Неточные совпадения
Марта
сидела в беседке, еще принаряженная от обедни. На ней
было светлое платье с бантиками, но оно к ней не шло. Короткие рукава обнажали островатые красные локти, сильные и большие руки. Марта
была, впрочем, не дурна. Веснушки не портили ее. Она слыла даже за хорошенькую, особенно среди своих, поляков, — их жило здесь не мало.
Марта смеялась тоненьким, радостным смехом, как смеются благонравные дети. Вершина рассказала все быстро и однообразно, словно высыпала, — как она всегда говорила, — и разом замолчала,
сидела и улыбалась краем рта, и оттого все ее смуглое и сухое лицо пошло в складки, и черноватые от курева зубы слегка приоткрылись. Передонов подумал и вдруг захохотал. Он всегда не сразу отзывался на то, что казалось ему смешным, — медленны и тупы
были его восприятия.
Владя побежал, и слышно
было, как песок шуршит под его ногами. Вершина осторожно и быстро посмотрела в бок на Передонова сквозь непрерывно испускаемый ею дым. Передонов
сидел молча, глядел прямо перед собою затуманенным взором и жевал карамельку. Ему
было приятно, что те ушли, — а то, пожалуй, опять бы засмеялись. Хотя он и узнал наверное, что смеялись не над ним, но в нем осталась досада, — так после прикосновения жгучей крапивы долго остается и возрастает боль, хотя уже крапива и далече.
Варвара встретила Грушину радостно:
было до нее дело. Грушина и Варвара сейчас же принялись говорить о прислуге и зашептались. Любопытный Володин подсел к ним и слушал. Передонов угрюмо и одиноко
сидел за столом и мял руками конец скатерти.
Уже с утра они
были готовы ехать под венец. Оставалось только надеть приличное к венцу платье да приколоть фату и цветы. О Варваре сестры не вспоминали в своих разговорах, как-будто ее и на свете нет. Но уже одно то, что они, беспощадные насмешницы, перемывая косточки всем, не обмолвились во весь день ни одним словечком только о Варваре, одно это доказывало, что неловкая мысль о ней гвоздем
сидит в голове каждой из сестриц.
Вокруг чайного стола
сидели гости: Грушина, — она же теперь ежеденничала у Варвары, — Володин, Преполовенская, ее муж, Константин Петрович, высокий человек лет под сорок, матово-бледный, черноволосый и необычайно молчаливый. Варвара принарядилась, — надела белое платье.
Пили чай, беседовали. Варвару, как всегда, беспокоило, что Передонов долго не возвращался. Володин с веселым блеющим хохотом рассказал, что Передонов пошел куда-то с Рутиловым. Это увеличило Варварино беспокойство.
В лицевых же на улицу покоях верхнего жилья, там, где принимались гости, все
было зытянуто и жестко. Мебель красного дерева словно
была увеличена во много раз по образцу игрушечной. Обыкновенным людям на ней
сидеть было неудобно, — сядешь, словно на камень повалишься. А грузный хозяин — ничего, сядет, примнет себе место и
сидит с удобством. Навещавший голову почасту архимандрит подгородного монастыря называл эти кресла и диваны душеспасительными, на что голова отвечал...
Ольга Васильевна, худощавая старушка, высокая и прямая, с добродушным лицом, которому она, однако, старалась придавать строгое выражение, и Саша Пыльников, мальчик хорошо откормленный и строго выдержанный своею теткою,
сидели за чайным столом. Сегодня
была Сашина очередь ставить варенье, из деревни, и потому он чувствовал себя хозяином, важно угощал Ольгу Васильевну, и черные глаза его блестели.
Он ушел. Коковкина пошла утешать Сашу. Саша грустно
сидел у окна и смотрел на звездное небо. Уже спокойны и странно печальны
были его черные глаза. Коковкина молча погладила его по голове.
Передонов, отправляясь на биллиард, зашел к Вершиной.
Было пасмурно. Вершина и Марта
сидели в гостиной.
Коковкина с Сашею
пили чай. Зоркими глазами оглядела их Людмила, — ничего,
сидят скромненько, чай
пьют, булки
едят и разговаривают. Людмила поцеловалась с хозяйкою и сказала...
Потом приснилась Людмиле великолепная палата с низкими, грузными сводами, — и толпились в ней нагие, сильные, прекрасные отроки, — а краше всех
был Саша. Она
сидела высоко, и нагие отроки перед нею поочередно бичевали друг друга. И когда положили на пол Сашу, головою к Людмиле, и бичевали его, а он звонко смеялся и плакал, — она хохотала, как иногда хохочут во сне, когда вдруг усиленно забьется сердце, — смеются долго, неудержимо, смехом сомозабвения и смерти…
Вдруг послышался грохот, — разбилось оконное стекло, камень упал на пол, близ стола, где
сидел Передонов. Под окном слышен
был тихий говор, смех, потом быстрый, удаляющийся топот. Все в переполохе вскочили с мест; женщины, как водится, завизжали. Подняли камень, рассматривали его испуганно, к окну никто не решался подойти, — сперва выслали на улицу Клавдию, и только тогда, когда она донесла, что на улице пусто, стали рассматривать разбитое стекло.
Совесть ли, Вершина ли
сидела против нее и говорила что-то скоро и отчетливо, но непонятно, и курила чем-то чужепахучим, решительная, тихая, требующая, чтобы все
было, как она хочет. Марта хотела посмотреть прямо в глаза этой докучной посетительнице, но почему-то не могла, — та странно улыбалась, ворчала, и глаза ее убегали куда-то и останавливались на далеких, неведомых предметах, на которые Марте страшно
было глядеть…
Передонову
было неприятно, что не хотят разгадать его новость. Он замолчал и
сидел, неловко сгорбившись, тупой и тяжелый, и неподвижно смотрел перед собою. Вершина курила и криво улыбалась, показывая свои темно-желтые зубы.
— Все мамзелью
была, а вот и мадамой стала. Мы с вами тезки: я — Варвара, и вы — Варвара, а не
были знакомы домами. Пока мамзелью
была, все больше дома
сидела, — да что ж все за печкой
сидеть! Теперь мы с Ардальон Борисычем
будем открыто жить. Милости просим, — мы к вами, вы к нами, мусью к мусьи, мадам к мадами.
Сидели недолго. Варвара обрадовалась, когда они ушли: и
были, и ушли скоро. Она радостно говорила, снова раздеваясь...
После свадьбы Варвара, с радости, стала
выпивать, особенно часто с Грушиною. Раз, под хмельком, когда у нее
сидела Преполовенская, Варвара проболталась о письме. Всего не рассказала, а намекнула довольно ясно. Хитрой Софье и того
было довольно, — ее вдруг словно осенило. И как сразу не догадаться
было! — мысленно пеняла она себе. По секрету рассказала она про подделку писем Вершиной, и от той пошло по всему городу.
Передонов
был уверен, что за дверью стоит и ждет валет и что у валета
есть какая-то сила и власть, вроде как у городового: может куда-то отвести, в какой-то страшный участок. А под столом
сидит недотыкомка. И Передонов боялся заглянуть под стол или за дверь.
Дома,
сидя в столовой и
выпивая с Володиным, Передонов рассказывал ему про княгиню. Княгиня, в представлении Передонова, что ни день дряхлела и становилась ужаснее: желтая, морщинистая, согбенная, клыкастая, злая, — неотступно мерещилась она Передонову.