Неточные совпадения
Само
собой разумеется, что большинство культурных людей из тщеславия, а также и ради того, чтобы
не порвать совсем с зимними пакостями, стремятся
по преимуществу в Павловск, в Петергоф, в Озерки и т. д.
Но дело в том, что
по самим условиям своих жизненных преданий, обстановки, воспитания, культурный человек на этом поприще прежде всего встречается с вопросом: что скажет о моей просветительской деятельности становой (само
собой разумеется, что здесь выражение «становой» употреблено
не в буквальном смысле)?
Да, эти «столпы» знают тайну, како соделывать людей твердыми в бедствиях, а потому им и книги в руки. Поймите, ведь это тоже своего рода культурные люди и притом
не без нахальства говорящие о
себе: «Мы сами оттуда, из Назарета, мы знаем!» И действительно, они знают, потому что у них нервы крепкие, взгляд острый и ум ясный,
не расшатанный вольнодумными софизмами. Это дает им возможность отлично понимать, что
по настоящему времени самое подходящее дело — это перервать горло.
— Это прежде куроцапы были, а
по нынешнему времени таких титулов
не полагается, — холодно заметил он, — но ежели бы и доподлинно так было, то для имеющего чистое сердце все равно, кому его на рассмотрение предъявлять: и «куроцап» и «
не куроцап» одинаково найдут его чистым и одобрения достойным! Вот ежели у кого в сердце свило
себе гнездо злоумышление…
Я
не был особенно богат — следовательно, никто
не надеялся, что я под веселую руку созову у
себя во дворе толпу мужиков и баб, заставлю их петь и водить хороводы и первым поднесу
по стакану водки, а вторых — оделю пряниками.
Я сохранил вкус к разведению садов и парков, что уже само
по себе свидетельствует о заносчивости; но, сверх того, я
не «якшался» и — говорят даже — выказывал наклонность «задирать нос».
Весь преданный тревоге в ожидании начальства, я невольно спрашивал
себя: «Почему же прежденикогда этого со мной
не бывало? почему я преждене сомневался в
себе, а теперь — сомневаюсь!почему я преждене предполагал, чтобы что-нибудь могло меня слопать, а теперь — нетолько предполагаю, но и всечасно того ожидаю?» И,
по зрелом размышлении, должен был дать такой ответ: «Потому что прежде
не было разделения людей на благонамеренных и неблагонамеренных, на благонадежных и неблагонадежных».
— Почему же «неподлежательно»? — перебил он меня мягко и как бы успокаивая. — По-моему, и «общение»… почему же и к нему
не прибегнуть, ежели оно, так сказать… И меньшего брата можно приласкать… Ну а надоел —
не прогневайся! Вообще, я могу вас успокоить, что нынче слов
не боятся. Даже сквернословие, доложу вам, — и то
не признается вредным, ежели оно выражено в приличной и почтительной форме. Дело
не в словах, собственно, а в тайных намерениях и помышлениях, которые слова за
собою скрывают.
И заметьте, господа, никто
не вправе уклоняться от ответов на ваши вопросы, ибо факт уклонения уже сам
по себе составляет неповиновение властям.
Разумеется, я слушал эти рассуждения и радостно изумлялся.
Не потому радовался, чтобы сами мысли, высказанные Грациановым, были мне сочувственны, — я так
себя, страха ради иудейска, вышколил, что мне теперь на все наплевать, — а потому, что они исходили от станового пристава. Но
по временам меня вдруг осеняла мысль: «Зачем, однако ж, он предлагает мне столь несвойственные своему званию вопросы», — и, признаюсь, эта назойливая мысль прожигала меня насквозь.
И ежели я говорю, что в качестве усыпальницы Монрепо представляет
собой нечто ни с чем несравнимое и исключительное, то говорю это именно
по сущей совести, а совсем
не в виде рекламы.
Ничто так
не увлекает,
не втягивает человека, как мечтания. Сначала заведется в мозгах
не больше горошины, а потом начнет расти и расти, и наконец вырастет целый дремучий лес. Вырастет, встанет перед глазами, зашумит, загудит, и вот тут-то именно и начнется настоящая работа. Всего здесь найдется: и величие России, и конституционное будущее Болгарии, и Якуб-хан, достославно шествующий
по стопам Шир-Али, и, уже само
собою разумеется, выигрыш в двести тысяч рублей.
Он просто скажет
себе: «Ежели я в данную минуту
не столь счастлив (а стало быть, и
не столь славен), то это значит, что необходимо употребить известную сумму усилий, дабы законным путем добыть ту сумму счастья и славы, которая,
по условиям времени, достижима».
Всем с ним повадно, всем
по себе, потому что он на все руки: и выпить
не дурак, и пошутить охоч, и сплясать может.
В глазах закона я это право имею. Я знаю, что было бы очень некрасиво, если б вдруг все стали ничего
не делать, но так как мне достоверно известно, что существуют на свете такие неусыпающие черви, которым никак нельзя «ничего
не делать», то я и позволяю
себе маленькую льготу: с утра до ночи отдыхаю одетым, а с ночи до утра отдыхаю в одном нижнем белье. По-видимому, и закону все это отлично известно, потому что и он с меня за мое отдыхание никакого взыска
не полагает.
Наконец, Грацианов ушел, я же,
по обыкновению, начал терзать
себя размышлениями. «Умник» я или «
не умник»? — спрашивал я
себя. Самолюбие говорило: умник; скромность и чувство самосохранения подсказывали: нет,
не умник. А что, ежели в самом деле умник? — ведь здесь
не токмо река, а и море, пожалуй,
не далеко! Долго ли «умника» утопить?
— И ежели
по правде говорить, так вы уж чересчур скромного об
себе мнения. Именно вы-то и
не мерекаете, а самое нутро видите. «Йён достанит!». Ах, голубчик, голубчик! неужто ж вы
не понимаете, что вы — финансист?
На первых порах я действительно волновался и представлял из
себя не то невинно-падшего, который успел-таки припрятать в укромном месте кой-какие уцелевшие крохи,
не то человека, приведенного в восторженное состояние от беспрерывной молотьбы
по голове.
Итак,
не по чувству зависти я воздерживаюсь от поздравления вас с приездом, а просто потому, что меня берет оторопь. И
не за
себя я боюсь — чего уж! из меня всё, даже страх вынули! — но за отечество.
Не спорю, можно так искусно нырнуть в шайку специалистов, что ею, так сказать, от всего остального света
себя загородить, но
не забывай, что в такой шайке тебе предстоит только бражничать да
по душе калякать, а ведь тебе, главнейшим образом, надо объегоривать и дела делать.
А так как
по обстоятельствам времени такая редакция представляется чересчур уже строгой, то мы можем смягчить ее так:
не до конца обездоливай, но непременно оставляй обывателю столько, чтобы изобретательность его и впредь находила для
себя повод изощряться.
Неточные совпадения
Городничий (бьет
себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик
не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Хлестаков. Возьмите, возьмите; это порядочная сигарка. Конечно,
не то, что в Петербурге. Там, батюшка, я куривал сигарочки
по двадцати пяти рублей сотенка, просто ручки потом
себе поцелуешь, как выкуришь. Вот огонь, закурите. (Подает ему свечу.)
«Это, говорит, молодой человек, чиновник, — да-с, — едущий из Петербурга, а
по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно
себя аттестует: другую уж неделю живет, из трактира
не едет, забирает все на счет и ни копейки
не хочет платить».
По осени у старого // Какая-то глубокая // На шее рана сделалась, // Он трудно умирал: // Сто дней
не ел; хирел да сох, // Сам над
собой подтрунивал: // —
Не правда ли, Матренушка, // На комара корёжского // Костлявый я похож?
Крестьяне добродушные // Чуть тоже
не заплакали, // Подумав про
себя: // «Порвалась цепь великая, // Порвалась — расскочилася // Одним концом
по барину, // Другим
по мужику!..»