Неточные совпадения
Мне не спалось, Глумов тоже ворочался с боку
на бок. Но дисциплина уже сказывалась, и
мысли приходили в голову именно все такие, какие должны приходить людям, собравшимся к ранней обедне.
Действительно, все
мысли и чувства во мне до того угомонились, так сказать, дисциплинировались, что в эту ночь я даже не ворочался
на постели. Как лег, так сейчас же почувствовал, что голова моя налилась свинцом и помертвела. Какая разница с тем, что происходило в эти же самые часы вчера!
На другой день я проснулся в восемь часов утра, и первою моею
мыслью было возблагодарить подателя всех благ за совершившееся во мне обновление…
Вместе с Глумовым я проводил целые утра в делании визитов (иногда из Казанской части приходилось, по обстоятельствам, ехать
на Охту), вел фривольные разговоры с письмоводителями, городовыми и подчасками о таких предметах, о которых даже
мыслить прежде решался, лишь предварительно удостоверившись, что никто не подслушивает у дверей, ухаживал за полицейскими дамами, и только скромность запрещает мне признаться, скольких из них довел я до грехопадения.
Признаюсь, и в моей голове блеснула та же
мысль. Но мне так горько было думать, что потребуется «сие новое доказательство нашей благонадежности», что я с удовольствием остановился
на другом предположении, которое тоже имело за себя шансы вероятности.
Мы с новою страстью бросились в вихрь удовольствий, чтобы только забыть о предстоящем свидании с Иваном Тимофеичем. Но существование наше уже было подточено.
Мысль, что вот-вот сейчас позовут и предложат что-то неслыханное, вследствие чего придется, пожалуй, закупориться в Проплеванную, — эта ужасная
мысль следила за каждым моим шагом и заставляла мешать в кадрилях фигуры. Видя мою рассеянность, дамы томно смотрели
на меня, думая, что я влюблен...
Несколько минут Иван Тимофеич стоял как опаленный. Что касается до меня, то я просто был близок к отчаянию, ибо, за несообразностью речей Балалайкина, дело, очевидно, должно было вновь обрушиться
на меня. Но именно это отчаяние удесятерило мои силы, сообщило моему языку красноречие почти адвокатское, а
мысли — убедительность, которою она едва ли когда-нибудь обладала.
Был-де новгородский"благонамеренный человек"(а по другим источникам,"вор"), Добромысл Гадюк, который прежде других возымел
мысль о призвании варягов, о чем и сообщил
на вече прочим новгородским обывателям.
Мнения разделились. Очищенный,
на основании прежней таперской практики, утверждал, что никаких других доказательств не нужно; напротив того, Балалайкин, как адвокат, настаивал, что, по малой мере, необходимо совершить еще подлог. Что касается до меня, то хотя я и опасался, что одного двоеженства будет недостаточно, но, признаюсь,
мысль о подлоге пугала меня.
Эта
мысль решительно всех привела в умиление, а у Очищенного даже слезы
на глазах показались.
— Подлог, однако ж, дело нелишнее: как-никак, а без фальшивых векселей нам
на нашей новой стезе не обойтись! Но жид… Это такая
мысль! такая
мысль! И знаете ли что: мы выберем жида белого, крупного, жирного; такого жида, у которого вместо требухи — все ассигнации! только одни ассигнации!
Мысль, что ежели подвиг благонамеренности еще не вполне нами совершен, то, во всяком случае, мы находимся
на прямом и верном пути к нему, наполняла наши сердца восхищением.
Очищенный
на мгновение потупился. Быть может, его осенила в эту минуту
мысль, достаточно ли он сам жизненную науку проник, чтобы с уверенностью надеяться
на"собственную"смерть? Однако так как печальные
мысли вообще не задерживались долго у него в голове, то немного погодя он встряхнулся и продолжал...
— Это так точно, — согласился с Глумовым и Очищенный, — хотя у нас трагедий и довольно бывает, но так как они, по большей части, скоропостижный характер имеют, оттого и
на акты делить их затруднительно. А притом позвольте еще доложить: как мы, можно сказать, с малолетства промежду скоропостижных трагедиев ходим, то со временем так привыкаем к ним, что хоть и видим трагедию, а в
мыслях думаем, что это просто"такая жизнь".
Этот дружеский обмен
мыслей привел нас в самое приятное расположение духа, а дабы скрепить наш союз прочно и навсегда, Прудентов и Молодкин сообщили нам краткие биографические о себе сведения, чем, разумеется, и нас вызвали
на взаимность.
Мысль, что еще сегодня утром я имел друга, а к вечеру уже утратил его, терзала меня. Сколько лет мы были неразлучны! Вместе"пущали революцию", вместе ощутили сладкие волнения шкурного самосохранения и вместе же решили вступить
на стезю благонамеренности. И вот теперь я один должен идти по стезе, кишащей гадюками.
И вот, когда он замечает, что в его
мысль залезает шалопай, когда он убеждается, что шалопай
на каждом шагу ревизует его душу, дразнит его и отравляет его существование сплетнями, — он начинает метаться и закипать.
Крестьянин представлял для него, так сказать, излюбленное занятие, которое не давало заглохнуть его
мысли и в то же время определяло его личное значение
на лестнице общественной иерархии.
Я
на нем вымещу, я его…"Но вдруг в голове его промелькнула изумительная
мысль:"А что, ежели Мошка возьмет да скажет: довольно вы у меня, Лазарь Давыдыч, в гостях пожили! хочу я теперича, чтоб вы уехали обратно в Ошмяны?!"При этом предположении Лазарь не только присел, но и глаза зажмурил.
Разговор этот, вместе с возгласами и перерывами, длился не более часа, а все, что можно было сказать, было уже исчерпано. Водворилось молчание. Сначала один зевнул, потом — все зазевали. Однако ж сейчас же сконфузились. Чтобы поправиться, опять провозгласили тост: за здоровье русского Гарибальди! — и стали целоваться. Но и это заняло не больше десяти минут. Тогда кому-то пришла
на ум счастливая
мысль: потребовать чаю, — и все помыслы мгновенно перенеслись к Китаю.
Опять водворилось молчание. Вдруг один из весьегонцев начал ожесточенно чесать себе поясницу, и
на лице его так ясно выступила
мысль о персидском порошке, что я невольно подумал: вот-вот сейчас пойдет речь о Персии. Однако ж он только покраснел и промолчал: должно быть, посовестился, а может быть, и чесаться больше уж не требовалось.
Мысль о солидарности между литературой и читающей публикой не пользуется у нас кредитом. Как-то чересчур охотно предоставляют у нас писателю играть роль вьючного животного, обязанного нести бремя всевозможных ответственностей. Но сдается, что недалеко время, когда для читателя само собой выяснится, что добрая половина этого бремени должна пасть и
на него.
Стыд начался с того, что
на другой день утром, читая"Удобрение", мы не поверили глазам своим.
Мысль, что эту статью мы сами выдумали и сами изложили, была до такой степени далека от нас, что, прочитав ее, мы в один голос воскликнули: однако! какие нынче статьи пишут! И почувствовали при этом такое колючее чувство, как будто нас кровно обидели.
Затем следовала большая передовая статья, в которой развивалась
мысль, что по случаю предстоящих праздников пасхи предстоит усиленный спрос
на яйца, что несомненно сообщит народной промышленности новый толчок.