Неточные совпадения
К чаю полагался крохотный ломоть домашнего белого хлеба; затем завтрака не было, так что
с осьми
часов до двух (время обеда) дети буквально оставались без пищи.
В нашем доме их тоже было не меньше тридцати штук. Все они занимались разного рода шитьем и плетеньем, покуда светло, а
с наступлением сумерек их загоняли в небольшую девичью, где они пряли, при свете сального огарка,
часов до одиннадцати ночи. Тут же они обедали, ужинали и спали на полу, вповалку, на войлоках.
Все это она объясняет вслух и
с удовольствием убеждается, что даже купленный садовник Сергеич сочувствует ей. Но в самом разгаре сетований в воротах сада показывается запыхавшаяся девчонка и объявляет, что барин «гневаются», потому что два
часа уж пробило, а обед еще не подан.
По-настоящему, следовало бы ожидать
с его стороны целой бури (так как четверть
часа уже перешло за положенный срок), но при виде массы благоухающих плодов сердце старого барина растворяется.
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла,
с ним валандаться изволь! Прочь
с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то еще издохнет, чего доброго! А
часам к девяти приготовить подводу — и
с богом!
Бьет семь
часов. Детей оделили лакомством; Василию Порфирычу тоже поставили на чайный стол давешний персик и немножко малины на блюдечке. В столовой кипит самовар; начинается чаепитие тем же порядком, как и утром,
с тою разницей, что при этом присутствуют и барин
с барыней. Анна Павловна осведомляется, хорошо ли учились дети.
Недели
с три каждый день я, не разгибая спины, мучился
часа по два сряду, покуда наконец не достиг кой-каких результатов. Перо вертелось уже не так сильно; рука почти не ерзала по столу; клякс становилось меньше; ряд палок уже не представлял собой расшатавшейся изгороди, а шел довольно ровно. Словом сказать, я уже начал мечтать о копировании палок
с закругленными концами.
Рябовский священник приехал. Довольно долго он совещался
с матушкой, и результатом этого совещания было следующее: три раза в неделю он будет наезжать к нам (Рябово отстояло от нас в шести верстах) и посвящать мне по два
часа. Плата за ученье была условлена в таком размере: деньгами восемь рублей в месяц, да два пуда муки, да в дни уроков обедать за господским столом.
Оказалось, впрочем, что я многое уже знал, прислушиваясь, в классные
часы, к ученью старших братьев и сестер, а молитвы и заповеди
с малолетства заставляли меня учить наизусть.
— Что помещики! помещики-помещики, а какой в них прок? Твоя маменька и богатая, а много ли она на попа расщедрится. За всенощную двугривенный, а не то и весь пятиалтынный. А поп между тем отягощается,
часа полтора на ногах стоит. Придет усталый
с работы, — целый день либо пахал, либо косил, а тут опять полтора
часа стой да пой! Нет, я от своих помещиков подальше. Первое дело, прибыток от них пустой, а во-вторых, он же тебя жеребцом или шалыганом обозвать норовит.
Пускай каждый новый день удостоверяет его, что колдовству нет конца; пускай вериги рабства
с каждым
часом все глубже и глубже впиваются в его изможденное тело, — он верит, что злосчастие его не бессрочно и что наступит минута, когда Правда осняет его, наравне
с другими алчущими и жаждущими.
Ровно в шесть
часов, по знаку из дома, ударяет наш жалкий колокол; у церковной ограды появляется толпа народа; раздается трезвон, и вслед за ним в дверях церкви показывается процессия
с образами, предшествуемая священником в облачении.
Всенощная идет в образной комнате и длится более
часа; за всенощной следует молебен
с водосвятием и тремя-четырьмя акафистами, тоже продолжительный, так что все вместе кончается, когда уже на землю спустились сумерки.
Наконец отошел и молебен. Процессия
с образами тем же порядком обратно направляется в церковь. Комнаты наполнены кадильным дымом; молящиеся расходятся бесшумно; чай и вслед за ним ужин проходят в той специальной тишине, которая обыкновенно предшествует большому празднику, а
часов с десяти огни везде потушены, и только в господских спальнях да в образной тускло мерцают лампады.
Это экипаж отца, который и усаживается в нем вместе
с сестрицами, поспешая к «
Часам».
Кормили тетенек более чем скупо. Утром посылали наверх по чашке холодного чаю без сахара,
с тоненьким ломтиком белого хлеба; за обедом им первым подавали кушанье, предоставляя правовыбирать самые худые куски. Помню, как робко они входили в столовую за четверть
часа до обеда, чтобы не заставить ждать себя, и становились к окну. Когда появлялась матушка, они приближались к ней, но она почти всегда
с беспощадною жестокостью отвечала им, говоря...
Правда, что дорога тут шла твердым грунтом (за исключением двух-трех небольших болотцев
с проложенными по ним изуродованными гатями), но в старину помещики берегли лошадей и ездили медленно, не больше семи верст в
час, так что на переезд предстояло не менее полутора
часа.
Так что когда мы в первое время, в свободные
часы, гуляли по улицам Заболотья, — надо же было познакомиться
с купленным имением, — то за нами обыкновенно следовала толпа мальчишек и кричала: «Затрапезные! затрапезные!» — делая таким образом из родовитой дворянской фамилии каламбур.
Часов с десяти стол устилался планами генерального межевания, и начиналось настоящее дело. В совещаниях главную роль играл Могильцев, но и Герасимушка почти всегда при них присутствовал. Двери в спальню затворялись плотно, и в соседней комнате слышался только глухой гул… Меня матушка отсылала гулять.
Далеко ли отсюда до города, а отпустишь, бывало, покойницу Леночку к знакомым вечером повеселиться: «Я, маменька, в одиннадцать
часов возвращусь», — а я уж
с десяти
часов сяду у окна да и сижу.
На другой день,
с осьми
часов, мы отправились к обедне в ближайшую городскую церковь и, разумеется, приехали к «
часам». По возвращении домой началось именинное торжество, на котором присутствовали именитейшие лица города. Погода была отличная, и именинный обед состоялся в саду. Все сошло, как по маслу; пили и ели вдоволь, а теленок, о котором меня заранее предупреждала тетенька, оказался в полном смысле слова изумительным.
Мы выехали из Малиновца около
часа пополудни. До Москвы считалось сто тридцать пять верст (зимний путь сокращался верст на пятнадцать), и так как путешествие, по обыкновению, совершалось «на своих», то предстояло провести в дороге не меньше двух дней
с половиной. До первой станции (Гришково), тридцать верст, надо было доехать засветло.
Был девятый
час, когда мы вышли из монастыря, и на улицах уже царствовали сумерки. По возвращении на постоялый двор матушка в ожидании чая прилегла на лавку, где были постланы подушки, снятые
с сиденья коляски.
К восьми
часам является из Охотного ряда Ипат
с целой грудой постной провизии. Тут и огурцы, и лук, и соленая судачина, и икра, и т. д.
Ровно в девять
часов в той же гостиной подают завтрак. Нынче завтрак обязателен и представляет подобие обеда, а во время оно завтракать давали почти исключительно при гостях, причем ограничивались тем, что ставили на стол поднос, уставленный закусками и эфемерной едой, вроде сочней, печенки и т. п. Матушка усердно потчует деда и ревниво смотрит, чтоб дети не помногу брали. В то время она накладывает на тарелку целую гору всякой всячины и исчезает
с нею из комнаты.
Между тем дедушка, наскоро поевши, уже посматривает на ломберный стол. Игра возобновляется и тем же порядком длится до самого обеда, который подают, сообразуясь
с привычками старика, ровно в двенадцать
часов.
Наконец вожделенный
час ужина настает. В залу является и отец, но он не ужинает вместе
с другими, а пьет чай. Ужин представляет собою повторение обеда, начиная супом и кончая пирожным. Кушанье подается разогретое, подправленное; только дедушке к сторонке откладывается свежий кусок. Разговор ведется вяло: всем скучно, все устали, всем надоело. Даже мы, дети, чувствуем, что масса дневных пустяков начинает давить нас.
В таких разговорах проходит до половины девятого. Наконец мужчины начинают посматривать на
часы, и между присутствующими происходит движение. Все одновременно снимаются
с мест и прощаются.
— И лукавый его в эту пору принес! Кто в четвертом
часу с визитами ездит! Лови его теперь! Рыскает по Москве, Христа славит.
С шести
часов матушка и сестра начинали приготовляться к вечернему выезду. Утренняя беготня возобновлялась
с новой силой. Битых три
часа сестра не отходит от зеркала, отделывая лицо, шнуруясь и примеряя платье за платьем. Беспрерывно из ее спальни в спальню матушки перебегает горничная за приказаниями.
Между
часом и двумя ночи матушка
с сестрой возвращаются домой.
При этом упреке сестрица
с шумом встает из-за стола, усаживается к окну и начинает смотреть на улицу, как проезжают кавалеры, которые по праздникам обыкновенно беснуются
с визитами. Смотрение в окно составляет любимое занятие, которому она готова посвятить целые
часы.
С уходом Стрелкова матушка удаляется в сестрицыну комнату и добрый
час убеждает, что в фамилии «Стриженая» ничего зазорного нет; что Стриженые исстари населяют Пензенскую губернию, где будто бы один из них даже служил предводителем.
К семи
часам вычистили зал и гостиную, стерли
с мебели пыль, на стенах зажгли бра
с восковыми свечами; в гостиной на столе перед диваном поставили жирандоль и во всех комнатах накурили монашками.
Вместе
с ними она была осуждена на безвыходное заключение, в продолжение целой зимы, наверху в боковушке и, как они же, сходила вниз исключительно в
часы еды да в праздник, чтоб идти в церковь.
Просидевши
с сестрами
час или полтора, отец спускался вниз и затворялся в своем кабинете, а тетеньки, оставшись одни, принимались за работы из фольги, [Фольгой называлась жесть самой тонкой прокатки, окрашиваемая в разные цвета.
Отец не сидел безвыходно в кабинете, но бродил по дому, толковал со старостой,
с ключницей,
с поваром, словом сказать, распоряжался; тетеньки-сестрицы сходили к вечернему чаю вниз и
часов до десяти беседовали
с отцом; дети резвились и бегали по зале; в девичьей затевались песни, сначала робко, потом громче и громче; даже у ключницы Акулины лай стихал в груди.
Вечером,
часов с шести, в зале накрывали большой стол и уставляли его дешевыми сластями и графинами
с медовой сытою.
Теперь он явился из третьего побега. Через
час после объяснения
с матушкой, на вопрос ее, куда девался Сатир, доложили, что он в свою каморку ушел.
Летнее утро; девятый
час в начале. Федор Васильич в синем шелковом халате появляется из общей спальни и через целую анфиладу комнат проходит в кабинет. Лицо у него покрыто маслянистым глянцем; глаза влажны, слипаются; в углах губ запеклась слюна. Он останавливается по дороге перед каждым зеркалом и припоминает, что вчера
с вечера у него чесался нос.
Покончивши
с письмоводителем, Федор Васильич отправляется на конный двор, но, пришедши туда, взглядывает на
часы… Скоро одиннадцать, а ровно в полдень его ждет завтрак.
«Илью Муромца» тоже заставляют всякие аллюры выделывать; но Струнников уже не
с прежним вниманием следит за его работой. Он то и дело вынимает из кармана
часы и наконец убеждается, что стрелка уже переходит за половину двенадцатого.
И
с тех пор, как только наступает обеденный
час, так Струнников беспощадно гонит Корнеича домой.
В шесть
часов он проснулся, и из кабинета раздается протяжный свист. Вбегает буфетчик, неся на подносе графин
с холодным квасом. Федор Васильич выпивает сряду три стакана, отфыркивается и отдувается. До чаю еще остается целый
час.
Словом сказать, мы целый
час провели и не заметили, как время прошло. К сожалению, раздалось призывное: pst! — и Струнников стремительно вскочил и исчез. Мы,
с своей стороны, покинули Эвиан и, переезжая на пароходе, рассуждали о том, как приятно встретить на чужбине соотечественника и какие быстрые успехи делает Россия, наглядно доказывая, что в качестве «гарсонов» сыны ее в грязь лицом не ударят.
В три
часа Арсений Потапыч опять на своем посту. Рабочие и на этот раз упередили его, так что ему остается только признать, что заведенная им дисциплина принесла надлежащий плод. Он ходит взад и вперед по разбросанному сену и удостоверяется, что оно уже достаточно провяло и завтра, пожалуй, можно будет приступить к уборке. Подходит к косцам,
с удовольствием видит, что к концу вечера и луг будет совсем выкошен.
Жар помаленьку спадает; косцы в виду барского посула удваивают усилия, а около шести
часов и бабы начинают сгребать сено в копнушки. Еще немного, и весь луг усеется
с одной стороны валами,
с другой небольшими копнами. Пустотелов уселся на старом месте и на этот раз позволяет себе настоящим образом вздремнуть; но около семи
часов его будит голос...
По уходе крестьян образцовый хозяин
с четверть
часа ходит по лугу и удостоверяется, все ли исправно. Встречаются по местам небольшие махры, но вообще луг скошен отлично. Наконец он, вяло опираясь на палку, направляется домой, проходя мимо деревни. Но она уж опустела; крестьяне отужинали и исчезли на свой сенокос.
— Нехорошо, Варя, лениться. Учитесь, дети, учитесь! Не бог знает, какие достатки у отца
с матерью! Не ровен
час — понадобится.
В усадьбе и около нее
с каждым днем становится тише; домашняя припасуха уж кончилась, только молотьба еще в полном ходу и будет продолжаться до самых святок. В доме зимние рамы вставили, печки топить начали; после обеда,
часов до шести, сумерничают, а потом и свечи зажигают; сенные девушки уж больше недели как уселись за пряжу и работают до петухов, а утром, чуть свет забрезжит, и опять на ногах. Наконец в половине октября выпадает первый снег прямо на мерзлую землю.