Неточные совпадения
Кити встала за столиком и, проходя мимо, встретилась глазами с Левиным. Ей
всею душой было жалко его, тем более, что она жалела его в несчастии, которого сама была
причиною. «Если можно меня простить, то простите, — сказал ее взгляд, — я так счастлива».
Он, как доживший, не глупый и не больной человек, не верил в медицину и в душе злился на
всю эту комедию, тем более, что едва ли не он один вполне понимал
причину болезни Кити.
Возвращаясь домой, Левин расспросил
все подробности о болезни Кити и планах Щербацких, и, хотя ему совестно бы было признаться в этом, то, что он узнал, было приятно ему. Приятно и потому, что была еще надежда, и еще более приятно потому, что больно было ей, той, которая сделала ему так больно. Но, когда Степан Аркадьич начал говорить о
причинах болезни Кити и упомянул имя Вронского, Левин перебил его.
— По делом за то, что
всё это было притворство, потому что это
всё выдуманное, а не от сердца. Какое мне дело было до чужого человека? И вот вышло, что я
причиной ссоры и что я делала то, чего меня никто не просил. Оттого что
всё притворство! притворство! притворство!…
― Как вы гадки, мужчины! Как вы не можете себе представить, что женщина этого не может забыть, ― говорила она, горячась
всё более и более и этим открывая ему
причину своего раздражения. ― Особенно женщина, которая не может знать твоей жизни. Что я знаю? что я знала? ― говорила она, ― то, что ты скажешь мне. А почем я знаю, правду ли ты говорил мне…
Эти припадки ревности, в последнее время
всё чаще и чаще находившие на нее, ужасали его и, как он ни старался скрывать это, охлаждали его к ней, несмотря на то, что он знал, что
причина ревности была любовь к нему.
Естественное чувство требовало от него оправдаться, доказать ей вину ее; но доказать ей вину значило еще более раздражить ее и сделать больше тот разрыв, который был
причиною всего горя.
Вронский в первый раз испытывал против Анны чувство досады, почти злобы за ее умышленное непонимание своего положения. Чувство это усиливалось еще тем, что он не мог выразить ей
причину своей досады. Если б он сказал ей прямо то, что он думал, то он сказал бы: «в этом наряде, с известной
всем княжной появиться в театре — значило не только признать свое положение погибшей женщины, но и бросить вызов свету, т. е. навсегда отречься от него».
— Нет, — перебил он и невольно, забывшись, что он этим ставит в неловкое положение свою собеседницу, остановился, так что и она должна была остановиться. — Никто больше и сильнее меня не чувствует
всей тяжести положения Анны. И это понятно, если вы делаете мне честь считать меня за человека, имеющего сердце. Я
причиной этого положения, и потому я чувствую его.
Левин
всё еще был в нерешительности, но Кити, видевшая, что он скучает в Москве и советовавшая ему ехать, помимо его заказала ему дворянский мундир, стоивший восемьдесят рублей. И эти восемьдесят рублей, заплаченные за мундир, были главной
причиной, побудившей Левина ехать. Он поехал в Кашин.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и были
причиной всего зла в России, что тогда уже близко было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
Раздражение, разделявшее их, не имело никакой внешней
причины, и
все попытки объяснения не только не устраняли, но увеличивали его. Это было раздражение внутреннее, имевшее для нее основанием уменьшение его любви, для него — раскаяние в том, что он поставил себя ради ее в тяжелое положение, которое она, вместо того чтоб облегчить, делает еще более тяжелым. Ни тот, ни другой не высказывали
причины своего раздражения, но они считали друг друга неправыми и при каждом предлоге старались доказать это друг другу.
На его счастье, в это самое тяжелое для него по
причине неудачи его книги время, на смену вопросов иноверцев, Американских друзей, самарского голода, выставки, спиритизма, стал Славянский вопрос, прежде только тлевшийся в обществе, и Сергей Иванович, и прежде бывший одним из возбудителей этого вопроса,
весь отдался ему.
Я со
всеми людьми имею только одно твердое, несомненное и ясное знание, и знание это не может быть объяснено разумом — оно вне его и не имеет никаких
причин и не может иметь никаких последствий».