Неточные совпадения
Дверь 12-го нумера была полуотворена, и оттуда, в полосе
света, выходил густой дым дурного и слабого табаку, и слышался незнакомый Левину
голос; но Левин тотчас же узнал, что брат тут; он услыхал его покашливанье.
— Я хочу предостеречь тебя в том, — сказал он тихим
голосом, — что по неосмотрительности и легкомыслию ты можешь подать в
свете повод говорить о тебе. Твой слишком оживленный разговор сегодня с графом Вронским (он твердо и с спокойною расстановкой выговорил это имя) обратил на себя внимание.
— Ах, какая ночь! — сказал Весловский, глядя на видневшиеся при слабом
свете зари в большой раме отворенных теперь ворот край избы и отпряженных катков. — Да слушайте, это женские
голоса поют и, право, недурно. Это кто поет, хозяин?
— А, ты не ушел? — сказал вдруг
голос Кити, шедшей тем же путем в гостиную. — Что, ты ничем не расстроен? — сказала она, внимательно вглядываясь при
свете звезд в его лицо.
Бывало, льстивый
голос света // В нем злую храбрость выхвалял: // Он, правда, в туз из пистолета // В пяти саженях попадал, // И то сказать, что и в сраженье // Раз в настоящем упоенье // Он отличился, смело в грязь // С коня калмыцкого свалясь, // Как зюзя пьяный, и французам // Достался в плен: драгой залог! // Новейший Регул, чести бог, // Готовый вновь предаться узам, // Чтоб каждым утром у Вери // В долг осушать бутылки три.
Ужель никто из них не добежал // До рубежа отчизны драгоценной? // Нет, прах Кремля к подошвам их пристал, // И русский бог отмстил за храм священный… // Сердитый Кремль в огне их принимал // И проводил, пылая, светоч грозный… // Он озарил им путь в степи морозной — // И степь их поглотила, и о том, // Кто нам грозил и пленом и стыдом, // Кто над землей промчался, как комета, // Стал говорить с насмешкой
голос света.
Неточные совпадения
Всю ночь до
свету белого // Молилась я, а дедушка // Протяжным, ровным
голосом // Над Демою читал…
Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей болезни, что не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек; что, не испытанный измлада в борьбе с неудачами, не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас великих ощущений не принял последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем
свете, кто бы был в силах воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями силы и лишенную упругости немощную волю, — кто бы крикнул живым, пробуждающим
голосом, — крикнул душе пробуждающее слово: вперед! — которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский человек?
С семьей Панфила Харликова // Приехал и мосье Трике, // Остряк, недавно из Тамбова, // В очках и в рыжем парике. // Как истинный француз, в кармане // Трике привез куплет Татьяне // На
голос, знаемый детьми: // Réveillez-vous, belle endormie. // Меж ветхих песен альманаха // Был напечатан сей куплет; // Трике, догадливый поэт, // Его на
свет явил из праха, // И смело вместо belle Nina // Поставил belle Tatiana.
— Ясные паны! — произнес жид. — Таких панов еще никогда не видывано. Ей-богу, никогда. Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на
свете!.. —
Голос его замирал и дрожал от страха. — Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что арендаторствуют на Украине! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт знает что. То такое, что только поплевать на него, да и бросить! Вот и они скажут то же. Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль?
— Здравствуйте, Алена Ивановна, — начал он как можно развязнее, но
голос не послушался его, прервался и задрожал, — я вам… вещь принес… да вот лучше пойдемте сюда… к
свету… — И, бросив ее, он прямо, без приглашения, прошел в комнату. Старуха побежала за ним; язык ее развязался: