Неточные совпадения
Передонов нагнулся и поднял кота. Кот
был толстый, белый, некрасивый. Передонов теребил его, — дергал за уши, за хвост, тряс за шею. Володин радостно хохотал и подсказывал Передонову, что еще можно
сделать.
— Может
быть, — сказал он, — вы, Ардальон Борисыч, знаете все вкусные кушанья, которые
делают у вас на родине, но как же вы можете знать все вкусные кушанья, которые делаются у меня на родине, если вы никогда на моей родине не
были?
Варвара порылась еще в спальне и вынесла оттуда обрывок бумажки и карандаш. Володин написал: «для хозяйки» и прицепил бумажку к петле. Все это
делал он с потешными ужимками. Потом он снова принялся неистово прыгать вдоль стен, попирая их подошвами и весь сотрясаясь при этом. Визгом его и блеющим хохотом
был наполнен весь дом. Белый кот, испуганно прижав уши, выглядывал из спальни и, невидимому, не знал, куда бы ему бежать.
Володин смотрел на Передонова с уважением. Надежда Васильевна легонько вздохнула и —
делать нечего — принялась пустословить и сплетничать, как умела. Хоть и не люб ей
был такой разговор, но она поддерживала его с ловкостью и веселостью бойкой и выдержанной девицы.
«Скверно жить среди завистливых и враждебных людей. Но что же
делать, — не могут же все
быть инспекторами! Борьба за существование!»
Подполковник Николай Вадимович Рубовский, невысокий плотный человек с густыми бровями, веселыми серыми глазами и прихрамывающею походкою, отчего его шпоры неровно и звонко призвякивали,
был весьма любезен и за то любим в обществе. Он знал всех людей в городе, все их дела и отношения, любил слушать сплетни, но сам
был скромен и молчалив, как могила, и никому не
делал ненужных неприятностей.
— Ну, уж я так
сделаю, — казал он, — что вам отлично
будет сидеть.
Володин
сделал понимающее лицо, хотя, конечно, не знал, какие это нашлись вдруг у Передонова дела. А Передонов думал, что ему необходимо
будет сделать несколько визитов. Вчерашняя случайная встреча с жандармским офицером навела его на мысль, которая показалась ему весьма дельною: обойти всех значительных в городе лиц и уверить их в своей благонадежности. Если это удастся, тогда, в случае чего, у Передонова найдутся заступники в городе, которые засвидетельствуют его правильный образ мыслей.
Так Володин и
сделал. И еще придумал одну замысловатую штуку: предложил Надежде Васильевне заниматься с ее братом ручным трудом. Надежда Васильевна подумала, что Володин нуждается в заработке, и немедленно согласилась. Условились заниматься три раза в неделю по два часа, за тридцать рублей в месяц. Володин
был в восторге: и денежки, и возможность частых встреч с Надеждою Васильевною.
— Так-с, так-с, — осторожно сказал Скучаев. — А впрочем, что же это мы сухопутный разговор
делаем. Надо закусить да
выпить.
Скучаев угощал, — как и все, что
делал, — весьма степенно, словно важным делом занимался. Притом он старался
делать это с какими-нибудь хитрыми коленцами. Подавали глинтвейн в больших стаканах, совсем как кофе, и хозяин называл его кофейком. Рюмки для водки подали с отбитыми и обточенными донышками, чтоб их нельзя
было поставить на стол.
Быть счастливым для него значило ничего не
делать и, замкнувшись от мира, ублажать свою утробу.
Передонов задумался. Случайно подвернулась на память Грушина, смутно припомнился недавний разговор с нею, когда он оборвал ее рассказ угрозою донести. Что это он погрозил доносом Грушиной, спуталось у него в голове в тусклое представление о доносе вообще. Он ли донесет, на него ли донесут —
было неясно, и Передонов не хотел
сделать усилия припомнить точно, — ясно
было одно, что Грушина — враг. И, что хуже всего, она видела, куда он прятал Писарева. Надо
будет перепрятать. Передонов сказал...
Каждый день так
делал Передонов по одному посещению перед обедом, — больше одного не успевал, потому что везде надо
было вести обстоятельные объяснения. Вечером по обыкновению отправлялся играть на биллиарде.
Проходя мимо церкви, Передонов снял шапку и трижды перекрестился, истово и широко, чтобы видели все, кто мог бы увидеть проходившего мимо церкви будущего инспектора. Прежде он этого не
делал, но теперь надо держать ухо востро. Может
быть, сзади идет себе тишком какой-нибудь соглядатай или за деревом таится кто-нибудь и наблюдает.
Этот рассказ поразил Варвару. Она совершенно поверила, что все это так и
есть и что на ее жениха готовится нападение еще с одной стороны. Надо
было как-нибудь поскорее сорвать маску с переодетой барышни. Долго совещались они, как это
сделать, но пока ничего не придумали.
И в срывающихся звуках его голоса
было слышно, что он
делает усилие просить, что ему хочется кричать дерзкие, угрожающие слова.
Мальчики пришли смело, они думали, что их подозревают по прежним шалостям. Авдеев, унылый, длинный старик,
был, наоборот, вполне уверен, что его сыновья опять
сделали какую-нибудь пакость. Исправник рассказал Авдееву, в чем обвиняются его сыновья. Авдеев промолвил...
— Ну вот, мы их наказали, то
есть отец их наказал, а вы знаете, кто это вам
сделал.
Детей у него
было много, и все они, мальчики и девочки, уже обнаруживали зачатки разнообразных талантов: кто писал стихи, кто рисовал, кто
делал быстрые успехи в музыке.
— Вот вы все на меня нападаете, Николай Власьевич. Вам на меня, может
быть, клевещут, а я ничего такого не
делаю.
— Ха-ха-ха! — отчетливо
делал он, кончая смеяться, сел в кресло и откинул голову, словно падая от смеха. — Удивили же вы меня, почтенный Ардальон Борисыч! ха-ха-ха! Скажите мне,
будьте любезны, на чем вы основываете ваше предположение, если посылки, которые вас привели к этому заключению, не составляют вашей тайны! ха-ха-ха!
— Мне мокротно молоденьке, Нигде места не найду, — визгливо
пела Дарья, искажая звуки и вставляя слоги, как
делают простонародные певцы для пущей трогательности. Выходило, примерно, этак...
Движения его всегда
были стремительны и неожиданны; он словно не ходил, а носился, коротенький, как воробей, и никогда нельзя
было узнать по его лицу и положению, что он
сделает в следующую минуту.
Антоша, весь красный, с лицом, облитым слeзaми, закричал, вертясь в ее руках и брыкаясь ногами: — Мамочка, мамочка, прости, я ничего такого не
буду делать!
Это муж должен
был бы
сделать, а вы заменили мужа.
Виткевич захохотал, а остальные
сделали вид, что не слышали. Вершина начала
было рассказывать свой сон, — Передонов не дослушал и стал прощаться. Мурин пригласил его к себе на вечер.
Во сне ему снились все бараны да коты, которые ходили вокруг него, блеяли и мяукали внятно, но слова у них
были все поганые, и бесстыже
было все, что они
делали.
Своего сына, известно, когда постегаешь, — что ж
делать, коли заслужит, а чужим-то мальчикам под рубашки заглядывать как будто бы оно для вас и лишнее дело
будет.
В ее душе
было чувство покорности и готовности
сделать все, что велят, перенести все, что захотят с нею
сделать, — только бы узнать, угадать, чего от нее хотят.
Преполовенские уже видели, что после второго письма Передонов твердо решил жениться на Варваре. Они и сами поверили письму. Стали говорить, что всегда
были за Варвару. Ссориться с Передоновым им не
было расчета: выгодно с ним играть в карты. А Геня,
делать нечего, пусть подождет, — другого жениха придется поискать.
— Конечно, венчаться вам надо: и доброе дело
сделаете да и княгине угодите; княгине приятно
будет, что вы женитесь, так что вы и ей угодите и доброе дело
сделаете, вот и хорошо
будет, а то так-то что же, а тут все же доброе дело
сделаете да и княгине приятно.
— А может
быть, и
делают, — недоверчиво сказал Передонов. — Это еще я у попа спрошу. Он лучше знает.
Преполовенские взяли на себя устройство венчания. Венчаться решили в деревне, верстах в шести от города: Варваре неловко
было итти под венец в городе после того как прожили столько лет, выдавая себя за родных. День, назначенный для венчания, скрыли: Преполовенские распустили слух, что венчаться
будут в пятницу, а на самом деле свадьба
была в среду днем. Это
сделали, чтобы не наехали любопытные из города. Варвара не раз повторяла Передонову...
— Мне постричься и прическу надо
сделать, — сказал он. — У меня сегодня важное дело
есть, совсем особенное, — так ты мне
сделай прическу по-испански.
В тот день, когда Передоновы собирались
делать визиты, — что у Рутиловых, конечно,
было заранее известно, — сестры отправились к Варваре Николаевне Хрипач, из любопытства посмотреть, как-то Варвара поведет себя здесь. Скоро пришли и Передоновы. Варвара
сделала реверанс директорше и больше обыкновенного дребезжащим голосом сказала...
— В каждом городе
есть тайный жандармский унтер-офицер. Он в штатском, иногда служит, или торгует, или там еще что
делает, а ночью, когда все спят, наденет голубой мундир да и шасть к жандармскому офицеру.
Время шло, а выжидаемая день за днем бумага о назначении инспектором все не приходила. И частных сведений о месте никаких не
было. Справиться у самой княгини Передонов не смел: Варвара постоянно пугала его тем, что она — знатная. И ему казалось, что если бы он сам вздумал к ней писать, то вышли бы очень большие неприятности. Он не знал, что именно могли с ним
сделать по княгининой жалобе, но это-то и
было особенно страшно. Варвара говорила...
— Разве не знаешь аристократов? Жди, сами
сделают что надо. А напоминать
будешь — обидятся, хуже
будет. У них гонору-то сколько! они гордые, они любят, чтобы им верили.
Людмила учила Сашу
делать реверансы. Неловко и застенчиво приседал он вначале. Но в нем
была грация, хотя и смешанная с мальчишеской угловатостью. Краснея и смеясь, он прилежно учился
делать реверансы и кокетничал напропалую.
Хорошо бы ничего не
делать,
есть,
пить, спать — да и только!
Передонов не ходил в гимназию и тоже чего-то ждал. В последние дни он все льнул к Володину. Страшно
было выпустить его с глаз, — не навредил бы. Уже с утра, как только проснется, Передонов с тоскою вспоминал Володина: где-то он теперь? что-то он
делает? Иногда Володин мерещился ему: облака плыли по небу, как стадо баранов, и между ними бегал Володин с котелком на голове, с блеющим смехом; в дыме, вылетающем из труб, иногда быстро проносился он же, уродливо кривляясь и прыгая в воздухе.
Людмила смеялась звонко и весело, целовала Коковкину, — и старуха думала, что веселая девица ребячлива, как дитя, а Саша по глупости все ее затеи рад исполнить. Веселый Людмилин смех казал этот случай простою детскою шалостью, за которую только пожурить хорошенько. И она ворчала,
делая сердитое лицо, но уже сердце у нее
было спокойно.
Он
делал невинное лицо, а на душе у него
было тяжело. Он выспрашивал Коковкину, что же говорят, и боялся услышать какие-нибудь грубые слова. Что могут говорить о них? Людмилочкина горница окнами в сад, с улицы ее не видно, да и Людмилочка спускает занавески. А если кто подсмотрел, то как об этом могут говорить? Может
быть, досадные, оскорбительные слова? Или так говорят, только о том, что он часто ходит?
— Может
быть, и не всегда? — спросил Хрипач, устремляя на Сашу взор, который постарался
сделать проницательным.
Чтобы не внушить мальчику дурных мыслей, которых у него раньше (верил Хрипач) не
было, и чтобы не обидеть мальчика, и чтобы
сделать все к устранению тех неприятностей, которые могут случиться в будущем из-за этого знакомства.
Уже он много
выпил и
был красен; его неподвижно улыбающееся лицо и неповоротливый стан
делали его похожим на куклу. И все рифмовал.
А три сестры порядком струхнули. Они еще не знали, осталось ли тайною Сашино ряженье. Но их ведь
было трое, и все они дружно одна за другую. Это
сделало их более храбрыми. Они все три собрались у Людмилы и шопотом совещались. Валерия сказала...
— Ах, это так понятно! — живо заговорила Людмила с видом обиженной, но простившей свою обиду милой девицы, — он же вам не чужой. Конечно, вас не могут не волновать все эти глупые сплетни. Нам и со стороны
было его жалко, потому мы его и приласкали. А в нашем городе сейчас из всего
сделают преступление. Здесь, если бы вы знали, такие ужасные, ужасные люди!
Сестры еще долго наперебой щебетали, убеждая Екатерину Ивановну в совершенной невинности их знакомства с Сашею. Для большей убедительности они принялись
было рассказывать с большою подробностью, что именно и когда они
делали с Сашею, но при этом перечне скоро сбились: это же все такие невинные, простые вещи, что просто и помнить их нет возможности. И Екатерина Ивановна, наконец, вполне поверила в то, что ее Саша и милые девицы Рутиловы явились невинными жертвами глупой клеветы.