Неточные совпадения
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный час, то есть в 8 часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете,
на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело
на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел
на диван и открыл
глаза.
— Дарья Александровна приказали доложить, что они уезжают. Пускай делают, как им, вам то есть, угодно, — сказал он, смеясь только
глазами, и, положив руки в карманы и склонив голову
на бок, уставился
на барина.
Дарья Александровна, в кофточке и с пришпиленными
на затылке косами уже редких, когда-то густых и прекрасных волос, с осунувшимся, худым лицом и большими, выдававшимися от худобы лица, испуганными
глазами, стояла среди разбросанных по комнате вещей пред открытою шифоньеркой, из которой она выбирала что-то.
Степана Аркадьича не только любили все знавшие его за его добрый, веселый нрав и несомненную честность, но в нем, в его красивой, светлой наружности, блестящих
глазах, черных бровях, волосах, белизне и румянце лица, было что-то физически действовавшее дружелюбно и весело
на людей, встречавшихся с ним.
— Может быть, и да, — сказал Левин. — Но всё-таки я любуюсь
на твое величие и горжусь, что у меня друг такой великий человек. Однако ты мне не ответил
на мой вопрос, — прибавил он, с отчаянным усилием прямо глядя в
глаза Облонскому.
Убеждение Левина в том, что этого не может быть, основывалось
на том, что в
глазах родных он невыгодная, недостойная партия для прелестной Кити, а сама Кити не может любить его.
Профессор с досадой и как будто умственною болью от перерыва оглянулся
на странного вопрошателя, похожего более
на бурлака, чем
на философа, и перенес
глаза на Сергея Ивановича, как бы спрашивая: что ж тут говорить? Но Сергей Иванович, который далеко не с тем усилием и односторонностью говорил, как профессор, и у которого в голове оставался простор для того, чтоб и отвечать профессору и вместе понимать ту простую и естественную точку зрения, с которой был сделан вопрос, улыбнулся и сказал...
В это время Степан Аркадьич, со шляпой
на боку, блестя лицом и
глазами, веселым победителем входил в сад. Но, подойдя к теще, он с грустным, виноватым лицом отвечал
на ее вопросы о здоровье Долли. Поговорив тихо и уныло с тещей, он выпрямил грудь и взял под руку Левина.
— А недурны, — говорил он, сдирая серебряною вилочкой с перламутровой раковины шлюпающих устриц и проглатывая их одну за другой. — Недурны, — повторял он, вскидывая влажные и блестящие
глаза то
на Левина, то
на Татарина.
— Не буду, не буду, — сказала мать, увидав слезы
на глазах дочери, — но одно, моя душа: ты мне обещала, что у тебя не будет от меня тайны. Не будет?
«Нет, неправду не может она сказать с этими
глазами», подумала мать, улыбаясь
на ее волнение и счастие. Княгиня улыбалась тому, как огромно и значительно кажется ей, бедняжке, то, что происходит теперь в ее душе.
Она уже подходила к дверям, когда услыхала его шаги. «Нет! нечестно. Чего мне бояться? Я ничего дурного не сделала. Что будет, то будет! Скажу правду. Да с ним не может быть неловко. Вот он, сказала она себе, увидав всю его сильную и робкую фигуру с блестящими, устремленными
на себя
глазами. Она прямо взглянула ему в лицо, как бы умоляя его о пощаде, и подала руку.
Она тяжело дышала, не глядя
на него. Она испытывала восторг. Душа ее была переполнена счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная любовь его произведет
на нее такое сильное впечатление. Но это продолжалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она подняла
на Левина свои светлые правдивые
глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила...
Но в это самое время вышла княгиня.
На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая
глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
«Это должен быть Вронский», подумал Левин и, чтоб убедиться в этом, взглянул
на Кити. Она уже успела взглянуть
на Вронского и оглянулась
на Левина. И по одному этому взгляду невольно просиявших
глаз ее Левин понял, что она любила этого человека, понял так же верно, как если б она сказала ему это словами. Но что же это за человек?
Со всеми поздоровавшись и сказав несколько слов, он сел, ни разу не взглянув
на не спускавшего с него
глаз Левина.
Вронский посмотрел с удивлением
на князя своими твердыми
глазами и, чуть-улыбнувшись, тотчас же заговорил с графиней Нордстон о предстоящем
на будущей неделе большом бале.
Это было лицо Левина с насупленными бровями и мрачно-уныло смотрящими из-под них добрыми
глазами, как он стоял, слушая отца и взглядывая
на нее и
на Вронского.
И ей так жалко стало его, что слезы навернулись
на глаза.
— Да, вот вам кажется! А как она в самом деле влюбится, а он столько же думает жениться, как я?… Ох! не смотрели бы мои
глаза!.. «Ах, спиритизм, ах, Ницца, ах,
на бале»… — И князь, воображая, что он представляет жену, приседал
на каждом слове. — А вот, как сделаем несчастье Катеньки, как она в самом деле заберет в голову…
— Я не думаю, а знаю;
на это
глаза есть у нас, а не у баб. Я вижу человека, который имеет намерения серьезные, это Левин; и вижу перепела, как этот щелкопер, которому только повеселиться.
Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые
глаза дружелюбно, внимательно остановились
на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же перенеслись
на подходившую толпу, как бы ища кого-то.
Но Каренина не дождалась брата, а, увидав его, решительным легким шагом вышла из вагона. И, как только брат подошел к ней, она движением, поразившим Вронского своею решительностью и грацией, обхватила брата левою рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский, не спуская
глаз, смотрел
на нее и, сам не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что мать ждала его, он опять вошел в вагон.
То же самое думал ее сын. Он провожал ее
глазами до тех пор, пока не скрылась ее грациозная фигура, и улыбка остановилась
на его лице. В окно он видел, как она подошла к брату, положила ему руку
на руку и что-то оживленно начала говорить ему, очевидно о чем-то не имеющем ничего общего с ним, с Вронским, и ему ото показалось досадным.
Анна непохожа была
на светскую даму или
на мать восьмилетнего сына, но скорее походила бы
на двадцатилетнюю девушку по гибкости движений, свежести и установившемуся
на ее лице оживлению, выбивавшему то в улыбку, то во взгляд, если бы не серьезное, иногда грустное выражение ее
глаз, которое поражало и притягивало к себе Кити.
— Стива, — сказала она ему, весело подмигивая, крестя его и указывая
на дверь
глазами. — Иди, и помогай тебе Бог.
— Нет, душа моя, для меня уж нет таких балов, где весело, — сказала Анна, и Кити увидела в ее
глазах тот особенный мир, который ей не был открыт. — Для меня есть такие,
на которых менее трудно и скучно….
Кити своими дальнозоркими
глазами тотчас узнала его и даже заметила, что он смотрел
на нее.
Она знала это чувство и знала его признаки и видела их
на Анне — видела дрожащий, вспыхивающий блеск в
глазах и улыбку счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы, и отчетливую грацию, верность и легкость движений.
Он был еще худее, чем три года тому назад, когда Константин Левин видел его в последний раз.
На нем был короткий сюртук. И руки и широкие кости казались еще огромнее. Волосы стали реже, те же прямые усы висели
на губы, те же
глаза странно и наивно смотрели
на вошедшего.
— А, Костя! — вдруг проговорил он, узнав брата, и
глаза его засветились радостью. Но в ту же секунду он оглянулся
на молодого человека и сделал столь знакомое Константину судорожное движение головой и шеей, как будто галстук жал его; и совсем другое, дикое, страдальческое и жестокое выражение остановилось
на его исхудалом лице.
— О чем вы говорили? — сказал он, хмурясь и переводя испуганные
глаза с одного
на другого. — О чем?
—
На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, — сказал он, остановив испуганные дикие
глаза на лице брата. — И ведь вот, кажется, что уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. — Он содрогнулся. — Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к Цыганам! Знаешь, я очень полюбил Цыган и русские песни.
Анна посмотрела
на нее мокрыми от слез
глазами.
— Нет, мрачные. Ты знаешь, отчего я еду нынче, а не завтра? Это признание, которое меня давило, я хочу тебе его сделать, — сказала Анна, решительно откидываясь
на кресле и глядя прямо в
глаза Долли.
— Я так бы желала, чтобы вы все меня любили, как я вас люблю; а теперь я еще больше полюбила вас, — сказала она со слезами
на глазах. — Ах, как я нынче глупа!
Она чувствовала,что
глаза ее раскрываются больше и больше, что пальцы
на руках и ногах нервно движутся, что внутри что-то давит дыханье и что все образы и звуки в этом колеблющемся полумраке с необычайною яркостью поражают ее.
Она довольно долго, ничего не отвечая, вглядывалась в него и, несмотря
на тень, в которой он стоял, видела, или ей казалось, что видела, и выражение его лица и
глаз.
Увидав ее, он пошел к ней навстречу, сложив губы в привычную ему насмешливую улыбку и прямо глядя
на нее большими усталыми
глазами.
Он сидел
на своем кресле, то прямо устремив
глаза вперед себя, то оглядывая входивших и выходивших, и если и прежде он поражал и волновал незнакомых ему людей своим видом непоколебимого спокойствия, то теперь он еще более казался горд и самодовлеющ.
Лицо ее казалось усталым, и не было
на нем той игры просившегося то в улыбку, то в
глаза оживления; но
на одно мгновение при взгляде
на него что-то мелькнуло в ее
глазах, и, несмотря
на то, что огонь этот сейчас же потух, он был счастлив этим мгновением.
Алексей Александрович усталыми
глазами взглянул
на Вронского.
Раздевшись, она вошла в спальню, но
на лице ее не только не было того оживления, которое в бытность ее в Москве так и брызгало из ее
глаз и улыбки: напротив, теперь огонь казался потушенным в ней или где-то далеко припрятанным.
Когда ее взгляд встретился теперь с его голубыми, добрыми
глазами, пристально смотревшими
на нее, ей казалось, что он насквозь видит ее и понимает всё то нехорошее, что в ней делается.
У ней похолодело сердце, когда она увидала Кити, сидевшую
на низеньком ближайшем от двери стуле и устремившую неподвижные
глаза на угол ковра.
Он знал очень хорошо, что в
глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою жизнь
на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел
на кузину.
— Это немножко нескромно, но так мило, что ужасно хочется рассказать, — сказал Вронский, глядя
на нее смеющимися
глазами. — Я не буду называть фамилий.
— Ну, bonne chance, [желаю вам удачи,] — прибавила она, подавая Вронскому палец, свободный от держания веера, и движением плеч опуская поднявшийся лиф платья, с тем чтобы, как следует, быть вполне голою, когда выйдет вперед, к рампе,
на свет газа и
на все
глаза.
— Вы не находите, что в Тушкевиче есть что-то Louis XV? — сказал он, указывая
глазами на красивого белокурого молодого человека, стоявшего у стола.
— Это становится неприлично, — шепнула одна дама, указывая
глазами на Каренину, Вронского и ее мужа.