— Я еще и сама не старуха, я еще и сама могла бы
пожить в свое удовольствие и выйти замуж за доброго и солидного человека, чем вам женихов разыскивать.
Неточные совпадения
Марта сидела
в беседке, еще принаряженная от обедни. На ней было светлое платье с бантиками, но оно к ней не шло. Короткие рукава обнажали островатые красные локти, сильные и большие руки. Марта была, впрочем, не дурна. Веснушки не портили ее. Она слыла даже за хорошенькую, особенно среди
своих, поляков, — их
жило здесь не мало.
— Скажите, пожалуйста, — с нескрываемою насмешкою
в голосе сказала она, — а на вид она гораздо старше вас. Конечно, это не мое дело, а только со стороны жалко, что такой хороший молодой человек должен
жить не так, как бы он заслуживал по
своей красоте и душевным качествам.
— Как ты можешь мне указывать! Я
в своем дому, что хочу, то и делаю. Захочу — и сейчас вас выгоню вон, и чтобы духу вашего не пахло. Но только я к вам милостива.
Живите, ничего, только чтоб не фордыбачить.
Варвара жаловалась Грушиной на
свою Наталью. Грушина указала ей новую прислугу, Клавдию, и расхвалила ее. Решили ехать за нею сейчас же, на Самородину-речку, где она
жила пока у акцизного чиновника, на-днях получившего перевод
в другой город. Варвару остановило только имя. Она с недоумением спросила...
Наконец приехали к Грушиной. Грушина
жила в собственном домике, довольно неряшливо, с тремя малыми
своими ребятишками, обтрепанными, грязными, глупыми и злыми, как ошпаренные собачонки. Откровенный разговор только теперь начался.
Ведь бывали же случаи, что люди присваивали себе чужое имя и
жили себе
в свое удовольствие.
Надежда Васильевна Адаменко с братом
жила в городе
в собственном кирпичном красном домике; недалеко от города было у нее имение, отданное
в аренду.
В позапрошлом году кончила она учение
в здешней гимназии, а ныне занималась тем, что лежала на кушетке, читала книжки всякого содержания да школила
своего брата, одиннадцатилетнего гимназиста, который спасался от ее строгостей только сердитым заявлением...
Он думал, что у каждого здесь дома есть
свои покойники. И все, кто
жил в этих старых домах лет пятьдесят тому назад, все умерли. Некоторых покойников еще он помнил.
Она, например, даже не жаловалась на то, что от него нет писем, тогда как прежде,
живя в своем городке, только и жила одною надеждой и одним ожиданием получить поскорее письмо от возлюбленного Роди.
Родительница его, из фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу «матушек-командирш», носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала детей утром к ручке, на ночь их благословляла, — словом,
жила в свое удовольствие.
«Эти растрепанные, вывихнутые люди довольно удобно
живут в своих шкурах… в своих ролях. Я тоже имею право на удобное место в жизни…» — соображал Самгин и чувствовал себя обновленным, окрепшим, независимым.
Жизнь ее наполнилась так тихо, незаметно для всех, что она
жила в своей новой сфере, не возбуждая внимания, без видимых порывов и тревог. Она делала то же, что прежде, для всех других, но делала все иначе.
Неточные совпадения
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывет
в руки…» (остановясь), ну, здесь
свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не
живет где-нибудь инкогнито…
Да распрямиться дедушка // Не мог: ему уж стукнуло, // По сказкам, сто годов, // Дед
жил в особой горнице, // Семейки недолюбливал, //
В свой угол не пускал;
А если и действительно //
Свой долг мы ложно поняли // И наше назначение // Не
в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И
жить чужим трудом, // Так надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так
жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня
жить несколько лет
в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известии. Я теперь
в Москве,
прожив несколько лет
в Сибири. Я могу служить примером, что трудами и честностию состояние
свое сделать можно. Сими средствами, с помощию счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»
Скотинин. Суженого конем не объедешь, душенька! Тебе на
свое счастье грех пенять. Ты будешь
жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и не видывал; да я на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты, то сделаю, что все затрубят:
в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.