Неточные совпадения
— Никак нет. При береге бы остался…
На сухой пути сподручнее, ваше благородие… А в море, сказывают ребята, и не приведи бог, как бывает страшно… В окияне, сказывают,
волна страсть какая… Небо, мол,
с овчинку покажется…
На носу «поддавало» сильней, и он вздрагивал
с легким скрипом, поднимаясь из
волны. Свежий ветер резал лицо своим ледяным дыханием и продувал насквозь. Молодой моряк ежился от холода, но стоически стоял
на своем добровольно мученическом посту, напрягая свое зрение…
И среди этих водяных гор маленький «Коршун» со спущенными стеньгами и брам-стеньгами выдерживает шторм
с оголенными мачтами под штормовыми триселями [Триселя — небольшие нижние паруса у грот — и фок-мачт.], бизанью [Бизань — нижний парус у бизань-мачты.] и фор-стеньги-стакселем, то поднимаясь
на волну, то опускаясь в глубокую ложбину, образуемую двумя громадными валами.
Он качается и вперед и назад, и
с бока
на бок и, разрезывая острым носом гребень, вскакивает
на него, и в этот момент часть
волны попадает
на бак.
И ему вдруг делается стыдно своего малодушного страха, когда вслед за этой мелькнувшей мыслью, охватившей смертельной тоской его молодую душу, нос «Коршуна», бывший
на гребне переднего вала, уже стремительно опустился вниз, а корма вздернулась кверху, и водяная гора сзади, так напугавшая юношу, падает обессиленная,
с бешенством разбиваясь о кормовой подзор, и «Коршун» продолжает нырять в этих водяных глыбах, то вскакивая
на них, то опускаясь, обдаваемый брызгами
волн, и отряхиваясь, словно гигантская птица, от воды.
С такой же яростью нападали
на маленький «Коршун» и
волны, и только бешено разбивались о его бока, перекатывались через бак и иногда, если рулевые плошали, вливались верхушками через подветренный борт. Все их торжество ограничивалось лишь тем, что они обдавали своими алмазными брызгами вахтенных матросов, стоявших у своих снастей
на палубе.
И, глядя
на эти бушующие
волны, среди которых метался корвет, молодому лейтенанту
с какой-то поразительной назойливостью лезли мысли об отставке, и образ дорогой Наташи являлся перед ним, мучительно щемя его душу.
Море еще бушевало. По-прежнему оно катило свои седые
волны, которые нападали
на корвет, но сила их как будто уменьшилась. Море издали не казалось одной сплошной пеной, и водяная пыль не стояла над ним. Оно рокотало, все еще грозное, но не гудело
с ревом беснующегося стихийного зверя.
Хотя
на баке еще сильно «поддавало» [Когда
с носа
на судно вкатывается гребень
волны.] и нос корвета то стремительно опускался, то вскакивал наверх, тем не менее Ашанин чувствовал себя отлично и окончательно успокоился. Бодрый и веселый, стоял он
на вахте и словно бы гордился, что его нисколько не укачивает, как и старого боцмана Федотова и других матросов, бывших
на баке.
Володя взглянул и увидал качающуюся над
волнами мачту
с чернеющими
на ней пятнами и приподнятый кверху нос. У него мучительно сжалось сердце.
И
с проходившего судна могли и не заметить этой одиноко уцелевшей мачты, качающейся
на волнах.
С корвета отпустили веревку,
на которой держался баркас, и он, словно мячик, запрыгал
на волнах, удаляясь от борта.
— Навались, ребята! — говорил лейтенант
с рыжими усами, правя рулем вразрез
волн, верхушки которых то и дело обдавали всех сидевших
на баркасе.
Он взглянул
на качающуюся мачту, которая была уже близко, увидал эти дико радостные лица и уже более не обращал внимания
на волны и почти не замечал, что был весь мокрый. — Vive la Russie!.. Vive la Russie! — раздалось
с полузатонувшего корабля, когда баркас был в нескольких саженях.
Тотчас же из баркаса выпрыгнуло
на судно несколько матросов и вместе
с ними Володя. Они были в воде выше колен и должны были цепко держаться, чтоб их не снесло
волнами.
Плавно раскачиваясь по океанской
волне, громадной и в то же время необыкновенно спокойной, равномерно и правильно поднимающей и опускающей судно, «Коршун» взял курс
на Брест. Там корвет должен был пополнить запас провизии и в лице этого военного порта надолго распроститься
с Европой.
Срывая и крутя перед собой гребешки
волн, рассыпающихся водяной пылью, шквал
с грозным гулом напал
на корвет, окутав его со всех сторон мглой. Страшный тропический ливень стучит
на палубе и
на стекле люков. Яростно шумит он в рангоуте и во вздувшихся снастях, кладет корвет набок, так что подветренный борт почти чертит воду и мчит его
с захватывающей дух быстротой несколько секунд. Кругом одна белеющая, кипящая пена.
На бак снова попадали брызги сердитых
волн, обдавая
с ног до головы часовых.
Не прошло и получаса, как
с ревом, наводящим ужас, ураган напал
на корвет, срывая верхушки
волн и покрывая все видимое пространство вокруг седой водяной пылью. Громады
волн с бешенством били корвет, вкатываясь
с наветренного борта и заливая бак. Стало совсем темно. Лил страшный ливень, сверкала ослепительная молния, и, не переставая, грохотал гром. И вой урагана, и рев моря, и грохот — все это сливалось в каком-то леденящем кровь концерте.
Проломленные борты заменены новыми; купленный в Батавии катер, выкрашенный в белую краску,
с голубой каемкой, висел
на боканцах взамен смытого
волной; новая грот-мачта, почти «вооруженная», то есть
с вантами, снастями, стеньгами, марсом и реями, стояла
на своем месте.
— А может, бог даст, и разыщут. Мичман Лопатин башковатый человек и знает, где искать… А Артемьев, небось, не дурак — не станет против
волны плыть… Он лег себе
на спину, да и ждет помоги
с корвета. Знает, что свои не оставят… А как увидит баркас, голосом крикнет или какой знак подаст… Тоже у нас вот
на «Кобчике» один матросик сорвался и
на ходу упал… Так
волна куда сильнее была, а вызволил господь — спасли. И акул-рыба не съела! Вот видишь ли, матросик. А ты говоришь: не найдут. Еще как ловко найдут!
Цепко ухватившись за румпель руля, Лопатин
с напряженным вниманием, прерывисто дыша, смотрит перед собой, направляя баркас в разрез
волне. Подавшись всем корпусом вперед, точно этим положением ускорялось движение шлюпки, он всей фигурой своей и возбужденным лицом
с лихорадочно блестевшими глазами олицетворял нетерпение. Он обернулся: корвет уже казался маленьким суденышком, точно от него отделяло необыкновенно большое пространство, а не верста или полторы. Он взглянул
на компас и умоляющим голосом произнес...
Неточные совпадения
Заревела
на выгонах облезшая, только местами еще неперелинявшая скотина, заиграли кривоногие ягнята вокруг теряющих
волну блеющих матерей, побежали быстроногие ребята по просыхающим
с отпечатками босых ног тропинкам, затрещали
на пруду веселые голоса баб
с холстами, и застучали по дворам топоры мужиков, налаживающих сохи и бороны.
Волны моря бессознательной жизни стали уже сходиться над его головой, как вдруг, — точно сильнейший заряд электричества был разряжен в него, — он вздрогнул так, что всем телом подпрыгнул
на пружинах дивана и, упершись руками,
с испугом вскочил
на колени.
Я, как матрос, рожденный и выросший
на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась
с бурями и битвами, и, выброшенный
на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих
волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там
на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
Я,
с трудом спускаясь, пробирался по крутизне, и вот вижу: слепой приостановился, потом повернул низом направо; он шел так близко от воды, что казалось, сейчас
волна его схватит и унесет; но видно, это была не первая его прогулка, судя по уверенности,
с которой он ступал
с камня
на камень и избегал рытвин.
Медленно поднимаясь
на хребты
волн, быстро спускаясь
с них, приближалась к берегу лодка.