Неточные совпадения
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный час, то есть в 8 часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго,
с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил,
сел на диван и открыл глаза.
— Ах, оставьте, оставьте меня! — сказала она и, вернувшись в спальню,
села опять на то же место, где она говорила
с мужем, сжав исхудавшие руки
с кольцами, спускавшимися
с костлявых пальцев, и принялась перебирать в воспоминании весь бывший разговор.
Маленький, желтый человечек в очках,
с узким лбом, на мгновение отвлекся от разговора, чтобы поздороваться, и продолжал речь, не обращая внимания на Левина. Левин
сел в ожидании, когда уедет профессор, но скоро заинтересовался предметом разговора.
Но в это самое время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой,
с которою она встречала по четвергам гостей. Она
села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он
сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
Со всеми поздоровавшись и сказав несколько слов, он
сел, ни разу не взглянув на не спускавшего
с него глаз Левина.
Каренина
села в карету, и Степан Аркадьич
с удивлением увидал, что губы ее дрожат, и она
с трудом удерживает слезы.
— Я нездоров, я раздражителен стал, — проговорил, успокоиваясь и тяжело дыша, Николай Левин, — и потом ты мне говоришь о Сергей Иваныче и его статье. Это такой вздор, такое вранье, такое самообманыванье. Что может писать о справедливости человек, который ее не знает? Вы читали его статью? — обратился он к Крицкому, опять
садясь к столу и сдвигая
с него до половины насыпанные папиросы, чтоб опростать место.
Это он почувствовал при одном виде Игната и лошадей; но когда он надел привезенный ему тулуп,
сел закутавшись в сани и поехал, раздумывая о предстоящих распоряжениях в деревне и поглядывая на пристяжную, бывшую верховою, Донскую, надорванную, но лихую лошадь, он совершенно иначе стал понимать то, что
с ним случилось.
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда пил чай, и уселся в своем кресле
с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему чаю и со своим обычным: «А я
сяду, батюшка»,
села на стул у окна, он почувствовал что, как ни странно это было, он не расстался
с своими мечтами и что он без них жить не может.
«Ну, всё кончено, и слава Богу!» была первая мысль, пришедшая Анне Аркадьевне, когда она простилась в последний раз
с братом, который до третьего звонка загораживал собою дорогу в вагоне. Она
села на свой диванчик, рядом
с Аннушкой, и огляделась в полусвете спального вагона. «Слава Богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная, по старому».
Анна
села у камина
с английским романом и ждала мужа.
— Да после обеда нет заслуги! Ну, так я вам дам кофею, идите умывайтесь и убирайтесь, — сказала баронесса, опять
садясь и заботливо поворачивая винтик в новом кофейнике. — Пьер, дайте кофе, — обратилась она к Петрицкому, которого она называла Пьер, по его фамилии Петрицкий, не скрывая своих отношений
с ним. — Я прибавлю.
Он
с улыбкой
сел против нее, взял пульс и опять стал делать скучные вопросы. Она отвечала ему и вдруг, рассердившись, встала.
— Вот как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он к жене
садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем
с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
— Я теперь уеду и засяду дома, и тебе нельзя будет ко мне, — сказала Дарья Александровна,
садясь подле нее. — Мне хочется поговорить
с тобой.
Хозяйка
села за самовар и сняла перчатки. Передвигая стулья
с помощью незаметных лакеев, общество разместилось, разделившись на две части, — у самовара
с хозяйкой и на противоположном конце гостиной — около красивой жены посланника в черном бархате и
с черными резкими бровями. Разговор в обоих центрах, как и всегда в первые минуты, колебался, перебиваемый встречами, приветствиями, предложением чая, как бы отыскивая, на чем остановиться.
— О Карениных. Княгиня делала характеристику Алексея Александровича, — отвечала жена посланника,
с улыбкой
садясь к столу.
— Я часто думаю, что мужчины не понимают того, что неблагородно, а всегда говорят об этом, — сказала Анна, не отвечая ему. — Я давно хотела сказать вам, — прибавила она и, перейдя несколько шагов,
села у углового стола
с альбомами.
— Слушаю-с, — ответил Василий и взялся за голову лошади. — А уж
сев, Константин Дмитрич, — сказал он заискивая, — первый сорт. Только ходить страсть! По пудовику на лапте волочишь.
Старая, седая Ласка, ходившая за ними следом,
села осторожно против него и насторожила уши. Солнце спускалось на крупный лес; и на свете зари березки, рассыпанные по осиннику, отчетливо рисовались своими висящими ветвями
с надутыми, готовыми лопнуть почками.
Через час, купец, аккуратно запахнув свой халат и застегнув крючки сюртука,
с условием в кармане
сел в свою туго окованную тележку и поехал домой.
Степан Аркадьич
сел к столу и начал шутить
с Агафьей Михайловной, уверяя ее, что такого обеда и ужина он давно не ел.
Не успел Вронский посмотреть седло, о котором надо было сделать распоряжение, как скачущих позвали к беседке для вынимания нумеров и отправления.
С серьезными, строгими, многие
с бледными лицами, семнадцать человек офицеров сошлись к беседке и разобрали нумера. Вронскому достался 7-й нумер. Послышалось: «
садиться!»
Брат
сел под кустом, разобрав удочки, а Левин отвел лошадь, привязал ее и вошел в недвижимое ветром огромное серо-зеленое море луга. Шелковистая
с выспевающими семенами трава была почти по пояс на заливном месте.
Машкин Верх скосили, доделали последние ряды, надели кафтаны и весело пошли к дому. Левин
сел на лошадь и,
с сожалением простившись
с мужиками, поехал домой.
С горы он оглянулся; их не видно было в поднимавшемся из низу тумане; были слышны только веселые грубые голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
— Пожалуйста, пожалуйста, не будем говорить об этом, — сказал он,
садясь и вместе
с тем чувствуя, что в сердце его поднимается и шевелится казавшаяся ему похороненною надежда.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного стола, на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал пальцами и
сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти на стол, он склонил на бок голову, подумал
с минуту и начал писать, ни одной секунды не останавливаясь. Он писал без обращения к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы», не имеющее того характера холодности, который оно имеет на русском языке.
— Да, это очень дурно, — сказала Анна и, взяв сына за плечо не строгим, а робким взглядом, смутившим и обрадовавшим мальчика, посмотрела на него и поцеловала. — Оставьте его со мной, — сказала она удивленной гувернантке и, не выпуская руки сына,
села за приготовленный
с кофеем стол.
— Поди узнай, что такое, — сказала она и
с спокойною готовностью на всё, сложив руки на коленах,
села на кресло. Лакей принес толстый пакет, надписанный рукою Алексея Александровича.
Ни минуты не думая, Анна
села с письмом Бетси к столу и, не читая, приписала внизу: «Мне необходимо вас видеть. Приезжайте к саду Вреде. Я буду там в 6 часов». Она запечатала, и Бетси, вернувшись, при ней отдала письмо.
Был уже шестой час и потому, чтобы поспеть во-время и вместе
с тем не ехать на своих лошадях, которых все знали, Вронский
сел в извозчичью карету Яшвина и велел ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета была просторна. Он
сел в угол, вытянул ноги на переднее место и задумался.
Алексей Александрович вошел в залу заседания, поздоровался
с членами и председателем, как и обыкновенно, и
сел на свое место, положив руку на приготовленные пред ним бумаги.
Пообедав, Левин
сел, как и обыкновенно,
с книгой на кресло и, читая, продолжал думать о своей предстоящей поездке в связи
с книгою.
После наряда, то есть распоряжений по работам завтрашнего дня, и приема всех мужиков, имевших до него дела, Левин пошел в кабинет и
сел за работу. Ласка легла под стол; Агафья Михайловна
с чулком уселась на своем месте.
―
Сядьте! мне нужно говорить
с вами, ― сказал он, положив портфель под мышку и так напряженно прижав его локтем, что плечо его поднялось.
― Не угодно ли? ― Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам
сел на председательское место, потирая маленькие руки
с короткими, обросшими белыми волосами пальцами, и склонив на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела моль. Адвокат
с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.
Алексей Александрович
с тем же выражением равнодушия, которое придавали ему приподнятые брови,
сел подле Дарьи Александровны и притворно улыбнулся.
«Как же я останусь один без нее?»
с ужасом подумал он и взял мелок. — Постойте, — сказал он,
садясь к столу. — Я давно хотел спросить у вас одну вещь. Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.
Он хотел поговорить
с ним, утешить его; но, вспомнив, что он в одной рубашке, раздумал и опять
сел к форточке, чтобы купаться в холодном воздухе и глядеть на этот чудной формы, молчаливый, но полный для него значения крест и на возносящуюся желтояркую звезду.
Алексей Александрович
сел на стул и
с страдающим унылым лицом смотрел на ходившую взад и вперед няню.
Степан Аркадьич
с тем несколько торжественным лицом,
с которым он
садился в председательское кресло в своем присутствии, вошел в кабинет Алексея Александровича. Алексей Александрович, заложив руки за спину, ходил по комнате и думал о том же, о чем Степан Аркадьич говорил
с его женою.
И он, отвернувшись от шурина, так чтобы тот не мог видеть его,
сел на стул у окна. Ему было горько, ему было стыдно; но вместе
с этим горем и стыдом он испытывал радость и умиление пред высотой своего смирения.
Но если б этот человек
с куклой пришел и
сел пред влюбленным и принялся бы ласкать свою куклу, как влюбленный ласкает ту, которую он любит, то влюбленному было бы неприятно.
Левин положил брата на спину,
сел подле него и не дыша глядел на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но на лбу его изредка шевелились мускулы, как у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе
с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб итти
с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.
— Ну вот, теперь мы
сядем спокойно, — сказала графиня Лидия Ивановна,
с взволнованною улыбкой поспешно пролезая между столом и диваном, — и поговорим за нашим чаем.
— Ты гулял хорошо? — сказал Алексей Александрович,
садясь на свое кресло, придвигая к себе книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря на то, что Алексей Александрович не раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо знать священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся
с книгой, и Сережа заметил это.
Как ни сильно желала Анна свиданья
с сыном, как ни давно думала о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна», сказала она себе и, не снимая шляпы,
села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе между окон, она стала думать.
После обеда Сергей Иванович
сел со своею чашкой кофе у окна в гостиной, продолжая начатый разговор
с братом и поглядывая на дверь, из которой должны были выйти дети, собиравшиеся за грибами.
Левин не
сел в коляску, а пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидал, что Васенька Весловский
с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.
Васенька перешел к дамам и
сел рядом
с Кити.