Неточные совпадения
— Пойми,
что мы пошли с Варей, да не застали княгини, всего на пять минут опоздали, — рассказывал Передонов, — она в деревню уехала, вернется через три недели, а мне никак нельзя было ждать, сюда надо было ехать
к экзаменам.
— Далеко от гимназии, — объяснил Передонов. Вершина недоверчиво улыбалась. Вернее, думала она,
что он хочет быть поближе
к Марте.
Марта вздрогнула, повернулась
к нему и не знала,
что сказать. Владислав улыбался, глядя на Передонова, и слегка краснел.
Марта послушно вышла. Она поняла,
что Вершина хочет говорить с Передоновым, и была рада, ленивая,
что не
к спеху.
— А тебе
что за дело, лихорадка? — закричала Варвара, подбегая
к окну.
Положим, я знаю,
что он — предводитель дворянства, а
к нашему училищу касательства не имеет, — но я этого не трогаю.
—
Что это вы, Павел Васильевич, так зачастили
к Варваре Дмитриевне?
— Сестра! — кричала она, — знаем мы, какая ты есть сестра. А отчего
к тебе директорша не ходит? а?
что?
— Как ты можешь мне указывать! Я в своем дому,
что хочу, то и делаю. Захочу — и сейчас вас выгоню вон, и чтобы духу вашего не пахло. Но только я
к вам милостива. Живите, ничего, только чтоб не фордыбачить.
— Барыня милая, Софья Ефимовна, простите вы меня, бабу пьяную. А только,
что я вам скажу, послушайте-ка. Вот вы
к ним ходите, а знаете,
что она про вашу сестрицу говорит? И кому же? Мне, пьяной сапожнице! Зачем? Чтобы я всем рассказала, вот зачем!
— Нет, не замолчу, — злорадно крикнула Ершова и опять обратилась
к Преполовенской. —
Что она с вашим мужем будто живет, ваша сестра, вот
что она мне говорила, паскудная.
—
Что вы, голубушка, Варвара Дмитриевна, — утешала Грушина, — не думайте этого. Никогда он ни на ком, кроме вас, не женится. Он
к вам привык.
Чтобы разъяснить это недоумение, ездили нынче в Петербург; Варвара сходила
к княгине, потом повела
к ней Передонова, но нарочно оттянула это посещение, так
что уже не застали княгиню: Варвара поняла,
что княгиня в лучшем случае ограничится только советом повенчаться поскорее да несколькими неопределенными обещаниями при случае попросить, — обещаниями, которые были бы совсем недостаточны для Передонова.
Уже с утра они были готовы ехать под венец. Оставалось только надеть приличное
к венцу платье да приколоть фату и цветы. О Варваре сестры не вспоминали в своих разговорах, как-будто ее и на свете нет. Но уже одно то,
что они, беспощадные насмешницы, перемывая косточки всем, не обмолвились во весь день ни одним словечком только о Варваре, одно это доказывало,
что неловкая мысль о ней гвоздем сидит в голове каждой из сестриц.
И еще темнее казалось везде оттого,
что Передонов стоял в пространстве, освещенном лампою в гостиной, свет от которой двумя полосами ложился на двор, расширяясь
к соседскому забору, за которым виднелись темные бревенчатые стены.
Передонову стало досадно. По его мнению, сестры должны бы плакать от печали,
что он их отверг. «Притворяются!» — подумал он, молча уходя со двора. Девицы перебежали
к окнам на улицу и кричали вслед Передонову насмешливые слова пока он не скрылся в темноте.
— Ну вот,
чего мне врать, — ответила Варвара, — хоть сам поди
к нему, спроси.
Раньше эти книги Передонов держал на виду, чтобы показать,
что у него свободные мнения, — хотя на самом деле он не имел ни мнений, ни даже охоты
к размышлениям.
И она думала,
что уж теперь непременно Передонов, увидев, как она полнеет, и получив
к тому же поддельное письмо, женится на ней.
— И следует, ей-богу, следует, — с одушевлением сказал Володин. — Потому как ежели она в законный брак не хочет вступать, а между прочим
к себе в окно молодых людей пускает, то уж это
что ж! Уж это значит — ни стыда, ни совести нет у человека.
Грушина чуть не каждый день забегала
к Варваре, Варвара бывала у нее еще чаще, так
что они почти и не расставались. Варвара волновалась, а Грушина медлила, — уверяла,
что очень трудно скопировать буквы, чтобы вышло совсем похоже.
— Прошу, — сказал хозяин, делая неправильные ударения по непривычке
к разговору, —
чем бог послал.
— Я ему обещал, — сказал Передонов, —
что нарочно приеду
к вам, чтоб вы его при мне наказали.
Крамаренко посмотрел на Передонова с удивлением и молча пробежал мимо. Он принадлежал
к числу тех гимназистов, которые находили Передонова грубым, глупым и несправедливым и за то ненавидели и презирали его. Таких было большинство. Передонов думал,
что это — те, кого директор подговаривает против него, если не сам, то через сыновей.
Передонов пригласил его зайти сейчас, но Володин сказал,
что у него есть дело: он вдруг почувствовал,
что как-то неприлично все не иметь дела; слова Передонова о своих делах подстрекали его, и он сообразил,
что хорошо бы теперь самостоятельно зайти
к барышне Адаменко и сказать ей,
что у него есть новые и очень изящные рисунки для рамочек, так не хочет ли она посмотреть. Кстати, думал Володин, Надежда Васильевна угостит его кофейком.
Передонов, дразня ее, рассказал,
что ездил
к Марте. Варвара молчала. У нее в руках было княгинино письмо. Хоть и поддельное, а все-таки…
Вершина, стоя у калитки, смотрела за ним, криво улыбаясь, и торопливо дымила папироскою, словно спеша окончить
к сроку заданный сегодня урок. [5. Передонов быстро шел, почти бежал. Встречные городовые раздражали, пугали его.
Что им надо! — думал он, — точно соглядатаи.] С испуганным и отчаянным лицом Передонов прибежал домой и крикнул еще в передней голосом, хриплым от волнения...
Как только Передонов ушел играть на биллиарде, Варвара поехала
к Грушиной. Долго они толковали и, наконец, решили поправить дело вторым письмом. Варвара знала,
что у Грушиной есть знакомые в Петербурге. При их посредстве не трудно переслать туда и обратно письмо, которое изготовят здесь.
«Для начала, — думал Передонов, — надо выбрать начальство попроще и там осмотреться, принюхаться, — видно будет, как относятся
к нему,
что о нем говорят». Поэтому, решил Передонов, всего умнее начать с городского головы. Хотя он — купец и учился всего только в уездном училище, но все же он везде бывает, и у него все бывают, и он пользуется в городе уважением, а в других городах и даже в столице у него есть знакомые, довольно важные.
— А у нас уж такой народ, — жаловался Передонов, — того наблекочут,
чего и не было. Так вот я
к вам: вы — городской голова.
Скучаев был весьма польщен тем,
что к нему пришли. Он не совсем понимал, для
чего это и в
чем тут дело, но из политики не показывал и вида,
что не понимает.
Я его, знаете, сечь никогда не секу, а только как заленится или так в
чем проштрафится, возьму за плечи, поведу
к окну, — там у нас в саду березы стоят.
Тоскою веяло затишье на улицах, и казалось,
что ни
к чему возникли эти жалкие здания, безнадежно-обветшалые, робко намекающие на таящуюся в их стенах нищую и скучную жизнь.
Люди попадались, — и шли они медленно, словно ничто ни
к чему их не побуждало, словно едва одолевали они клонящую их
к успокоению дремоту.
Передонов сказал,
что пришел
к Александру Алексеевичу по делу. Девица его впустила. Переступая порог, Передонов зачурался про себя. И хорошо,
что поспешил: не успел еще он снять пальто, как уже в гостиной послышался резкий, сердитый голос Авиновицкого. Голос у прокурора всегда был устрашающий, — иначе он и не говорил. Так и теперь, сердитым и бранчивым голосом он еще из гостиной кричал приветствие и выражение радости по тому поводу,
что наконец-то Передонов собрался
к нему.
После долгих сетований, в которых изливался Передонов, Авиновицкий сообразил,
что кто-то пытается шантажировать Передонова и с этой целью распускает о нем слухи с таким расчетом, чтобы запугать его и тем подготовить почву для внезапного требования денег.
Что эти слухи не дошли до Авиновицкого, он объяснил себе тем,
что шантажист ловко действует в самом близком
к Передонову кругу, — ведь ему же и нужно воздействовать лишь на Передонова. Авиновицкий спросил...
— Она все
к нам ходит, — жаловался Передонов, — и все вынюхивает. Она жадная, ей все давай. Может быть, она хочет, чтоб я ей деньгами заплатил, чтоб она не донесла,
что у меня Писарев был. А может быть, она хочет за меня замуж. Но я не хочу платить, и у меня есть другая невеста, — пусть доносит, я не виноват. А только мне неприятно,
что выйдет история, и это может повредить моему назначению.
Преследование невест, зависть товарищей, более сочиненная им самим,
чем действительная, чьи-то подозреваемые им козни — все это делало его жизнь скучною и печальною, как эта погода, которая несколько дней под ряд стояла хмурая и часто разрешалась медленными, скучными, но долгими и холодными дождями. Скверно складывалась жизнь, чувствовал Передонов, — но он думал,
что вот скоро сделается он инспектором, и тогда все переменится
к лучшему.
— Вот обо мне всякие слухи ходят, так я, как дворянин, обращаюсь
к вам. Про меня всякий вздор говорят, ваше превосходительство,
чего и не было.
Несомненно,
что в громадном большинстве случаев они вполне добросовестно относятся
к своей работе.
Вследствие неблаговоспитанности окружающей среды эти проступки могут принять там довольно грубые формы, тем более,
что в сельском населении России вообще мало развиты чувства долга и чести и уважения
к чужой собственности.
— Я рад,
что вы обратились ко мне и потому,
что в наше время особенно полезно членам первенствующего сословия всегда и везде прежде всего помнить,
что они — дворяне, дорожить принадлежностью
к этому сословию, — не только правами, но и обязанностями и честью дворянина. Дворяне в России, как вам, конечно, известно, сословие по преимуществу служилое.
Верига любезно улыбнулся и не садился, давая понять,
что разговор окончен. Сказав свою речь, он вдруг почувствовал,
что это вышло вовсе некстати и
что Передонов не кто иной, как трусливый искатель хорошего места, обивающий пороги в поисках покровительства. Он отпустил Передонова с холодным пренебрежением, которое привык чувствовать
к нему за его непорядочную жизнь.
— Да, вот вы теперь видите, какова провинциальная среда? Я всегда говорил,
что единственное спасение для мыслящих людей — сплотиться, и я радуюсь,
что вы пришли
к тому же убеждению.
Кириллов обратился
к Передонову. Услышав,
что тот говорит об инспекторском месте, Кириллов забеспокоился. Ему показалось,
что Передонов хочет быть инспектором в нашем уезде. А в уездном земстве назревало предположение учредить должность своего инспектора училищ, выбираемого земством и утверждаемого учебным начальством.
За обедом Варвара не могла удержаться, чтобы не передать того,
что слышала о Пыльникове. Она не думала, будет ли это для нее вредно или полезно, как отнесется
к этому Передонов, — говорила просто со зла.
—
Чем бы по вечерам на биллиард ходить каждый вечер, сходил бы иногда
к гимназистам на квартиры. Они знают,
что учителя
к ним редко заглядывают, а инспектора и раз в год не дождешься, так у них там всякое безобразие творится, и картеж, и пьянство. Да вот сходил бы
к этой девчонке-то переодетой. Пойди попозже, как спать станут ложиться; мало ли как тогда можно будет ее уличить да сконфузить.
Да, впрочем, и раньше
что были гимназисты для Передонова? Не только ли аппаратом для растаскивания пером чернил по бумаге и для пересказа суконным языком того,
что когда-то было сказано языком человечьим! Передонов во всю свою учительскую деятельность совершенно искренно не понимал и не думал о том,
что гимназисты — такие же люди, как и взрослые. Только бородатые гимназисты с пробудившимся влечением
к женщинам вдруг становились в его глазах равными ему.
Ольга Васильевна Коковкина, у которой жил гимназист Саша Пыльников, была вдова казначея. Муж оставил ей пенсию и небольшой дом, в котором ей было так просторно,
что она могла отделить еще и две-три комнаты для жильцов. Но она предпочла гимназистов. Повелось так,
что к ней всегда помещали самых скромных мальчиков, которые учились исправно и кончали гимназию. На других же ученических квартирах значительная часть была таких, которые кочуют из одного учебного заведения в другое, да так и выходят недоучками.
Она положила руки на плечи мальчику, нагибала его
к себе и не замечала,
что ему неловко. А он стоял, склонясь, и закрывал глаза платком. Передонов объяснил...