомнил о брате Николае и о
том, как он гадок, что мог
забыть о нем.
Но вчера были особенные причины, — с значительною улыбкой продолжал Степан Аркадьич, совершенно
забывая то искреннее сочувствие, которое он вчера испытывал к своему приятелю, и теперь испытывая такое же, только к Вронскому.
Вронский, стоя рядом с Облонским, оглядывал вагоны и выходивших и совершенно
забыл о матери.
То, что он сейчас узнал про Кити, возбуждало и радовало его. Грудь его невольно выпрямлялась, и глаза блестели. Он чувствовал себя победителем.
И, благодаря этому обстоятельству, она не исполнила сказанного мужу,
то есть не
забыла, что приедет золовка.
— Я одно скажу, — начала Анна, — я его сестра, я знаю его характер, эту способность всё, всё
забыть (она сделала жест пред лбом), эту способность полного увлечения, но зато и полного раскаяния. Он не верит, не понимает теперь, как он мог сделать
то, что сделал.
Он слушал разговор Агафьи Михайловны о
том, как Прохор Бога
забыл, и на
те деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить, пьет без просыпу и жену избил до смерти; он слушал и читал книгу и вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением.
Анна ничего не слышала об этом положении, и ей стало совестно, что она так легко могла
забыть о
том, что для него было так важно.
— Ну, как я рад, что добрался до тебя! Теперь я пойму, в чем состоят
те таинства, которые ты тут совершаешь. Но нет, право, я завидую тебе. Какой дом, как славно всё! Светло, весело, — говорил Степан Аркадьич,
забывая, что не всегда бывает весна и ясные дни, как нынче. — И твоя нянюшка какая прелесть! Желательнее было бы хорошенькую горничную в фартучке; но с твоим монашеством и строгим стилем — это очень хорошо.
Но у ней в высшей степени было качество, заставляющее
забывать все недостатки; это качество была кровь,
та кровь, которая сказывается, по английскому выражению.
Он чувствовал всю мучительность своего и её положения, всю трудность при
той выставленности для глаз всего света, в которой они находились, скрывать свою любовь, лгать и обманывать; и лгать, обманывать, хитрить и постоянно думать о других тогда, когда страсть, связывавшая их, была так сильна, что они оба
забывали оба всем другом, кроме своей любви.
Он уже входил, ступая во всю ногу, чтобы не шуметь, по отлогим ступеням террасы, когда вдруг вспомнил
то, что он всегда
забывал, и
то, что составляло самую мучительную сторону его отношений к ней, — ее сына с его вопрошающим, противным, как ему казалось, взглядом.
Когда она думала о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за
то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с
тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно было
забыть про страшный вопрос, что будет с сыном.
— Положим, княгиня, что это не поверхностное, — сказал он, — но внутреннее. Но не в
том дело — и он опять обратился к генералу, с которым говорил серьезно, — не
забудьте, что скачут военные, которые избрали эту деятельность, и согласитесь, что всякое призвание имеет свою оборотную сторону медали. Это прямо входит в обязанности военного. Безобразный спорт кулачного боя или испанских тореадоров есть признак варварства. Но специализованный спорт есть признак развития.
— Как не думала? Если б я была мужчина, я бы не могла любить никого, после
того как узнала вас. Я только не понимаю, как он мог в угоду матери
забыть вас и сделать вас несчастною; у него не было сердца.
В середине его работы на него находили минуты, во время которых он
забывал то, что делал, ему становилось легко, и в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош, как и у Тита.
Я вполне уверен, что вы раскаялись и раскаиваетесь в
том, что служит поводом настоящего письма, и что вы будете содействовать мне в
том, чтобы вырвать с корнем причину нашего раздора и
забыть прошедшее.
Поеду к Бетси; может быть, там я увижу его», сказала она себе, совершенно
забыв о
том, что вчера еще, когда она сказала ему, что не поедет к княгине Тверской, он сказал, что поэтому и он тоже не поедет.
Занимаясь с правителем канцелярии, Алексей Александрович совершенно
забыл о
том, что нынче был вторник, день, назначенный им для приезда Анны Аркадьевны, и был удивлен и неприятно поражен, когда человек пришел доложить ему о ее приезде.
Он сидел на кровати в темноте, скорчившись и обняв свои колени и, сдерживая дыхание от напряжения мысли, думал. Но чем более он напрягал мысль,
тем только яснее ему становилось, что это несомненно так, что действительно он
забыл, просмотрел в жизни одно маленькое обстоятельство ―
то, что придет смерть, и всё кончится, что ничего и не стоило начинать и что помочь этому никак нельзя. Да, это ужасно, но это так.
Он позвонил человека, поспешно оделся и вышел на крыльцо, совершенно
забыв про сон и мучась только
тем, что опоздал.
― Как вы гадки, мужчины! Как вы не можете себе представить, что женщина этого не может
забыть, ― говорила она, горячась всё более и более и этим открывая ему причину своего раздражения. ― Особенно женщина, которая не может знать твоей жизни. Что я знаю? что я знала? ― говорила она, ―
то, что ты скажешь мне. А почем я знаю, правду ли ты говорил мне…
— Я, напротив, полагаю, что эти два вопроса неразрывно связаны, — сказал Песцов, — это ложный круг. Женщина лишена прав по недостатку образования, а недостаток образования происходит от отсутствия прав. — Надо не
забывать того, что порабощение женщин так велико и старо, что мы часто не хотим понимать
ту пучину, которая отделяет их от нас, — говорил он.
— Ну, так вот прочтите. Я скажу
то, чего бы желала. Очень бы желала! — Она написала начальные буквы: ч, в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: «чтобы вы могли
забыть и простить, чтò было».
Левин только успел сказать ему, что он счастлив и что он любит его и никогда, никогда не
забудет того, что он для него сделал.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и
то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все
забудут. Он бы не
забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
Но во мне есть другая, я ее боюсь — она полюбила
того, и я хотела возненавидеть тебя и не могла
забыть про
ту, которая была прежде.
Забыть!» сказал он себе, со спокойною уверенностью здорового человека в
том, что, если он устал и хочет спать,
то сейчас же и заснет.
Не позаботясь даже о
том, чтобы проводить от себя Бетси,
забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая
того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
Он
забыл всё
то, что он думал о своей картине прежде, в
те три года, когда он писал ее; он
забыл все
те ее достоинства, которые были для него несомненны, — он видел картину их равнодушным, посторонним, новым взглядом и не видел в ней ничего хорошего.
Михайлов между
тем, несмотря на
то, что портрет Анны очень увлек его, был еще более рад, чем они, когда сеансы кончились и ему не надо было больше слушать толки Голенищева об искусстве и можно
забыть про живопись Вронского.
Он видел, что мало
того, чтобы сидеть ровно, не качаясь, — надо еще соображаться, ни на минуту не
забывая, куда плыть, что под ногами вода, и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это, хотя и очень радостно, но очень трудно.
Алексей Александрович
забыл о графине Лидии Ивановне, но она не
забыла его. В эту самую тяжелую минуту одинокого отчаяния она приехала к нему и без доклада вошла в его кабинет. Она застала его в
том же положении, в котором он сидел, опершись головой на обе руки.
— Если вы спрашиваете моего совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, —
то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда,
забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к мучениям для ребенка? Если в ней осталось что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
Но искушение это продолжалось недолго, и скоро опять в душе Алексея Александровича восстановилось
то спокойствие и
та высота, благодаря которым он мог
забывать о
том, чего не хотел помнить.
Анна никак не ожидала, чтобы
та, совершенно не изменившаяся, обстановка передней
того дома, где она жила девять лет, так сильно подействовала на нее. Одно за другим, воспоминания, радостные и мучительные, поднялись в ее душе, и она на мгновенье
забыла, зачем она здесь.
Он уже
забыл о минутном неприятном впечатлении и наедине с нею испытывал теперь, когда мысль о ее беременности ни на минуту не покидала его,
то, еще новое для него и радостное, совершенно чистое от чувственности наслаждение близости к любимой женщине.
— Но не так, как с Николенькой покойным… вы полюбили друг друга, — докончил Левин. — Отчего не говорить? — прибавил он. — Я иногда упрекаю себя: кончится
тем, что
забудешь. Ах, какой был ужасный и прелестный человек… Да, так о чем же мы говорили? — помолчав, сказал Левин.
— Да, но ты не
забудь, чтò ты и чтò я… И кроме
того, — прибавила Анна, несмотря на богатство своих доводов и на бедность доводов Долли, как будто всё-таки сознаваясь, что это нехорошо, — ты не
забудь главное, что я теперь нахожусь не в
том положении, как ты. Для тебя вопрос: желаешь ли ты не иметь более детей, а для меня: желаю ли иметь я их. И это большая разница. Понимаешь, что я не могу этого желать в моем положении.
— Надо знать Анну и Вронского — я его больше узнала теперь, — чтобы понять, как они милы и трогательны, — теперь совершенно искренно говорила она,
забывая то неопределенное чувство недовольства и неловкости, которое она испытывала там.
Он
забывал, как ему потом разъяснил Сергей Иванович,
тот силлогизм, что для общего блага нужно было свергнуть губернского предводителя; для свержения же предводителя нужно было большинство шаров; для большинства же шаров нужно было дать Флерову право голоса; для признания же Флерова способным надо было объяснить, как понимать статью закона.
Левин подошел, но, совершенно
забыв, в чем дело, и смутившись, обратился к Сергею Ивановичу с вопросом: «куда класть?» Он спросил тихо, в
то время как вблизи говорили, так что он надеялся, что его вопрос не услышат.
Но Левин
забыл теперь
тот расчет, который объясняли ему, и боялся, не ошибся ли Степан Аркадьич, сказав: «направо».
«Если так,
то это несчастие!» говорил этот его взгляд. Это было минутное впечатление, но она никогда уже не
забыла его.
Это откашливанье она знала. Это был признак его сильного недовольства, не на нее, а на самого себя. Он действительно был недоволен, но не
тем, что денег вышло много, а что ему напоминают
то, о чем он, зная, что в этом что-то неладно, желает
забыть.
Он сказал это не думая, только чтоб утешить ее. Но когда он, взглянув на нее, увидал, что эти правдивые милые глаза вопросительно устремлены на него, он повторил
то же уже от всей души. «Я решительно
забываю ее», подумал он. И он вспомнил
то, что так скоро ожидало их.
―
То есть почему же тут Корделия? ― робко спросил Левин, совершенно
забыв, что фантазия изображала короля Лира в степи.
Он помнил клуб, внешние подробности его устройства, но совсем
забыл то впечатление, которое он в прежнее время испытывал в клубе.