Неточные совпадения
Но никто не разделял его счастия; молчаливый товарищ его смотрел на все эти взрывы даже враждебно и с недоверчивостью.
Был тут и еще один человек, с виду похожий как бы на отставного чиновника. Он
сидел особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и посматривая кругом. Он
был тоже как будто в некотором волнении.
Было душно, так что
было даже нестерпимо
сидеть, и все до того
было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно
было в пять минут сделаться пьяным.
Вдруг послышалось, что в комнате, где
была старуха, ходят. Он остановился и притих, как мертвый. Но все
было тихо, стало
быть померещилось. Вдруг явственно послышался легкий крик или как будто кто-то тихо и отрывисто простонал и замолчал. Затем опять мертвая тишина, с минуту или с две. Он
сидел на корточках у сундука и ждал, едва переводя дух, но вдруг вскочил, схватил топор и выбежал из спальни.
— Да как же вы не понимаете? Значит, кто-нибудь из них дома. Если бы все ушли, так снаружи бы ключом заперли, а не на запор изнутри. А тут, — слышите, как запор брякает? А чтобы затвориться на запор изнутри, надо
быть дома, понимаете? Стало
быть, дома
сидят, да не отпирают!
Он очень хорошо знал, он отлично хорошо знал, что они в это мгновение уже в квартире, что очень удивились, видя, что она отперта, тогда как сейчас
была заперта, что они уже смотрят на тела и что пройдет не больше минуты, как они догадаются и совершенно сообразят, что тут только что
был убийца и успел куда-нибудь спрятаться, проскользнуть мимо них, убежать; догадаются, пожалуй, и о том, что он в пустой квартире
сидел, пока они вверх проходили.
Показалось ему вдруг тоже, что ужасно ему теперь отвратительно проходить мимо той скамейки, на которой он тогда, по уходе девочки,
сидел и раздумывал, и ужасно тоже
будет тяжело встретить опять того усача, которому он тогда дал двугривенный: «Черт его возьми!»
Да, это так; это все так. Он, впрочем, это и прежде знал, и совсем это не новый вопрос для него; и когда ночью решено
было в воду кинуть, то решено
было безо всякого колебания и возражения, а так, как будто так тому и следует
быть, как будто иначе и
быть невозможно… Да, он это все знал и все помнил; да чуть ли это уже вчера не
было так решено, в ту самую минуту, когда он над сундуком
сидел и футляры из него таскал… А ведь так!..
Тот
был дома, в своей каморке, и в эту минуту занимался, писал, и сам ему отпер. Месяца четыре, как они не видались. Разумихин
сидел у себя в истрепанном до лохмотьев халате, в туфлях на босу ногу, всклокоченный, небритый и неумытый. На лице его выразилось удивление.
Слушай внимательно: и дворник, и Кох, и Пестряков, и другой дворник, и жена первого дворника, и мещанка, что о ту пору у ней в дворницкой
сидела, и надворный советник Крюков, который в эту самую минуту с извозчика встал и в подворотню входил об руку с дамою, — все, то
есть восемь или десять свидетелей, единогласно показывают, что Николай придавил Дмитрия к земле, лежал на нем и его тузил, а тот ему в волосы вцепился и тоже тузил.
Убийца
был наверху, когда Кох и Пестряков стучались, и
сидел на запоре.
— Вы, впрочем, не конфузьтесь, — брякнул тот, — Родя пятый день уже болен и три дня бредил, а теперь очнулся и даже
ел с аппетитом. Это вот его доктор
сидит, только что его осмотрел, а я товарищ Родькин, тоже бывший студент, и теперь вот с ним нянчусь; так вы нас не считайте и не стесняйтесь, а продолжайте, что вам там надо.
— Газеты
есть? — спросил он, входя в весьма просторное и даже опрятное трактирное заведение о нескольких комнатах, впрочем довольно пустых. Два-три посетителя
пили чай, да в одной дальней комнате
сидела группа, человека в четыре, и
пили шампанское. Раскольникову показалось, что между ними Заметов. Впрочем, издали нельзя
было хорошо рассмотреть.
— Да я вовсе не завлекал, я, может, даже сам завлечен, по глупости моей, а ей решительно все равно
будет, ты или я, только бы подле кто-нибудь
сидел и вздыхал.
При входе Сони Разумихин, сидевший на одном из трех стульев Раскольникова, сейчас подле двери, привстал, чтобы дать ей войти. Сначала Раскольников указал
было ей место в углу дивана, где
сидел Зосимов, но, вспомнив, что этот диван
был слишком фамильярноеместо и служит ему постелью, поспешил указать ей на стул Разумихина.
Осторожно отвел он рукою салоп и увидал, что тут стоит стул, а на стуле в уголку
сидит старушонка, вся скрючившись и наклонив голову, так что он никак не мог разглядеть лица, но это
была она.
Марфа Петровна уже третий день принуждена
была дома
сидеть; не с чем в городишко показаться, да и надоела она там всем с своим этим письмом (про чтение письма-то слышали?).
— Н… нет, видел, один только раз в жизни, шесть лет тому. Филька, человек дворовый у меня
был; только что его похоронили, я крикнул, забывшись: «Филька, трубку!» — вошел, и прямо к горке, где стоят у меня трубки. Я
сижу, думаю: «Это он мне отомстить», потому что перед самою смертью мы крепко поссорились. «Как ты смеешь, говорю, с продранным локтем ко мне входить, — вон, негодяй!» Повернулся, вышел и больше не приходил. Я Марфе Петровне тогда не сказал. Хотел
было панихиду по нем отслужить, да посовестился.
«И многие из иудеев пришли к Марфе и Марии утешать их в печали о брате их. Марфа, услыша, что идет Иисус, пошла навстречу ему; Мария же
сидела дома. Тогда Марфа сказала Иисусу: господи! если бы ты
был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего ты попросишь у бога, даст тебе бог».
Она
было остановилась, быстро подняла
было на негоглаза, но поскорей пересилила себя и стала читать далее. Раскольников
сидел и слушал неподвижно, не оборачиваясь, облокотясь на стол и смотря в сторону. Дочли до 32-го стиха.
В следующей комнате, похожей на канцелярию,
сидело и писало несколько писцов, и очевидно
было, что никто из них даже понятия не имел: кто и что такое Раскольников?
— Я, знаете, человек холостой, этак несветский и неизвестный, и к тому же законченный человек, закоченелый человек-с, в семя пошел и… и… и заметили ль вы, Родион Романович, что у нас, то
есть у нас в России-с, и всего более в наших петербургских кружках, если два умные человека, не слишком еще между собою знакомые, но, так сказать, взаимно друг друга уважающие, вот как мы теперь с вами-с, сойдутся вместе, то целых полчаса никак не могут найти темы для разговора, — коченеют друг перед другом,
сидят и взаимно конфузятся.
Он до того
был сбит и спутан, что, уже придя домой и бросившись на диван, с четверть часа
сидел, только отдыхая и стараясь хоть сколько-нибудь собраться с мыслями.
Будь умница, Леня, а ты, Коля, не болтай ножками;
сиди, как благородный ребенок должен
сидеть.
— Вот вы, наверно, думаете, как и все, что я с ним слишком строга
была, — продолжала она, обращаясь к Раскольникову. — А ведь это не так! Он меня уважал, он меня очень, очень уважал! Доброй души
был человек! И так его жалко становилось иной раз!
Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, так жалко станет его, хотелось бы приласкать, а потом и думаешь про себя: «приласкаешь, а он опять напьется», только строгостию сколько-нибудь и удержать можно
было.
— И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, — вот ты ждешь от меня объяснений, Соня,
сидишь и ждешь, я это вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, — ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче
будет!» И можешь ты любить такого подлеца?
Оба
сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем
было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это
было странное и ужасное ощущение! Идя к Соне, он чувствовал, что в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг теперь, когда все сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем
был прежде.
— Соня, — сказал он, — уж лучше не ходи ко мне, когда я
буду в остроге
сидеть.
А этот генералишка
сидел и рябчиков
ел… ногами затопал, что я его обеспокоила…
Но вот ты
сидишь и вареную говядину жрешь, точно три дня не
ел.
Мало
было ему, что муку вынес, когда за дверью
сидел, а в дверь ломились и колокольчик звонил, — нет, он потом уж на пустую квартиру, в полубреде, припомнить этот колокольчик идет, холоду спинного опять испытать потребовалось….
— Вы знаете, может
быть (да я, впрочем, и сам вам рассказывал), — начал Свидригайлов, — что я
сидел здесь в долговой тюрьме, по огромному счету, и не имея ни малейших средств в виду для уплаты.
Есть, говорит, один такой расслабленный отец, отставной чиновник, в кресле
сидит и третий год ногами не двигается.
— Опять я! Не гляди на меня, дуру! Ах, господи, да что ж я
сижу, — вскричала она, срываясь с места, — ведь кофей
есть, а я тебя и не потчую! Вот ведь эгоизм-то старушечий что значит. Сейчас, сейчас!