Неточные совпадения
Неприятнее всего была
та первая минута, когда он, вернувшись из театра, веселый и довольный, с огромною грушей для жены в руке, не
нашел жены в гостиной; к удивлению, не
нашел ее и в кабинете и наконец увидал ее в спальне с несчастною, открывшею всё, запиской в руке.
Если и была причина, почему он предпочитал либеральное направление консервативному, какого держались тоже многие из его круга,
то это произошло не оттого, чтоб он
находил либеральное направление более разумным, но потому, что оно подходило ближе к его образу жизни.
Есть люди, которые, встречая своего счастливого в чем бы
то ни было соперника, готовы сейчас же отвернуться от всего хорошего, что есть в нем, и видеть в нем одно дурное; есть люди, которые, напротив, более всего желают
найти в этом счастливом сопернике
те качества, которыми он победил их, и ищут в нем со щемящею болью в сердце одного хорошего.
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не поеду. Château des fleurs, там
найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за
то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
И странно
то, что хотя они действительно говорили о
том, как смешон Иван Иванович своим французским языком, и о
том, что для Елецкой можно было бы
найти лучше партию, а между
тем эти слова имели для них значение, и они чувствовали это так же, как и Кити.
Когда он увидал всё это, на него
нашло на минуту сомнение в возможности устроить
ту новую жизнь, о которой он мечтал дорогой.
Вообще Долли казалось, что она не в спокойном духе, а в
том духе заботы, который Долли хорошо знала за собой и который
находит не без причины и большею частью прикрывает недовольство собою.
Он знал только, что сказал ей правду, что он ехал туда, где была она, что всё счастье жизни, единственный смысл жизни он
находил теперь в
том, чтобы видеть и слышать ее.
Она ему не подавала никакого повода, но каждый раз, когда она встречалась с ним, в душе ее загоралось
то самое чувство оживления, которое
нашло на нее в
тот день в вагоне, когда она в первый раз увидела его.
— И мне
то же говорит муж, но я не верю, — сказала княгиня Мягкая. — Если бы мужья наши не говорили, мы бы видели
то, что есть, а Алексей Александрович, по моему, просто глуп. Я шопотом говорю это… Не правда ли, как всё ясно делается? Прежде, когда мне велели
находить его умным, я всё искала и
находила, что я сама глупа, не видя его ума; а как только я сказала: он глуп, но шопотом, — всё так ясно стало, не правда ли?
Алексей Александрович ничего особенного и неприличного не
нашел в
том, что жена его сидела с Вронским у особого стола и о чем-то оживленно разговаривала; но он заметил, что другим в гостиной это показалось чем-то особенным и неприличным, и потому это показалось неприличным и ему. Он решил, что нужно сказать об этом жене.
Она говорила себе: «Нет, теперь я не могу об этом думать; после, когда я буду спокойнее». Но это спокойствие для мыслей никогда не наступало; каждый paз, как являлась ей мысль о
том, что она сделала, и что с ней будет, и что она должна сделать, на нее
находил ужас, и она отгоняла от себя эти мысли.
Войдя в кабинет, Рябинин осмотрелся по привычке, как бы отыскивая образ, но,
найдя его, не перекрестился. Он оглядел шкапы и полки с книгами и с
тем же сомнением, как и насчет вальдшнепов, презрительно улыбнулся и неодобрительно покачал головой, никак уже не допуская, чтоб эта овчинка могла стоить выделки.
Кроме
того, он был уверен, что Яшвин уже наверное не
находит удовольствия в сплетне и скандале, а понимает это чувство как должно,
то есть знает и верит, что любовь эта — не шутка, не забава, а что-то серьезнее и важнее.
Это не человек, а машина, и злая машина, когда рассердится, — прибавила она, вспоминая при этом Алексея Александровича со всеми подробностями его фигуры, манеры говорить и его характера и в вину ставя ему всё, что только могла она
найти в нем нехорошего, не прощая ему ничего зa
ту страшную вину, которою она была пред ним виновата.
Доктор остался очень недоволен Алексеем Александровичем. Он
нашел печень значительно увеличенною, питание уменьшенным и действия вод никакого. Он предписал как можно больше движения физического и как можно меньше умственного напряжения и, главное, никаких огорчений,
то есть
то самое, что было для Алексея Александровича так же невозможно, как не дышать; и уехал, оставив в Алексее Александровиче неприятное сознание
того, что что-то в нем нехорошо и что исправить этого нельзя.
Она не слышала половины его слов, она испытывала страх к нему и думала о
том, правда ли
то, что Вронский не убился. О нем ли говорили, что он цел, а лошадь сломала спину? Она только притворно-насмешливо улыбнулась, когда он кончил, и ничего не отвечала, потому что не слыхала
того, что он говорил. Алексей Александрович начал говорить смело, но, когда он ясно понял
то, о чем он говорит, страх, который она испытывала, сообщился ему. Он увидел эту улыбку, и странное заблуждение
нашло на него.
И теперь, делая догадки о
том, кто — кто, какие между ними отношения и какие они люди, Кити воображала себе самые удивительные и прекрасные характеры и
находила подтверждение в своих наблюдениях.
Кити чувствовала, что в ней, в ее складе жизни, она
найдет образец
того, чего теперь мучительно искала: интересов жизни, достоинства жизни — вне отвратительных для Кити светских отношений девушки к мужчинам, представлявшихся ей теперь позорною выставкой товара, ожидающего покупателей.
Узнав все эти подробности, княгиня не
нашла ничего предосудительного в сближении своей дочери с Варенькой,
тем более что Варенька имела манеры и воспитание самые хорошие: отлично говорила по-французски и по-английски, а главное — передала от г-жи Шталь сожаление, что она по болезни лишена удовольствия познакомиться с княгиней.
Она
нашла это утешение в
том, что ей, благодаря этому знакомству, открылся совершенно новый мир, не имеющий ничего общего с её прошедшим, мир возвышенный, прекрасный, с высоты которого можно было спокойно смотреть на это прошедшее.
— Так что ж! разве это не важно? — сказал Сергей Иванович, задетый за живое и
тем, что брат его
находил неважным
то, что его занимало, и в особенности
тем, что он, очевидно, почти не слушал его.
— Ну, послушай однако, — нахмурив свое красивое умное лицо, сказал старший брат, — есть границы всему. Это очень хорошо быть чудаком и искренним человеком и не любить фальши, — я всё это знаю; но ведь
то, что ты говоришь, или не имеет смысла или имеет очень дурной смысл. Как ты
находишь неважным, что
тот народ, который ты любишь, как ты уверяешь…
В середине его работы на него
находили минуты, во время которых он забывал
то, что делал, ему становилось легко, и в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош, как и у Тита.
— Я
нахожу, что ты прав отчасти. Разногласие наше заключается в
том, что ты ставишь двигателем личный интерес, а я полагаю, что интерес общего блага должен быть у всякого человека, стоящего на известной степени образования. Может быть, ты и прав, что желательнее была бы заинтересованная материально деятельность. Вообще ты натура слишком ргіmesautière, [импульсивная,] как говорят Французы; ты хочешь страстной, энергической деятельности или ничего.
— Нет, сердце говорит, но вы подумайте: вы, мужчины, имеете виды на девушку, вы ездите в дом, вы сближаетесь, высматриваете, выжидаете,
найдете ли вы
то, что вы любите, и потом, когда вы убеждены, что любите, вы делаете предложение…
«И для чего она говорит по-французски с детьми? — подумал он. — Как это неестественно и фальшиво! И дети чувствуют это. Выучить по-французски и отучить от искренности», думал он сам с собой, не зная
того, что Дарья Александровна всё это двадцать раз уже передумала и всё-таки, хотя и в ущерб искренности,
нашла необходимым учить этим путем своих детей.
Простоту, чистоту, законность этой жизни он ясно чувствовал и был убежден, что он
найдет в ней
то удовлетворение, успокоение и достоинство, отсутствие которых он так болезненно чувствовал.
Он взглянул на небо, надеясь
найти там
ту раковину, которою он любовался и которая олицетворяла для него весь ход мыслей и чувств нынешней ночи. На небе не было более ничего похожего на раковину. Там, в недосягаемой вышине, совершилась уже таинственная перемена. Не было и следа раковины, и был ровный, расстилавшийся по целой половине неба ковер всё умельчающихся и умельчающихся барашков. Небо поголубело и просияло и с
тою же нежностью, но и с
тою же недосягаемостью отвечало на его вопрошающий взгляд.
«Я не могу быть несчастлив оттого, что презренная женщина сделала преступление; я только должен
найти наилучший выход из
того тяжелого положения, в которое она ставит меня.
Перебирая в воспоминании все известные случаи разводов (их было очень много в самом высшем, ему хорошо известном обществе), Алексей Александрович не
нашел ни одного, где бы цель развода была
та, которую он имел в виду.
Глаза его блестели особенно ярко, и он чувствовал
то твердое, спокойное и радостное состояние духа, которое
находило на него всегда после уяснения своего положения.
— Может быть, это так для тебя, но не для всех. Я
то же думал, а вот живу и
нахожу, что не стоит жить только для этого, — сказал Вронский.
Теперь, когда он держал в руках его письмо, он невольно представлял себе
тот вызов, который, вероятно, нынче же или завтра он
найдет у себя, и самую дуэль, во время которой он с
тем самым холодным и гордым выражением, которое и теперь было на его лице, выстрелив в воздух, будет стоять под выстрелом оскорбленного мужа.
Прелесть, которую он испытывал в самой работе, происшедшее вследствие
того сближение с мужиками, зависть, которую он испытывал к ним, к их жизни, желание перейти в эту жизнь, которое в эту ночь было для него уже не мечтою, но намерением, подробности исполнения которого он обдумывал, — всё это так изменило его взгляд на заведенное у него хозяйство, что он не мог уже никак
находить в нем прежнего интереса и не мог не видеть
того неприятного отношения своего к работникам, которое было основой всего дела.
— Я не
нахожу, — уже серьезно возразил Свияжский, — я только вижу
то, что мы не умеем вести хозяйство и что, напротив,
то хозяйство, которое мы вели при крепостном праве, не
то что слишком высоко, а слишком низко. У нас нет ни машин, ни рабочего скота хорошего, ни управления настоящего, ни считать мы не умеем. Спросите у хозяина, — он не знает, что ему выгодно, что невыгодно.
Кроме
того, этот вопрос со стороны Левина был не совсем добросовестен. Хозяйка зa чаем только что говорила ему, что они нынче летом приглашали из Москвы Немца, знатока бухгалтерии, который за пятьсот рублей вознаграждения учел их хозяйство и
нашел, что оно приносит убытка 3000 с чем-то рублей. Она не помнила именно сколько, но, кажется, Немец высчитал до четверти копейки.
И он с свойственною ему ясностью рассказал вкратце эти новые, очень важные и интересные открытия. Несмотря на
то, что Левина занимала теперь больше всего мысль о хозяйстве, он, слушая хозяина, спрашивал себя: «Что там в нем сидит? И почему, почему ему интересен раздел Польши?» Когда Свияжский кончил, Левин невольно спросил: «Ну так что же?» Но ничего не было. Было только интересно
то, что «оказывалось» Но Свияжский не объяснил и не
нашел нужным объяснять, почему это было ему интересно.
Этот милый Свияжский, держащий при себе мысли только для общественного употребления и, очевидно, имеющий другие какие-то, тайные для Левина основы жизни и вместе с
тем он с толпой, имя которой легион, руководящий общественным мнением чуждыми ему мыслями; этот озлобленный помещик, совершенно правый в своих рассуждениях, вымученных жизнью, но неправый своим озлоблением к целому классу и самому лучшему классу России; собственное недовольство своею деятельностью и смутная надежда
найти поправку всему этому — всё это сливалось в чувство внутренней тревоги и ожидание близкого разрешения.
Они соглашались, что плуг пашет лучше, что скоропашка работает успешнее, но они
находили тысячи причин, почему нельзя было им употреблять ни
то, ни другое, и хотя он и убежден был, что надо спустить уровень хозяйства, ему жалко было отказаться от усовершенствований, выгода которых была так очевидна.
Он перечитал книги, данные ему Свияжским, и, выписав
то, чего у него не было, перечитал и политико-экономические и социалистические книги по этому предмету и, как он ожидал, ничего не
нашел такого, что относилось бы до предпринятого им дела.
Для
того же, чтобы теоретически разъяснить всё дело и окончить сочинение, которое, сообразно мечтаниям Левина, должно было не только произвести переворот в политической экономии, но совершенно уничтожить эту науку и положить начало новой науке — об отношениях народа к земле, нужно было только съездить за границу и изучить на месте всё, что там было сделано в этом направлении и
найти убедительные доказательства, что всё
то, что там сделано, — не
то, что нужно.
Вернувшись домой, Вронский
нашел у себя записку от Анны. Она писала: «Я больна и несчастлива. Я не могу выезжать, но и не могу долее не видать вас. Приезжайте вечером. В семь часов Алексей Александрович едет на совет и пробудет до десяти». Подумав с минуту о странности
того, что она зовет его прямо к себе, несмотря на требование мужа не принимать его, он решил, что поедет.
— Я не высказываю своего мнения о
том и другом образовании, — с улыбкой снисхождения, как к ребенку, сказал Сергей Иванович, подставляя свой стакан, — я только говорю, что обе стороны имеют сильные доводы, — продолжал он, обращаясь к Алексею Александровичу. — Я классик по образованию, но в споре этом я лично не могу
найти своего места. Я не вижу ясных доводов, почему классическим наукам дано преимущество пред реальными.
— Если хорошенько разобрать историю этой девушки,
то вы
найдете, что эта девушка бросила семью, или свою, или сестрину, где бы она могла иметь женское дело, — неожиданно вступая в разговор, сказала с раздражительностью Дарья Александровна, вероятно догадываясь, какую девушку имел в виду Степан Аркадьич.
Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях женщин. Левин был согласен с мнением Дарьи Александровны, что девушка, не вышедшая замуж,
найдет себе дело женское в семье. Он подтверждал это
тем, что ни одна семья не может обойтись без помощницы, что в каждой, бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные.
Он долго не мог понять
того, что она написала, и часто взглядывал в ее глаза. На него
нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить
те слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастием глазах ее он понял всё, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.
— Если ты позволяешь мне сказать свое мнение,
то я думаю, что от тебя зависит указать прямо
те меры, которые ты
находишь нужными, чтобы прекратить это положение.
— Да у вас в душе такой хаос теперь, что ничего не
найдете, — сказал Катавасов. — Погодите, как разберетесь немножко,
то найдете!
Со смешанным чувством досады, что никуда не уйдешь от знакомых, и желания
найти хоть какое-нибудь развлечение от однообразия своей жизни Вронский еще раз оглянулся на отошедшего и остановившегося господина; и в одно и
то же время у обоих просветлели глаза.