Неточные совпадения
Он прочел письма. Одно было очень неприятное — от купца, покупавшего
лес в имении жены.
Лес этот необходимо было продать; но теперь, до примирения с женой, не могло быть о том речи. Всего же неприятнее тут было то, что этим подмешивался денежный интерес в предстоящее дело его примирения с женою. И мысль, что он может руководиться этим интересом, что он для продажи этого
леса будет искать примирения с женой, — эта мысль оскорбляла его.
— Что ж, он не уехал еще в деревню
лес продавать?
Мерно покачиваясь на иноходи доброго конька, впивая теплый со свежестью запах снега и воздуха при проезде через
лес по оставшемуся кое-где праховому, осовывавшемуся снегу с расплывшими следами, он радовался на каждое свое дерево с оживавшим на коре его мохом и с напухшими почками.
Когда он выехал за
лес, пред ним на огромном пространстве раскинулись ровным бархатным ковром зеленя, без одной плешины и вымочки, только кое-где в лощинах запятнанные остатками тающего снега.
— Что, не ждал? — сказал Степан Аркадьич, вылезая из саней, с комком грязи на переносице, на щеке и брови, но сияющий весельем и здоровьем. — Приехал тебя видеть — раз, — сказал он, обнимая и целуя его, — на тяге постоять — два, и
лес в Ергушове продать — три.
Левин взглянул в окно на спускавшееся зa оголенные макуши
леса солнце.
— А ты разве Рябинину продаешь
лес?
Место тяги было недалеко над речкой в мелком осиннике. Подъехав к
лесу, Левин слез и провел Облонского на угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободы движений рук.
Старая, седая Ласка, ходившая за ними следом, села осторожно против него и насторожила уши. Солнце спускалось на крупный
лес; и на свете зари березки, рассыпанные по осиннику, отчетливо рисовались своими висящими ветвями с надутыми, готовыми лопнуть почками.
Из частого
лесу, где оставался еще снег, чуть слышно текла еще извилистыми узкими ручейками вода. Мелкие птицы щебетали и изредка пролетали с дерева на дерево.
Он стоял, слушал и глядел вниз, то на мокрую мшистую землю, то на прислушивающуюся Ласку, то на расстилавшееся пред ним под горою море оголенных макуш
леса, то на подернутое белыми полосками туч тускневшее небо.
Ястреб, неспешно махая крыльями, пролетел высоко над дальним
лесом; другой точно так же пролетел в том же направлении и скрылся.
— Да, я слышу, — отвечал Левин, с неудовольствием нарушая тишину
леса своим неприятным самому себе голосом. — Теперь скоро.
В
лесу уже было тихо, и ни одна птичка не шевелилась.
— Ты уже совсем кончил о
лесе с Рябининым? — спросил Левин.
— Это значит, ты даром отдал
лес, — мрачно сказал Левин.
— Потому что
лес стòит по крайней мере пятьсот рублей за десятину, — отвечал Левин.
— Ах, эти мне сельские хозяева! — шутливо сказал Степан Аркадьич. — Этот ваш тон презрения к нашему брату городским!… А как дело сделать, так мы лучше всегда сделаем. Поверь, что я всё расчел, — сказал он, — и
лес очень выгодно продан, так что я боюсь, как бы тот не отказался даже. Ведь это не обидной
лес, — сказал Степан Аркадьич, желая словом обидной совсем убедить Левина в несправедливости его сомнений, — а дровяной больше. И станет не больше тридцати сажен на десятину, а он дал мне по двести рублей.
— Я не стану тебя учить тому, что ты там пишешь в присутствии, — сказал он, — а если нужно, то спрошу у тебя. А ты так уверен, что понимаешь всю эту грамоту о
лесе. Она трудна. Счел ли ты деревья?
— Ну да, а ум высокий Рябинина может. И ни один купец не купит не считая, если ему не отдают даром, как ты. Твой
лес я знаю. Я каждый год там бываю на охоте, и твой
лес стòит пятьсот рублей чистыми деньгами, а он тебе дал двести в рассрочку. Значит, ты ему подарил тысяч тридцать.
— И так задаром
лес взяли, — сказал он. — Поздно он ко мне приехал, а то я бы цену назначил.
— Да кончено у вас дело или нет? Если кончено, нечего торговаться, а если не кончено, — сказал Левин, — я покупаю
лес.
— Пожалуйте,
лес мой, — проговорил он, быстро перекрестившись и протягивая руку. — Возьми деньги, мой
лес. Вот как Рябинин торгует, а не гроши считать, — заговорил он, хмурясь и размахивая бумажником.
Степан Аркадьич с оттопыренным карманом серий, которые за три месяца вперед отдал ему купец, вошел наверх. Дело с
лесом было кончено, деньги в кармане, тяга была прекрасная, и Степан Аркадьич находился в самом веселом расположении духа, а потому ему особенно хотелось рассеять дурное настроение, нашедшее на Левина. Ему хотелось окончить день зa ужином так же приятно, как он был начат.
Глупая продажа
леса, обман, на который попался Облонский и который совершился у него в доме, раздражал его.
Тебе низко кажется, что я считаю деревья в
лесу, а ты даришь тридцать тысяч Рябинину; но ты получишь аренду и не знаю еще что, а я не получу и потому дорожу родовым и трудовым….
Братья должны были проехать через
лес, чтобы подъехать к лугам.
Сергей Иванович любовался всё время красотою заглохшего от листвы
леса, указывая брату то на темную с тенистой стороны, пестреющую желтыми прилистниками, готовящуюся к цвету старую липу, то на изумрудом блестящие молодые побеги дерев нынешнего года.
Когда они проехали
лес, всё внимание его поглотилось видом парового поля на бугре, где желтеющего травой, где сбитого и изрезанного клетками, где уваленного кучами, а где и вспаханного.
— Я не буду судиться. Я никогда не зарежу, и мне этого нe нужно. Ну уж! — продолжал он, опять перескакивая к совершенно нейдущему к делу, — наши земские учреждения и всё это — похоже на березки, которые мы натыкали, как в Троицын день, для того чтобы было похоже на
лес, который сам вырос в Европе, и не могу я от души поливать и верить в эти березки!
И действительно, Левин никогда не пивал такого напитка, как эта теплая вода с плавающею зеленью и ржавым от жестяной брусницы вкусом. И тотчас после этого наступала блаженная медленная прогулка с рукой на косе, во время которой можно было отереть ливший пот, вздохнуть полною грудью и оглядеть всю тянущуюся вереницу косцов и то, что делалось вокруг, в
лесу и в поле.
Солнце уже спускалось к деревьям, когда они, побрякивая брусницами, вошли в лесной овражек Машкина Верха. Трава была по пояс в середине лощины, и нежная и мягкая, лопушистая, кое-где по
лесу пестреющая Иваном-да-Марьей.
После короткого совещания — вдоль ли, поперек ли ходить — Прохор Ермилин, тоже известный косец, огромный, черноватый мужик, пошел передом. Он прошел ряд вперед, повернулся назад и отвалил, и все стали выравниваться за ним, ходя под гору по лощине и на гору под самую опушку
леса. Солнце зашло за
лес. Роса уже пала, и косцы только на горке были на солнце, а в низу, по которому поднимался пар, и на той стороне шли в свежей, росистой тени. Работа кипела.
Левин шел всё так же между молодым малым и стариком. Старик, надевший свою овчинную куртку, был так же весел, шутлив и свободен в движениях. В
лесу беспрестанно попадались березовые, разбухшие в сочной траве грибы, которые резались косами. Но старик, встречая гриб, каждый раз сгибался, подбирал и клал зa пазуху. «Еще старухе гостинцу», приговаривал он.
А я ведь хотел было прийти на покос посмотреть на тебя, но жара была такая невыносимая, что я не пошел дальше
леса.
Я посидел и
лесом прошел на слободу, встретил твою кормилицу и сондировал ее насчет взгляда мужиков на тебя.
Она переехала в свою приданую деревню Ергушово, ту самую, где весной был продан
лес и которая была в пятидесяти верстах от Покровского Левина.
Когда еще Степан Аркадьич ездил весной продавать
лес, Долли просила его осмотреть дом и велеть поправить что нужно.
Простившись с дамами и обещав пробыть завтра еще целый день, с тем чтобы вместе ехать верхом осматривать интересный провал в казенном
лесу, Левин перед сном зашел в кабинет хозяина, чтобы взять книги о рабочем вопросе, которые Свияжский предложил ему.
В конце сентября был свезен
лес для постройки двора на отданной артели земле, и было продано масло от коров и разделен барыш.
Деньги от купца за
лес по второму сроку были получены и еще не издержаны, Долли была очень мила и добра последнее время, и мысль этого обеда во всех отношениях радовала Степана Аркадьича.
— А что за прелесть моя Варенька! А? — сказала Кити мужу, как только Сергей Иванович встал. Она сказала это так, что Сергей Иванович мог слышать ее, чего она, очевидно, хотела. — И как она красива, благородно красива! Варенька! — прокричала Кити, — вы будете в мельничном
лесу? Мы приедем к вам.
Варенька, услыхав голос Кити и выговор ее матери, быстро легкими шагами подошла к Кити. Быстрота движений, краска, покрывавшая оживленное лицо, — всё показывало, что в ней происходило что-то необыкновенное. Кити знала, что̀ было это необыкновенное, и внимательно следила за ней. Она теперь позвала Вареньку только затем, чтобы мысленно благословить ее на то важное событие, которое, по мысли Кити, должно было совершиться нынче после обеда в
лесу.
— Третье, чтоб она его любила. И это есть… То есть это так бы хорошо было!.. Жду, что вот они явятся из
леса, и всё решится. Я сейчас увижу по глазам. Я бы так рада была! Как ты думаешь, Долли?
— А! — сказал Левин, более слушая звук ее голоса, чем слова, которые она говорила, всё время думая о дороге, которая шла теперь
лесом, и обходя те места, где бы она могла неверно ступить.
— Пойду теперь независимо от всех собирать грибы, а то мои приобретения незаметны, — сказал он и пошел один с опушки
леса, где они ходили по шелковистой низкой траве между редкими старыми березами, в середину
леса, где между белыми березовыми стволами серели стволы осины и темнели кусты орешника.
Вдруг недалеко с края
леса прозвучал контральтовый голос Вареньки, звавший Гришу, и радостная улыбка выступила на лицо Сергей Ивановича, Сознав эту улыбку, Сергей Иванович покачал неодобрительно головой на свое состояние и, достав сигару, стал закуривать.
Разве не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой стороны опять на край
леса, он увидел на ярком свете косых лучей солнца грациозную фигуру Вареньки, в желтом платье и с корзинкой шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось в одно с поразившим его своею красотой видом облитого косыми лучами желтеющего овсяного поля и за полем далекого старого
леса, испещренного желтизною, тающего в синей дали?
— Так вы ничего не нашли? Впрочем, в середине
леса всегда меньше.