Неточные совпадения
Я, лично, рос отдельно от большинства братьев и сестер (старше меня было три брата и четыре сестры, причем между мною и моей предшественницей-сестрой было три
года разницы) и потому менее других участвовал в общей оргии битья, но, впрочем, когда и для меня подоспела
пора ученья, то, на мое несчастье, приехала вышедшая из института старшая сестра, которая дралась с таким ожесточением, как будто мстила за прежде вытерпенные побои.
—
Год ноне ранний. Все сразу. Прежде об эту
пору еще и звания малины не бывало, а нонче все малинники усыпаны спелой ягодой.
— Да, солнцем его прожаривает. Я в двенадцатом
году, во Владимирской губернии, в Юрьевском уезде, жил, так там и в ту
пору лесов мало было. Такая жарынь все
лето стояла, что только тем и спасались, что на погребицах с утра до вечера сидели.
— А француз в ту
пору этого не рассчитал. Пришел к нам
летом, думал, что конца теплу не будет, ан возвращаться-то пришлось зимой. Вот его морозом и пристигло.
— Как бы я не дала! Мне в ту
пору пятнадцать
лет только что минуло, и я не понимала, что и за бумага такая. А не дала бы я бумаги, он бы сказал: «Ну, и нет тебе ничего! сиди в девках!» И то обещал шестьдесят тысяч, а дал тридцать. Пытал меня Василий Порфирыч с золовушками за это тиранить.
— Не то чтобы… в
поре мужчина.
Лет сорока пяти, должно быть.
Года середние.
Проходит еще
года три; Сережка уж начинает показываться на красном дворе. Сплетясь руками с другими ровесниками мальчишками, он несется вскачь из одного конца в другой, изображая из себя то коренную, то пристяжную, и предается этому удовольствию до тех
пор, пока матушка, выведенная из терпенья, не крикнет из окна...
Год проходит благополучно. На другой
год наступает срок платить оброк — о Сережке ни слуху ни духу. Толкнулся Стрелков к последнему хозяину, у которого он жил, но там сказали, что Сережка несколько недель тому назад ушел к Троице Богу молиться и с тех
пор не возвращался. Искал, искал его Стрелков по Москве, на извозчиков разорился, но так и не нашел.
В 1848
году показалось, однако, чуть заметное движение, которое возвестило Струнникову, что и для излюбленных людей проходит
пора беспечального жития.
На этом быке лежат все упования Пустотеловых. Они купили его,
лет шесть тому назад, в «Отраде» (богатое имение, о котором я упоминал выше) еще теленком, и с тех
пор, как он поступил на действительную службу, стадо заметно начало улучшаться.
Но для Филаниды Протасьевны
пора отдыха еще не наступила. Она больше, чем
летом, захлопоталась, потому что теперь-то, пожалуй, настоящая «припасуха» и пошла в развал. Бегает она, как молоденькая, из дома в застольную, из застольной в погреб. Везде посмотрит, везде спросит; боится, чтобы даже крошка малая зря не пропала.
Разнообразная и вкусная еда на первых
порах оттесняет на задний план всякие другие интересы. Среди общего молчания слышно, как гости жуют и дуют. Только с половины обеда постепенно разыгрывается обычная беседа, темой для которой служат выяснившиеся результаты летнего урожая. Оказывается, что
лето прошло благополучно, и потому все лица сияют удовольствием, и собеседники не прочь даже прихвастнуть.
Крестьяне рассмеялися // И рассказали барину, // Каков мужик Яким. // Яким, старик убогонький, // Живал когда-то в Питере, // Да угодил в тюрьму: // С купцом тягаться вздумалось! // Как липочка ободранный, // Вернулся он на родину // И за соху взялся. // С тех
пор лет тридцать жарится // На полосе под солнышком, // Под бороной спасается // От частого дождя, // Живет — с сохою возится, // А смерть придет Якимушке — // Как ком земли отвалится, // Что на сохе присох…
С отъездом Веры Райского охватил ужас одиночества. Он чувствовал себя сиротой, как будто целый мир опустел, и он очутился в какой-то бесплодной пустыне, не замечая, что эта пустыня вся в зелени, в цветах, не чувствуя, что его лелеет и греет природа, блистающая лучшей, жаркой
порой лета.
Неточные совпадения
Неслыханная деятельность вдруг закипела во всех концах города: частные пристава поскакали, квартальные поскакали, заседатели поскакали, будочники позабыли, что значит путем поесть, и с тех
пор приобрели пагубную привычку хватать куски на
лету.
По местам валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича; все это свидетельствовало, что в свое время здесь существовала довольно сильная и своеобразная цивилизация (впоследствии оказалось, что цивилизацию эту, приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но с той
поры прошло много
лет, и ни один градоначальник не позаботился о восстановлении ее.
— Это в прошлом
году, как мы лагерем во время пожара стояли, так в ту
пору всякого скота тут довольно было! — объяснил один из стариков.
Остановились на трех тысячах рублей в
год и постановили считать эту цифру законною, до тех
пор, однако ж, пока"обстоятельства перемены законам не сделают".
Точно сто
лет прошло с тех
пор.