Неточные совпадения
Выйдя на крыльцо господского дома, он показал пальцем на синеющий вдали лес и сказал: «Вот
какой лес продаю! сколько тут дров
одних… а?» Повел меня в сенной сарай, дергал и мял в руках сено, словно желая убедить меня в его доброте, и говорил при этом: «Этого сена хватит до нового с излишечком, а сено-то
какое — овса не нужно!» Повел на мельницу, которая, словно нарочно, была на этот раз в полном ходу, действуя
всеми тремя поставами, и говорил: «здесь сторона хлебная — никогда мельница не стоит! а ежели еще маслобойку да крупорушку устроите, так у вас такая толпа завсегда будет, что и не продерешься!» Сделал вместе со мной по сугробам небольшое путешествие вдоль по реке и говорил: «А река здесь
какая — ве-се-ла-я!» И
все с молитвой.
Я был тогда помоложе и ни к
каким хозяйственным делам прикосновенным не состоял. Случились в кармане довольно большие деньги (впрочем, данные взаймы), но я как-то и денег не понимал:
все думал, что конца им не будет. Словом сказать, произошло нечто вроде сновидения. Только
одно, по-видимому, я знал твердо: что положено начало свободному труду, и земля, следовательно, должна будет давать вдесятеро. Потому что в то время даже печатно в этом роде расчеты делались.
В виду этих сомнений я припоминал свое прошлое — и на
всех его страницах явственно читал: куроцап! Здесь обращался к настоящему и пробовал читать, что теперь написано в моем сердце, но и здесь ничего, кроме того же самого слова, не находил!
Как будто
все мое миросозерцание относительно этого предмета выразилось в
одном этом слове,
как будто ему суждено было не только заполнить прошлое, но и на мое настоящее и будущее наложить неистребимую печать!
— Помилуйте! да вы об ком это говорите! — воскликнул батюшка, — наверное, про Савву Оглашенного (был у нас в древности такой становой, который вполне заслужил это прозвище) вспоминаете? Так это при царе Горохе было, а нынче не так! Нынешнего станового от гвардейца не отличишь — вот
как я вам доложу! И мундирчик, и кепё, и бельецо!
Одно слово, во
всех статьях драгунский офицер!
Он
один имеет возможность трезвенно проникать в глубины человеческих сердец, он
один твердой рукой держит
все нити злоумышлении
как приведенных уже в исполнение, так и проектируемых в ближайшем будущем.
Однажды, когда, прочитав в
одном сочинении составленный якобы некоторым городничим „Устав о печении пирогов“, я, в подражание оному, написал „Правила о том, в
какие дни и с
каким маслом надлежит вкушать блины“, и в другой раз, когда, прочитав,
как один городничий на
все представления единообразно отвечал: „не потерплю!“ и „разорю!“ — я, взяв оного за образец, тоже упразднил словесные изъяснения и заменил оные звукоподражательностью.
Конечно,
все это волшебство длится какую-нибудь
одну минуту, но зато
какая это минута…
— Навоз для парников должен быть конский, чистый…
одно чтобы кало! А у нас
как? Я говорю: давай мне навозу чистого, чтобы, значит,
все одно как печь, а Лукьяныч: ступай в свиной хлев, там про тебя много припасено! Разве так возможно… ах-ах-ах!
В глазах закона я это право имею. Я знаю, что было бы очень некрасиво, если б вдруг
все стали ничего не делать, но так
как мне достоверно известно, что существуют на свете такие неусыпающие черви, которым никак нельзя «ничего не делать», то я и позволяю себе маленькую льготу: с утра до ночи отдыхаю одетым, а с ночи до утра отдыхаю в
одном нижнем белье. По-видимому, и закону
все это отлично известно, потому что и он с меня за мое отдыхание никакого взыска не полагает.
Но бежать все-таки надо.
Какая бы метаморфоза ни приключилась, во что бы ни обратиться, хоть в червя ползущего, все-таки надо бежать. Две-три десятинки, коровка, пять курочек —
все в
один голос так говорят! Мне — две десятинки; Осьмушниковым и Разуваевым — вселенная! Такова внутренняя политика. Ежели старые столбы подгнили, надо искать новых столбов. Да ведь новые-то столбы и вовсе гнилые… ах, господин Грацианов!
Впрочем, я однажды уж оговорился, что мой личный казус ничтожен. Повторяю это и теперь. Что я такое? — «пхё»!
Одно только утешительно: ведь и
все остальные — пхё,
все до единого. Но
какое странное утешение!
Он сказал это с такой невозмутимой уверенностью, что мне невольно пришло на мысль: «Что же такое, однако ж, нам в детстве твердили о курице, несшей золотые яйца?»
Как известно, владелец этой курицы, наскучив получать по
одному яйцу в день и желая зараз воспользоваться
всеми будущими яйцами, зарезал курицу и, разумеется, не только обманулся в своих мечтаниях, но утратил и прежний скромный доход.
—
Один придет, померёкает; другого завидки возьмут — придет и наизново перемерёкает. И
все одно и то же выходит. А мы, простецы, смотрим издали,
как они сами себе хвалы слагают, и думаем, что и невесть
какой свет их осиял!
И не
одна бессознательная кунавинская природа приветствует ваше пришествие; нет, слухи об вас проникли даже в ту среду, которая уже привыкла формулировать свои предвидения и чаяния. И эта среда вместе с Кунавиным спешит
всем возвестить ваше пришествие,
как вернейший залог грядущего обновления.
Мы, крепостных дел мастера, не могли быть таковыми, во-первых, потому, что людей, однажды уже ославленных в качестве выслуживших срок, было бы странно вновь привлекать к деятельному столпослужению, а во-вторых, и потому, что,
как я уже сказал выше, над
всей нашей крепостной жизнью тяготел только
один решительный принцип:
как только допущены будут разъяснения, расчленения и расследования, так тотчас же
все мы пропали!
Чай, Феденька Неугодов закусывает, Петр Толстолобов цыркает… ах, так бы и летел туда! хоть невидимкой посидел бы в том заседании комиссии, когда она, издав сто
один том трудов, сама, наконец, приходит к заключению, что
всё земное ею свершено и что затем ей ничего другого не остается,
как разойтись!
Неточные совпадения
Господа актеры особенно должны обратить внимание на последнюю сцену. Последнее произнесенное слово должно произвесть электрическое потрясение на
всех разом, вдруг.
Вся группа должна переменить положение в
один миг ока. Звук изумления должен вырваться у
всех женщин разом,
как будто из
одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть
весь эффект.
Городничий (бьет себя по лбу).
Как я — нет,
как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни
один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что
весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело,
какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В
одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь,
как курица»; а в другом словно бес
какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И
как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и
все помутилось.
И нарочно посмотрите на детей: ни
одно из них не похоже на Добчинского, но
все, даже девочка маленькая,
как вылитый судья.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть
одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да
как же и не быть правде? Подгулявши, человек
все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто
как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.