Неточные совпадения
— Ну, и Бог с тобой, — сказала она у двери кабинета, где уже были приготовлены ему абажур
на свече и графин воды у кресла. — А я
напишу в Москву.
В конце мая, когда уже всё более или менее устроилось, она получила ответ мужа
на свои жалобы о деревенских неустройствах. Он
писал ей, прося прощения в том, что не обдумал всего, и обещал приехать при первой возможности. Возможность эта не представилась, и до начала июня Дарья Александровна жила одна в деревне.
Подъезжая к Петербургу, Алексей Александрович не только вполне остановился
на этом решении, но и составил в своей голове письмо, которое он
напишет жене. Войдя в швейцарскую, Алексей Александрович взглянул
на письма и бумаги, принесенные из министерства, и велел внести за собой в кабинет.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного стола,
на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал пальцами и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти
на стол, он склонил
на бок голову, подумал с минуту и начал
писать, ни одной секунды не останавливаясь. Он
писал без обращения к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы», не имеющее того характера холодности, который оно имеет
на русском языке.
Она села к письменному столу, но, вместо того чтобы
писать, сложив руки
на стол, положила
на них голову и заплакала, всхлипывая и колеблясь всей грудью, как плачут дети.
— Однако надо
написать Алексею, — и Бетси села за стол,
написала несколько строк, вложила в конверт. — Я
пишу, чтоб он приехал обедать. У меня одна дама к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я
на минутку вас оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, — сказала она от двери, — а мне надо сделать распоряжения.
Окончив эти дела, он
написал холодный и резкий ответ
на письмо матери.
— Ах, мне всё равно! — сказала она. Губы ее задрожали. И ему показалось, что глаза ее со странною злобой смотрели
на него из-под вуаля. — Так я говорю, что не в этом дело, я не могу сомневаться в этом; но вот что он
пишет мне. Прочти. — Она опять остановилась.
Он послал седло без ответа и с сознанием, что он сделал что то стыдное,
на другой же день, передав всё опостылевшее хозяйство приказчику, уехал в дальний уезд к приятелю своему Свияжскому, около которого были прекрасные дупелиные болота и который недавно
писал ему, прося исполнить давнишнее намерение побывать у него.
Вернувшись домой, Вронский нашел у себя записку от Анны. Она
писала: «Я больна и несчастлива. Я не могу выезжать, но и не могу долее не видать вас. Приезжайте вечером. В семь часов Алексей Александрович едет
на совет и пробудет до десяти». Подумав с минуту о странности того, что она зовет его прямо к себе, несмотря
на требование мужа не принимать его, он решил, что поедет.
Два помощника
писали на столах, скрипя перьями.
― Адвокат занят, ― строго отвечал помощник, указывая пером
на дожидавшихся, и продолжал
писать.
— Вот, сказал он и
написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили:«когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел
на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
Он долго не мог понять того, что она
написала, и часто взглядывал в ее глаза.
На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастием глазах ее он понял всё, что ему нужно было знать. И он
написал три буквы. Но он еще не кончил
писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и
написала ответ: Да.
Они спорили об отчислении каких-то сумм и о проведении каких-то труб, и Сергей Иванович уязвил двух членов и что-то победоносно долго говорил; и другой член,
написав что-то
на бумажке, заробел сначала, но потом ответил ему очень ядовито и мило.
Так как он не знал этого и вдохновлялся не непосредственно жизнью, а посредственно, жизнью уже воплощенною искусством, то он вдохновлялся очень быстро и легко и так же быстро и легко достигал того, что то, что он
писал, было очень похоже
на тот род, которому он хотел подражать.
О своей картине, той, которая стояла теперь
на его мольберте, у него в глубине души было одно суждение — то, что подобной картины никто никогда не
писал.
Портрет Анны, одно и то же и писанное с натуры им и Михайловым, должно бы было показать Вронскому разницу, которая была между ним и Михайловым; но он не видал ее. Он только после Михайлова перестал
писать свой портрет Анны, решив, что это теперь было излишне. Картину же свою из средневековой жизни он продолжал. И он сам, и Голенищев, и в особенности Анна находили, что она была очень хороша, потому что была гораздо более похожа
на знаменитые картины, чем картина Михайлова.
— Да, они отвлекают к себе все соки и дают ложный блеск, — пробормотал он, остановившись
писать, и чувствуя, что она глядит
на него и улыбается, оглянулся.
— Что же мне
написать ему? — спросил Левин. — Надеюсь, ты не сердишься
на него?
— Нет, нисколько! — с досадой
на этот вопрос отвечал Николай. —
Напиши ему, чтоб он прислал ко мне доктора.
— Скажи, что ответа не будет, — сказала графиня Лидия Ивановна и тотчас, открыв бювар,
написала Алексею Александровичу, что надеется видеть его в первом часу
на поздравлении во дворце.
Но Алексей Александрович не чувствовал этого и, напротив того, будучи устранен от прямого участия в правительственной деятельности, яснее чем прежде видел теперь недостатки и ошибки в деятельности других и считал своим долгом указывать
на средства к исправлению их. Вскоре после своей разлуки с женой он начал
писать свою первую записку о новом суде из бесчисленного ряда никому ненужных записок по всем отраслям управления, которые было суждено
написать ему.
Узнав о близких отношениях Алексея Александровича к графине Лидии Ивановне, Анна
на третий день решилась
написать ей стоившее ей большого труда письмо, в котором она умышленно говорила, что разрешение видеть сына должно зависеть от великодушия мужа. Она знала, что, если письмо покажут мужу, он, продолжая свою роль великодушия, не откажет ей.
Просидев дома целый день, она придумывала средства для свиданья с сыном и остановилась
на решении
написать мужу. Она уже сочиняла это письмо, когда ей принесли письмо Лидии Ивановны. Молчание графини смирило и покорило ее, но письмо, всё то, что она прочла между его строками, так раздражило ее, так ей возмутительна показалась эта злоба в сравнении с ее страстною законною нежностью к сыну, что она возмутилась против других и перестала обвинять себя.
Потом надо было еще раз получить от нее подтверждение, что она не сердится
на него за то, что он уезжает
на два дня, и еще просить ее непременно прислать ему записку завтра утром с верховым,
написать хоть только два слова, только чтоб он мог знать, что она благополучна.
— Употребите ваше влияние
на нее, сделайте, чтоб она
написала. Я не хочу и почти не могу говорить с нею про это.
И Левин стал осторожно, как бы ощупывая почву, излагать свой взгляд. Он знал, что Метров
написал статью против общепринятого политико-экономического учения, но до какой степени он мог надеяться
на сочувствие в нем к своим новым взглядам, он не знал и не мог догадаться по умному и спокойному лицу ученого.
— Да, но он
пишет: ничего еще не мог добиться. На-днях обещал решительный ответ. Да вот прочти.
Сидя
на звездообразном диване в ожидании поезда, она, с отвращением глядя
на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала то о том, как она приедет
на станцию,
напишет ему записку и что̀ она
напишет ему, то о том, как он теперь жалуется матери (не понимая ее страданий)
на свое положение, и как она войдет в комнату, и что она скажет ему.
— Я только бы одно условие поставил, — продолжал князь. — Alphonse Karr прекрасно это
писал перед войной с Пруссией. «Вы считаете, что война необходима? Прекрасно. Кто проповедует войну, — в особый, передовой легион и
на штурм, в атаку, впереди всех!»