Неточные совпадения
— Вот и
Марта только-что вернулась, — рассказывала Вершина. — Она часто в нашу церковь ходит. Уж я и то смеюсь: для кого это,
говорю, вы,
Марта, в нашу церковь ходите? Краснеет, молчит. Пойдемте, в беседке посидимте, — сказала она быстро и без всякого перехода от того, что
говорила раньше.
Марта смеялась тоненьким, радостным смехом, как смеются благонравные дети. Вершина рассказала все быстро и однообразно, словно высыпала, — как она всегда
говорила, — и разом замолчала, сидела и улыбалась краем рта, и оттого все ее смуглое и сухое лицо пошло в складки, и черноватые от курева зубы слегка приоткрылись. Передонов подумал и вдруг захохотал. Он всегда не сразу отзывался на то, что казалось ему смешным, — медленны и тупы были его восприятия.
Марта послушно вышла. Она поняла, что Вершина хочет
говорить с Передоновым, и была рада, ленивая, что не к спеху.
Вершина была уверена, что Передонов уходит потому, что она задела его за живое, и что он из нерешительности только не хочет
говорить теперь о
Марте.
— И вы не
говорите, что это я сказал, — обратился Передонов к
Марте.
Мурин нравился ей гораздо больше. У него добродушное лицо, а Передонов и улыбаться не умеет. Нравился ей Мурин всем: большой, толстый, привлекательный,
говорит приятным низким голосом и к ней очень почтителен. Вершина даже подумывала порой, не повернуть ли дело так, чтобы Мурин посватался не к
Марте, а к ней. Но она всегда кончала свои размышления тем, что великодушно уступала его
Марте.
Совесть ли, Вершина ли сидела против нее и
говорила что-то скоро и отчетливо, но непонятно, и курила чем-то чужепахучим, решительная, тихая, требующая, чтобы все было, как она хочет.
Марта хотела посмотреть прямо в глаза этой докучной посетительнице, но почему-то не могла, — та странно улыбалась, ворчала, и глаза ее убегали куда-то и останавливались на далеких, неведомых предметах, на которые
Марте страшно было глядеть…
Громкий разговор разбудил
Марту. В беседке стоял Передонов и громко
говорил, здороваясь с Вершиной.
Марта испуганно озиралась. Сердце у нее стучало, а глаза еще слипались, и мысли еще путались. Где же совесть? Или ее и не было? И не следовало ей здесь быть?
Неточные совпадения
— Уже один раз испортили игру, дураки, —
говорил он, отпирая замок обшитой кожею корзины. — Если б не это чертово Первое
марта, мы бы теперь держали Европу за рога…
К весне, в феврале и
марте, дорога по Лене,
говорят, очень хороша, укатана.
Вчера, 17-го, какая встреча: обедаем;
говорят, шкуна какая-то видна. Велено поднять флаг и выпалить из пушки. Она подняла наш флаг. Браво! Шкуна «Восток» идет к нам с вестями из Европы, с письмами… Все ожило. Через час мы читали газеты, знали все, что случилось в Европе по
март. Пошли толки, рассуждения, ожидания. Нашим судам велено идти к русским берегам. Что-то будет? Скорей бы добраться: всего двести пятьдесят миль осталось до места, где предположено ждать дальнейших приказаний.
В половине
марта приговор наш был утвержден; никто не знал его содержания; одни
говорили, что нас посылают на Кавказ, другие — что нас свезут в Бобруйск, третьи надеялись, что всех выпустят (таково было мнение Стааля, посланное им особо государю; он предлагал вменить нам тюремное заключение в наказание).
Весною, еще в
марте месяце, рябчики самцы начинают откликаться, лететь, или идти на пищик, как
говорят охотники.