Неточные совпадения
Степан Аркадьич ничего
не ответил и только в зеркало взглянул на Матвея;
во взгляде, которым они встретились в зеркале, видно
было, как они понимают друг друга. Взгляд Степана Аркадьича как будто спрашивал: «это зачем ты говоришь? разве ты
не знаешь?»
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности,
не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него
была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни
были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда
не увлекался и
не делал ошибок.
Во время своего студенчества он чуть-было
не влюбился в старшую, Долли, но ее вскоре выдали замуж за Облонского.
Казалось бы, ничего
не могло
быть проще того, чтобы ему, хорошей породы, скорее богатому, чем бедному человеку, тридцати двух лет, сделать предложение княжне Щербацкой; по всем вероятностям, его тотчас признали бы хорошею партией. Но Левин
был влюблен, и поэтому ему казалось, что Кити
была такое совершенство
во всех отношениях, такое существо превыше всего земного, а он такое земное низменное существо, что
не могло
быть и мысли о том, чтобы другие и она сама признали его достойным ее.
Вронский никогда
не знал семейной жизни. Мать его
была в молодости блестящая светская женщина, имевшая
во время замужества, и в особенности после, много романов, известных всему свету. Отца своего он почти
не помнил и
был воспитан в Пажеском Корпусе.
— Я
не знаю, — отвечал Вронский, — отчего это
во всех Москвичах, разумеется, исключая тех, с кем говорю, — шутливо вставил он, —
есть что-то резкое. Что-то они всё на дыбы становятся, сердятся, как будто всё хотят дать почувствовать что-то…
Он извинился и пошел
было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее —
не потому, что она
была очень красива,
не по тому изяществу и скромной грации, которые видны
были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо его,
было что-то особенно ласковое и нежное.
Правда, сколько она могла запомнить свое впечатление в Петербурге у Карениных, ей
не нравился самый дом их; что-то
было фальшивое
во всем складе их семейного быта.
Анна непохожа
была на светскую даму или на мать восьмилетнего сына, но скорее походила бы на двадцатилетнюю девушку по гибкости движений, свежести и установившемуся на ее лице оживлению, выбивавшему то в улыбку, то
во взгляд, если бы
не серьезное, иногда грустное выражение ее глаз, которое поражало и притягивало к себе Кити.
Во время кадрили ничего значительного
не было сказано, шел прерывистый разговор то о Корсунских, муже и жене, которых он очень забавно описывал, как милых сорокалетних детей, то о будущем общественном театре, и только один раз разговор затронул ее за живое, когда он спросил о Левине, тут ли он, и прибавил, что он очень понравился ему.
Во-первых, с этого дня он решил, что
не будет больше надеяться на необыкновенное счастье, какое ему должна
была дать женитьба, и вследствие этого
не будет так пренебрегать настоящим.
Ровно в пять часов, бронзовые часы Петр I
не успели добить пятого удара, как вышел Алексей Александрович в белом галстуке и
во фраке с двумя звездами, так как сейчас после обеда ему надо
было ехать.
И доктор пред княгиней, как пред исключительно умною женщиной, научно определил положение княжны и заключил наставлением о том, как
пить те воды, которые
были не нужны. На вопрос, ехать ли за границу, доктор углубился в размышления, как бы разрешая трудный вопрос. Решение наконец
было изложено: ехать и
не верить шарлатанам, а
во всем обращаться к нему.
— Ах,
не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы
есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват
во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда
были и
есть! Да-с, если бы
не было того, чего
не должно
было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
Он знал очень хорошо, что в глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может
быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и
во что бы то ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда
не может
быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
Вронский поехал
во Французский театр, где ему действительно нужно
было видеть полкового командира,
не пропускавшего ни одного представления
во Французском театре, с тем чтобы переговорить с ним о своем миротворстве, которое занимало и забавляло его уже третий день. В деле этом
был замешан Петрицкий, которого он любил, и другой, недавно поступивший, славный малый, отличный товарищ, молодой князь Кедров. А главное, тут
были замешаны интересы полка.
Сколько раз
во время своей восьмилетней счастливой жизни с женой, глядя на чужих неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как
не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала на его голову, он
не только
не думал о том, как развязать это положение, но вовсе
не хотел знать его,
не хотел знать именно потому, что оно
было слишком ужасно, слишком неестественно.
Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь
не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал только ее слова и придавал им только тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо.
Во всем разговоре этом
не было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли стыда Анна
не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
На выходе из беседки Алексей Александрович, так же как всегда, говорил со встречавшимися, и Анна должна
была, как и всегда, отвечать и говорить; но она
была сама
не своя и как
во сне шла под-руку с мужем.
Жизнь эта открывалась религией, но религией,
не имеющею ничего общего с тою, которую с детства знала Кити и которая выражалась в обедне и всенощной
во Вдовьем Доме, где можно
было встретить знакомых, и в изучении с батюшкой наизусть славянских текстов; это
была религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую
не только можно
было верить, потому что так велено, но которую можно
было любить.
Но Кити в каждом ее движении, в каждом слове, в каждом небесном, как называла Кити, взгляде ее, в особенности
во всей истории ее жизни, которую она знала чрез Вареньку,
во всем узнавала то, «что
было важно» и чего она до сих пор
не знала.
Княгиня подсмеивалась над мужем за его русские привычки, но
была так оживлена и весела, как
не была во всё время жизни на водах.
И действительно, Левин никогда
не пивал такого напитка, как эта теплая вода с плавающею зеленью и ржавым от жестяной брусницы вкусом. И тотчас после этого наступала блаженная медленная прогулка с рукой на косе,
во время которой можно
было отереть ливший пот, вздохнуть полною грудью и оглядеть всю тянущуюся вереницу косцов и то, что делалось вокруг, в лесу и в поле.
— Ну, иди, иди, и я сейчас приду к тебе, — сказал Сергей Иванович, покачивая головой, глядя на брата. — Иди же скорей, — прибавил он улыбаясь и, собрав свои книги, приготовился итти. Ему самому вдруг стало весело и
не хотелось расставаться с братом. — Ну, а
во время дождя где ты
был?
Положение казалось безвыходным. Но в доме Облонских, как и
во всех семейных домах,
было одно незаметное, но важнейшее и полезнейшее лицо — Матрена Филимоновна. Она успокоивала барыню, уверяла ее, что всё образуется (это
было ее слово, и от нее перенял его Матвей), и сама,
не торопясь и
не волнуясь, действовала.
Дарья Александровна выглянула вперед и обрадовалась, увидав в серой шляпе и сером пальто знакомую фигуру Левина, шедшего им навстречу. Она и всегда рада ему
была, но теперь особенно рада
была, что он видит ее
во всей ее славе. Никто лучше Левина
не мог понять ее величия.
Они
не знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил всё, что
было во мне живого, что он ни разу и
не подумал о том, что я живая женщина, которой нужна любовь.
К первому разряду относились долги, которые надо
было сейчас же заплатить или,
во всяком случае, для уплаты которых надо
было иметь готовые деньги, чтобы при требовании
не могло
быть минуты замедления.
Был уже шестой час и потому, чтобы
поспеть во-время и вместе с тем
не ехать на своих лошадях, которых все знали, Вронский сел в извозчичью карету Яшвина и велел ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета
была просторна. Он сел в угол, вытянул ноги на переднее место и задумался.
Прочтя письмо, он поднял на нее глаза, и
во взгляде его
не было твердости. Она поняла тотчас же, что он уже сам с собой прежде думал об этом. Она знала, что, что бы он ни сказал ей, он скажет
не всё, что он думает. И она поняла, что последняя надежда ее
была обманута. Это
было не то, чего она ждала.
Левин говорил то, что он истинно думал в это последнее время. Он
во всем видел только смерть или приближение к ней. Но затеянное им дело тем более занимало его. Надо же
было как-нибудь доживать жизнь, пока
не пришла смерть. Темнота покрывала для него всё; но именно вследствие этой темноты он чувствовал, что единственною руководительною нитью в этой темноте
было его дело, и он из последних сил ухватился и держался за него.
Что? Что такое страшное я видел
во сне? Да, да. Мужик — обкладчик, кажется, маленький, грязный, со взъерошенною бородой, что-то делал нагнувшись и вдруг заговорил по-французски какие-то странные слова. Да, больше ничего
не было во сне, ― cказал он себе. ― Но отчего же это
было так ужасно?» Он живо вспомнил опять мужика и те непонятные французские слова, которые призносил этот мужик, и ужас пробежал холодом по его спине.
Деньги от купца за лес по второму сроку
были получены и еще
не издержаны, Долли
была очень мила и добра последнее время, и мысль этого обеда
во всех отношениях радовала Степана Аркадьича.
— Да я
был в Германии, в Пруссии,
во Франции, в Англии, но
не в столицах, а в фабричных городах, и много видел нового. И рад, что
был.
Они уважали друг друга, но почти
во всем
были совершенно и безнадежно несогласны между собою —
не потому, чтоб они принадлежали к противоположным направлениям, но именно потому, что
были одного лагеря (враги их смешивали в одно), но в этом лагере они имели каждый свой оттенок.
— Дарья Александровна! — сказал он, теперь прямо взглянув в доброе взволнованное лицо Долли и чувствуя, что язык его невольно развязывается. — Я бы дорого дал, чтобы сомнение еще
было возможно. Когда я сомневался, мне
было тяжело, но легче, чем теперь. Когда я сомневался, то
была надежда; но теперь нет надежды, и я всё-таки сомневаюсь
во всем. Я так сомневаюсь
во всем, что я ненавижу сына и иногда
не верю, что это мой сын. Я очень несчастлив.
Необыкновенно
было то, что его все
не только любили, но и все прежде несимпатичные, холодные, равнодушные люди восхищаясь им, покорялись ему
во всем, нежно и деликатно обходились с его чувством и разделяли его убеждение, что он
был счастливейшим в мире человеком, потому что невеста его
была верх совершенства.
Но
во мне
есть другая, я ее боюсь — она полюбила того, и я хотела возненавидеть тебя и
не могла забыть про ту, которая
была прежде.
Ошибка, сделанная Алексеем Александровичем в том, что он, готовясь на свидание с женой,
не обдумал той случайности, что раскаяние ее
будет искренно и он простит, а она
не умрет, — эта ошибка через два месяца после его возвращения из Москвы представилась ему
во всей своей силе.
Сначала он из одного чувства сострадания занялся тою новорожденною слабенькою девочкой, которая
не была его дочь и которая
была заброшена
во время болезни матери и, наверно, умерла бы, если б он о ней
не позаботился, — и сам
не заметил, как он полюбил ее.
Присутствие княгини Тверской, и по воспоминаниям, связанным с нею, и потому, что он вообще
не любил ее,
было неприятно Алексею Александровичу, и он пошел прямо в детскую. В первой детской Сережа, лежа грудью на столе и положив ноги на стул, рисовал что-то, весело приговаривая. Англичанка, заменившая
во время болезни Анны француженку, с вязаньем миньярдиз сидевшая подле мальчика, поспешно встала, присела и дернула Сережу.
Я
не виню вас, и Бог мне свидетель, что я, увидев вас
во время вашей болезни, от всей души решился забыть всё, что
было между нами, и начать новую жизнь.
—
Во всяком положении
есть выход, — сказал, вставая и оживляясь, Степан Аркадьич. —
Было время, когда ты хотел разорвать… Если ты убедишься теперь, что вы
не можете сделать взаимного счастия…
То, что он теперь, искупив пред мужем свою вину, должен
был отказаться от нее и никогда
не становиться впредь между ею с ее раскаянием и ее мужем,
было твердо решено в его сердце; но он
не мог вырвать из своего сердца сожаления о потере ее любви,
не мог стереть в воспоминании те минуты счастия, которые он знал с ней, которые так мало ценимы им
были тогда и которые
во всей своей прелести преследовали его теперь.
И поэтому,
не будучи в состоянии верить в значительность того, что он делал, ни смотреть на это равнодушно, как на пустую формальность,
во всё время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего сам
не понимает, и потому, как ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее.
Но это
было неправда; она совсем почти
не понимала слов службы и даже
не слушала их
во время обручения.
В церкви
была вся Москва, родные и знакомые. И
во время обряда обручения, в блестящем освещении церкви, в кругу разряженных женщин, девушек и мужчин в белых галстуках, фраках и мундирах,
не переставал прилично тихий говор, который преимущественно затевали мужчины, между тем как женщины
были поглощены наблюдением всех подробностей столь всегда затрогивающего их священнодействия.
Но особенно понравилось ему то, что она тотчас же, как бы нарочно, чтобы
не могло
быть недоразумений при чужом человеке, назвала Вронского просто Алексеем и сказала, что они переезжают с ним
во вновь нанятый дом, который здесь называют палаццо.
Он как бы снимал с нее те покровы, из-за которых она
не вся
была видна; каждая новая черта только больше выказывала всю фигуру
во всей ее энергической силе, такою, какою она явилась ему вдруг от произведенного стеарином пятна.
В его будущей супружеской жизни
не только
не могло
быть, по его убеждению, ничего подобного, но даже все внешние формы, казалось ему, должны
были быть во всем совершенно
не похожи на жизнь других.