Неточные совпадения
Она была довольна, счастлива детьми, я не мешал ей
ни в
чем, предоставлял ей возиться с детьми, с хозяйством, как она хотела.
Степан Аркадьич получал и читал либеральную газету, не крайнюю, но того направления, которого держалось большинство. И, несмотря на то,
что ни наука,
ни искусство,
ни политика собственно не интересовали его, он твердо держался тех взглядов на все эти предметы, каких держалось большинство и его газета, и изменял их, только когда большинство изменяло их, или, лучше сказать, не изменял их, а они сами в нем незаметно изменялись.
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той,
что у него была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они
ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие
чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
— Ну, коротко сказать, я убедился,
что никакой земской деятельности нет и быть не может, — заговорил он, как будто кто-то сейчас обидел его, — с одной стороны игрушка, играют в парламент, а я
ни достаточно молод,
ни достаточно стар, чтобы забавляться игрушками; а с другой (он заикнулся) стороны, это — средство для уездной coterie [партии] наживать деньжонки.
— Еще бы!
Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, — сказал Степан Аркадьич. — Ну, так дай ты нам, братец ты мой, устриц два, или мало — три десятка, суп с кореньями….
— Нет, ты постой, постой, — сказал он. — Ты пойми,
что это для меня вопрос жизни и смерти. Я никогда
ни с кем не говорил об этом. И
ни с кем я не могу говорить об этом, как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие вкусы, взгляды, всё; но я знаю,
что ты меня любишь и понимаешь, и от этого я тебя ужасно люблю. Но, ради Бога, будь вполне откровенен.
— Хорошо тебе так говорить; это всё равно, как этот Диккенсовский господин который перебрасывает левою рукой через правое плечо все затруднительные вопросы. Но отрицание факта — не ответ.
Что ж делать, ты мне скажи,
что делать? Жена стареется, а ты полн жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь,
что ты не можешь любить любовью жену, как бы ты
ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал! — с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.
И сколько бы
ни внушали княгине,
что в наше время молодые люди сами должны устраивать свою судьбу, он не могла верить этому, как не могла бы верить тому,
что в какое бы то
ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.
Кити испытывала после обеда и до начала вечера чувство, подобное тому, какое испытывает юноша пред битвою. Сердце ее билось сильно, и мысли не могли
ни на
чем остановиться.
И она стала говорить с Кити. Как
ни неловко было Левину уйти теперь, ему всё-таки легче было сделать эту неловкость,
чем остаться весь вечер и видеть Кити, которая изредка взглядывала на него и избегала его взгляда. Он хотел встать, но княгиня, заметив,
что он молчит, обратилась к нему.
Есть люди, которые, встречая своего счастливого в
чем бы то
ни было соперника, готовы сейчас же отвернуться от всего хорошего,
что есть в нем, и видеть в нем одно дурное; есть люди, которые, напротив, более всего желают найти в этом счастливом сопернике те качества, которыми он победил их, и ищут в нем со щемящею болью в сердце одного хорошего.
Разговор не умолкал
ни на минуту, так
что старой княгине, всегда имевшей про запас, на случай неимения темы, два тяжелые орудия: классическое и реальное образование и общую воинскую повинность, не пришлось выдвигать их, а графине Нордстон не пришлось подразнить Левина.
«То и прелестно, — думал он, возвращаясь от Щербацких и вынося от них, как и всегда, приятное чувство чистоты и свежести, происходившее отчасти и оттого,
что он не курил целый вечер, и вместе новое чувство умиления пред ее к себе любовью, — то и прелестно,
что ничего не сказано
ни мной,
ни ею, но мы так понимали друг друга в этом невидимом разговоре взглядов и интонаций,
что нынче яснее,
чем когда-нибудь, она сказала мне,
что любит.
«Да наконец Анна
ни в
чем не виновата, — думала Долли.
К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась с сыном и часто сама, пред тем как ехать на бал, укладывала его, ей стало грустно,
что она так далеко от него; и о
чем бы
ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Сереже. Ей захотелось посмотреть на его карточку и поговорить о нем. Воспользовавшись первым предлогом, она встала и своею легкою, решительною походкой пошла за альбомом. Лестница наверх в ее комнату выходила на площадку большой входной теплой лестницы.
— И
ни за
что не хотел войти. Какой-то он странный, — прибавил Степан Аркадьич.
Ничего не было
ни необыкновенного,
ни странного в том,
что человек заехал к приятелю в половине десятого узнать подробности затеваемого обеда и не вошел; но всем это показалось странно. Более всех странно и нехорошо это показалось Анне.
Несмотря на то,
что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним
ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этою высокою прической, с розой и двумя листками наверху ее.
И Корсунский завальсировал, умеряя шаг, прямо на толпу в левом углу залы, приговаривая: «pardon, mesdames, pardon, pardon, mesdames» и, лавируя между морем кружев, тюля и лент и не зацепив
ни за перышко, повернул круто свою даму, так
что открылись ее тонкие ножки в ажурных чулках, а шлейф разнесло опахалом и закрыло им колени Кривину.
— Мне
ни для
чего не нужно видеть тебя, — робко отвечал он. — Я просто приехал тебя видеть.
Николай Левин продолжал говорить: — Ты знаешь,
что капитал давит работника, — работники у нас, мужики, несут всю тягость труда и поставлены так,
что сколько бы они
ни трудились, они не могут выйти из своего скотского положения.
—
Ни о
чем, — смутясь отвечал Константин.
— Ну, будет о Сергее Иваныче. Я всё-таки рад тебя видеть.
Что там
ни толкуй, а всё не чужие. Ну, выпей же. Расскажи,
что ты делаешь? — продолжал он, жадно пережевывая кусок хлеба и наливая другую рюмку. — Как ты живешь?
— Если хочешь знать всю мою исповедь в этом отношении, я скажу тебе,
что в вашей ссоре с Сергеем Иванычем я не беру
ни той,
ни другой стороны. Вы оба неправы. Ты неправ более внешним образом, а он более внутренно.
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда пил чай, и уселся в своем кресле с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему чаю и со своим обычным: «А я сяду, батюшка», села на стул у окна, он почувствовал
что, как
ни странно это было, он не расстался с своими мечтами и
что он без них жить не может.
— О нет, о нет! Я не Стива, — сказала она хмурясь. — Я оттого говорю тебе,
что я
ни на минуту даже не позволяю себе сомневаться в себе, — сказала Анна.
Не вспоминая
ни своих,
ни его слов, она чувством поняла,
что этот минутный разговор страшно сблизил их; и она была испугана и счастлива этим.
Ей так легко и спокойно было, так ясно она видела,
что всё,
что ей на железной дороге представлялось столь значительным, был только один из обычных ничтожных случаев светской жизни и
что ей
ни пред кем,
ни пред собой стыдиться нечего.
— Извините меня, доктор, но это право
ни к
чему не поведет. Вы у меня по три раза то же самое спрашиваете.
— Нет, она ничего не говорила
ни про того
ни про другого; она слишком горда. Но я знаю,
что всё от этого…
Он знал очень хорошо,
что в глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во
что бы то
ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье,
что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
— От Нильсон? — с ужасом спросила Бетси, которая
ни зa
что бы не распознала Нильсон от всякой хористки.
— Разве вы не знаете,
что вы для меня вся жизнь; но спокойствия я не знаю и не могу вам дать. Всего себя, любовь… да. Я не могу думать о вас и о себе отдельно. Вы и я для меня одно. И я не вижу впереди возможности спокойствия
ни для себя,
ни для вас. Я вижу возможность отчаяния, несчастия… или я вижу возможность счастья, какого счастья!.. Разве оно не возможно? — прибавил он одними губами; но она слышала.
— О, да! — сказала Анна, сияя улыбкой счастья и не понимая
ни одного слова из того,
что говорила ей Бетси. Она перешла к большому столу и приняла участие в общем разговоре.
Мысли его, как и тело, совершали полный круг, не нападая
ни на
что новое.
Она смотрела так просто, так весело,
что кто не знал ее, как знал муж, не мог бы заметить ничего неестественного
ни в звуках,
ни в смысле ее слов.
Но для него, знавшего ее, знавшего,
что, когда он ложился пятью минутами позже, она замечала и спрашивала о причине, для него, знавшего,
что всякие свои радости, веселье, горе, она тотчас сообщала ему, — для него теперь видеть,
что она не хотела замечать его состояние,
что не хотела
ни слова сказать о себе, означало многое.
Сколько он
ни говорил себе,
что он тут
ни в
чем не виноват, воспоминание это, наравне с другими такого же рода стыдными воспоминаниями, заставляло его вздрагивать и краснеть.
Левин замолчал. Опять противопоставлялась эта сила. Он знал,
что, сколько они
ни пытались, они не могли нанять больше сорока, тридцати семи, тридцати восьми рабочих за настоящую цену; сорок нанимались, а больше нет. Но всё-таки он не мог не бороться.
Его не рассердили
ни вид крестьянской лошади и стригуна, топтавших его зеленя (он велел согнать их встретившемуся мужику),
ни насмешливый и глупый ответ мужика Ипата, которого он встретил и спросил: «
Что, Ипат, скоро сеять?» — «Надо прежде вспахать, Константин Дмитрич», отвечал Ипат.
— Есть, брат! Вот видишь ли, ты знаешь тип женщин Оссиановских… женщин, которых видишь во сне… Вот эти женщины бывают на яву… и эти женщины ужасны. Женщина, видишь ли, это такой предмет,
что, сколько ты
ни изучай ее, всё будет совершенно новое.
— Очень можно, куда угодно-с, — с презрительным достоинством сказал Рябинин, как бы желая дать почувствовать,
что для других могут быть затруднения, как и с кем обойтись, но для него никогда и
ни в
чем не может быть затруднений.
— Вот вы хоть похва̀лите, — сказала Агафья Михайловна, — а Константин Дмитрич,
что ему
ни подай, хоть хлеба корку, — поел и пошел.
Как
ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему нужно было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил
ни формы,
ни времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и не будучи в силах спросить,
что хотел.
А позволь тебя спросить, в
чем состоит этот аристократизм Вронского или кого бы то
ни было, — такой аристократизм, чтобы можно было пренебречь мною?
Само собою разумеется,
что он не говорил
ни с кем из товарищей о своей любви, не проговаривался и в самых сильных попойках (впрочем, он никогда не бывал так пьян, чтобы терять власть над собой) и затыкал рот тем из легкомысленных товарищей, которые пытались намекать ему на его связь.
—
Ни зa
что не проиграю. Один Махотин опасен.
Pluck, то есть энергии и смелости, Вронский не только чувствовал в себе достаточно, но,
что гораздо важнее, он был твердо убежден,
что ни у кого в мире не могло быть этого pluck больше,
чем у него.
Они и понятия не имеют о том,
что такое счастье, они не знают,
что без этой любви для нас
ни счастья,
ни несчастья — нет жизни», думал он.
Когда он был тут,
ни Вронский,
ни Анна не только не позволяли себе говорить о чем-нибудь таком,
чего бы они не могли повторить при всех, но они не позволяли себе даже и намеками говорить то,
чего бы мальчик не понял.