Неточные совпадения
Вронский, стоя рядом с Облонским, оглядывал вагоны и выходивших и совершенно забыл о матери. То, что он сейчас узнал
про Кити, возбуждало и радовало его. Грудь его невольно выпрямлялась, и глаза блестели. Он чувствовал
себя победителем.
Он вглядывался в его болезненное чахоточное лицо, и всё больше и больше ему жалко было его, и он не мог заставить
себя слушать то, что брат рассказывал ему
про артель.
— Вы помните, что я запретила вам произносить это слово, это гадкое слово, — вздрогнув сказала Анна; но тут же она почувствовала, что одним этим словом: запретила она показывала, что признавала за
собой известные права на него и этим самым поощряла его говорить
про любовь.
Действительно, мальчик чувствовал, что он не может понять этого отношения, и силился и не мог уяснить
себе то чувство, которое он должен иметь к этому человеку. С чуткостью ребенка к проявлению чувства он ясно видел, что отец, гувернантка, няня — все не только не любили, но с отвращением и страхом смотрели на Вронского, хотя и ничего не говорили
про него, а что мать смотрела на него как на лучшего друга.
Как будто было что-то в этом такое, чего она не могла или не хотела уяснить
себе, как будто, как только она начинала говорить
про это, она, настоящая Анна, уходила куда-то в
себя и выступала другая, странная, чуждая ему женщина, которой он не любил и боялся и которая давала ему отпор.
Когда она думала о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить
себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно было забыть
про страшный вопрос, что будет с сыном.
— Я уже просил вас держать
себя в свете так, чтоб и злые языки не могли ничего сказать против вас. Было время, когда я говорил о внутренних отношениях; я теперь не говорю
про них. Теперь я говорю о внешних отношениях. Вы неприлично держали
себя, и я желал бы, чтоб это не повторялось.
— Что рука Агафьи Михайловны? — сказал Левин, ударяя
себя по голове. — Я и забыл
про нее.
Алексей Александрович, вступив в должность, тотчас же понял это и хотел было наложить руки на это дело; но в первое время, когда он чувствовал
себя еще нетвердо, он знал, что это затрогивало слишком много интересов и было неблагоразумно; потом же он, занявшись другими делами, просто забыл
про это дело.
Бетси говорила
про нее Анне, что она взяла на
себя тон неведающего ребенка, но когда Анна увидала ее, она почувствовала, что это была неправда.
— Варя! — сказал он, строго глядя на нее, — я выстрелил в
себя нечаянно. И, пожалуйста, никогда не говори
про это и так скажи всем. А то это слишком глупо!
— Не говори
про это, не думай, — сказал он, поворачивая ее руку в своей и стараясь привлечь к
себе ее внимание; но она всё не смотрела на него.
— Ведь вот, — говорил Катавасов, по привычке, приобретенной на кафедре, растягивая свои слова, — какой был способный малый наш приятель Константин Дмитрич. Я говорю
про отсутствующих, потому что его уж нет. И науку любил тогда, по выходе из университета, и интересы имел человеческие; теперь же одна половина его способностей направлена на то, чтоб обманывать
себя, и другая — чтоб оправдывать этот обман.
Алексей Александрович хотел упомянуть
про счет, который принесли ему, но голос его задрожал, и он остановился.
Про этот счет, на синей бумаге, за шляпку, ленты, он не мог вспомнить без жалости к самому
себе.
— Очень у них хорошо, — рассказывал Васенька
про Вронского и Анну. — Я, разумеется, не беру на
себя судить, но в их доме чувствуешь
себя в семье.
Но княгиня не понимала его чувств и объясняла его неохоту думать и говорить
про это легкомыслием и равнодушием, а потому не давала ему покоя. Она поручала Степану Аркадьичу посмотреть квартиру и теперь подозвала к
себе Левина. — Я ничего не знаю, княгиня. Делайте, как хотите, — говорил он.
Нынче скачки, его лошади скачут, он едет. Очень рада. Но ты подумай обо мне, представь
себе мое положение… Да что говорить
про это! — Она улыбнулась. — Так о чем же он говорил с тобой?
― Ах, княгиня Марья Борисовна, это прелесть! ― сказал Степан Аркадьич и рассказал
про нее анекдот, который всех насмешил. В особенности Вронский так добродушно расхохотался, что Левин почувствовал
себя совсем примиренным с ним.
Степан Аркадьич вышел посмотреть. Это был помолодевший Петр Облонский. Он был так пьян, что не мог войти на лестницу; но он велел
себя поставить на ноги, увидав Степана Аркадьича, и, уцепившись за него, пошел с ним в его комнату и там стал рассказывать ему
про то, как он провел вечер, и тут же заснул.