Неточные совпадения
«Ну, всё кончено, и слава Богу!»
была первая мысль, пришедшая Анне Аркадьевне, когда она простилась в
последний раз с братом, который до третьего звонка загораживал собою дорогу в вагоне. Она села на свой диванчик, рядом с Аннушкой, и огляделась в полусвете спального вагона. «Слава Богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная,
по старому».
Мать Вронского, узнав о его связи, сначала
была довольна — и потому, что ничто,
по ее понятиям, не давало
последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем свете, и потому, что столь понравившаяся ей Каренина, так много говорившая о своем сыне,
была всё-таки такая же, как и все красивые и порядочные женщины,
по понятиям графини Вронской.
А он
по своей усидчивости, добросовестности к работе, — он натянут до
последней степени; а давление постороннее
есть, и тяжелое, — заключил доктор, значительно подняв брови.
Кабинет Свияжского
была огромная комната, обставленная шкафами с книгами и с двумя столами — одним массивным письменным, стоявшим
по середине комнаты, и другим круглым, уложенным звездою вокруг лампы на разных языках
последними нумерами газет и журналов.
Деньги от купца за лес
по второму сроку
были получены и еще не издержаны, Долли
была очень мила и добра
последнее время, и мысль этого обеда во всех отношениях радовала Степана Аркадьича.
Избранная Вронским роль с переездом в палаццо удалась совершенно, и, познакомившись чрез посредство Голенищева с некоторыми интересными лицами, первое время он
был спокоен. Он писал под руководством итальянского профессора живописи этюды с натуры и занимался средневековою итальянскою жизнью. Средневековая итальянская жизнь в
последнее время так прельстила Вронского, что он даже шляпу и плед через плечо стал носить по-средневековски, что очень шло к нему.
Во французском театре, которого он застал
последний акт, и потом у Татар за шампанским Степан Аркадьич отдышался немножко на свойственном ему воздухе. Но всё-таки в этот вечер ему
было очень не
по себе.
И Вронскому и Анне московская жизнь в жару и пыли, когда солнце светило уже не по-весеннему, а по-летнему, и все деревья на бульварах уже давно
были в листьях, и листья уже
были покрыты пылью,
была невыносима; но они, не переезжая в Воздвиженское, как это давно
было решено, продолжали жить в опостылевшей им обоим Москве, потому что в
последнее время согласия не
было между ними.
Масленников весь рассиял, увидав Нехлюдова. Такое же было жирное и красное лицо, и та же корпуленция, и такая же, как в военной службе, прекрасная одежда. Там это был всегда чистый, по последней моде облегавший его плечи и грудь мундир или тужурка; теперь это
было по последней моде статское платье, так же облегавшее его сытое тело и выставлявшее широкую грудь. Он был в вицмундире. Несмотря на разницу лет (Масленникову было под 40), они были на «ты».
Наступает тишина, изредка только прерываемая звяканьем рюмок да пьяным покрякиваньем… Солнце начинает уже клониться к западу, и тень липы всё растет и растет. Приходит Феона и, фыркая, резко махая руками, расстилает окола стола коврик. Приятели молча
выпивают по последней, располагаются на ковре и, повернувшись друг к другу спинами, начинают засыпать…
Неточные совпадения
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но
по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул
последний, ближайший к реке дом; в
последний раз звякнул удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее
был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой. Бред продолжался.
Я ударил
последнего по голове кулаком, сшиб его с ног и бросился в кусты. Все тропинки сада, покрывавшего отлогость против наших домов,
были мне известны.
«
Есть еще одна фатера, — отвечал десятник, почесывая затылок, — только вашему благородию не понравится; там нечисто!» Не поняв точного значения
последнего слова, я велел ему идти вперед, и после долгого странствовия
по грязным переулкам, где
по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате, на самом берегу моря.
…что и для вас самих
будет очень выгодно перевесть, например, на мое имя всех умерших душ, какие
по сказкам
последней ревизии числятся в имениях ваших, так, чтобы я за них платил подати. А чтобы не подать какого соблазна, то передачу эту вы совершите посредством купчей крепости, как бы эти души
были живые.
— Послушайте, матушка… эх, какие вы! что ж они могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах. Вы возьмите всякую негодную,
последнюю вещь, например, даже простую тряпку, и тряпке
есть цена: ее хоть,
по крайней мере, купят на бумажную фабрику, а ведь это ни на что не нужно. Ну, скажите сами, на что оно нужно?