Неточные совпадения
К
этому предмету я возвращусь впоследствии, а теперь познакомлю читателя с первыми шагами моими на жизненном пути и той обстановкой, которая
делала из нашего дома нечто типичное.
— А хочешь, я тебя, балбес, в Суздаль-монастырь сошлю? да, возьму и сошлю! И никто меня за
это не осудит, потому что я мать: что хочу, то над детьми и
делаю! Сиди там да и жди, пока мать с отцом умрут, да имение свое тебе, шельмецу, предоставят.
— Мне
этот секрет Венька-портной открыл. «
Сделайте, говорит: вот увидите, что маменька совсем другие к вам будут!» А что, ежели она вдруг… «Степа, — скажет, — поди ко мне, сын мой любезный! вот тебе Бубново с деревнями…» Да деньжищ малую толику отсыплет: катайся, каналья, как сыр в масле!
Наконец все нужные дела прикончены. Анна Павловна припоминает, что она еще что-то хотела
сделать, да не
сделала, и наконец догадывается, что до сих пор сидит нечесаная. Но в
эту минуту за дверьми раздается голос садовника...
— Вот теперь вы правильно рассуждаете, — одобряет детей Марья Андреевна, — я и маменьке про ваши добрые чувства расскажу. Ваша маменька — мученица. Папенька у вас старый, ничего не
делает, а она с утра до вечера об вас думает, чтоб вам лучше было, чтоб будущее ваше было обеспечено. И, может быть, скоро Бог увенчает ее старания новым успехом. Я слышала, что продается Никитское, и маменька уже начала по
этому поводу переговоры.
Говорят: посмотрите, как дети беспечно и весело резвятся, — и отсюда
делают посылку к их счастию. Но ведь резвость, в сущности, только свидетельствует о потребности движения, свойственной молодому ненадломленному организму.
Это явление чисто физического порядка, которое не имеет ни малейшего влияния на будущие судьбы ребенка и которое, следовательно, можно совершенно свободно исключить из счета элементов, совокупность которых
делает завидным детский удел.
Никаким подобным преимуществом не пользуются дети. Они чужды всякого участия в личном жизнестроительстве; они слепо следуют указаниям случайной руки и не знают, что
эта рука
сделает с ними. Поведет ли она их к торжеству или к гибели; укрепит ли их настолько, чтобы они могли выдержать напор неизбежных сомнений, или отдаст их в жертву последним? Даже приобретая знания, нередко ценою мучительных усилий, они не отдают себе отчета в том, действительно ли
это знания, а не бесполезности…
Чаю в
этот день до обедни не пьют даже дети, и так как все приказания отданы еще накануне, то
делать решительно нечего.
Затем она обратила внимание на месячину. Сразу уничтожить ее она не решалась, так как обычай
этот существовал повсеместно, но
сделала в ней очень значительные сокращения. Самое главное сокращение заключалось в том, что некоторые дворовые семьи держали на барском корму по две и по три коровы и по нескольку овец, и она сразу сократила число первых до одной, а число последних до пары, а лишних, без дальних разговоров, взяла на господский скотный двор.
Обыкновенно, мы
делали привал на постоялом дворе, стоявшем на берегу реки Вопли, наискосок от Овсецова; но матушка, с своей обычной расчетливостью, решила, что, чем изъяниться на постоялом дворе, [О том, как велик был
этот изъян, можно судить по следующему расчету: пуд сена лошадям (овес был свой) — 20 коп., завтрак кучеру и лакею — 30 коп.; самовар и кринка молока — 30 коп.
—
Это он, видно, моего «покойничка» видел! — И затем, обращаясь ко мне, прибавила: — А тебе, мой друг, не следовало не в свое дело вмешиваться. В чужой монастырь с своим уставом не ходят. Девчонка провинилась, и я ее наказала. Она моя, и я что хочу, то с ней и
делаю. Так-то.
— Разумеется. Ты у тетеньки в гостях и, стало быть, должен вести себя прилично. Не след тебе по конюшням бегать. Сидел бы с нами или в саду бы погулял — ничего бы и не было. И вперед
этого никогда не
делай. Тетенька слишком добра, а я на ее месте поставила бы тебя на коленки, и дело с концом. И я бы не заступилась, а сказала бы: за дело!
— Нет, смирился. Насчет
этого пожаловаться не могу, благородно себя ведет. Ну, да ведь, мать моя, со мною немного поговорит. Я сейчас локти к лопаткам, да и к исправнику… Проявился, мол, бродяга, мужем моим себя называет…
Делайте с ним, что хотите, а он мне не надобен!
В таком положении стояло дело, когда наступил конец скитаниям за полком. Разлад между отцом и сыном становился все глубже и глубже. Старик и прежде мало давал сыну денег, а под конец и вовсе прекратил всякую денежную помощь, ссылаясь на недостатки. Сыну, собственно говоря, не было особенной нужды в
этой помощи, потому что ротное хозяйство не только с избытком обеспечивало его существование, но и давало возможность
делать сбережения. Но он был жаден и негодовал на отца.
— Вы спросите, кому здесь не хорошо-то? Корм здесь вольный, раза четыре в день едят. А захочешь еще поесть — ешь,
сделай милость! Опять и свобода дана. Я еще когда встал; и лошадей успел убрать, и в город с Акимом, здешним кучером, сходил, все закоулки обегал. Большой здесь город, народу на базаре, барок на реке — страсть! Аким-то, признаться, мне рюмочку в трактире поднес, потому у тетеньки насчет
этого строго.
— Я больше всего русский язык люблю. У нас сочинения задают, переложения, особливо из Карамзина.
Это наш лучший русский писатель. «Звон вечевого колокола раздался, и вздрогнули сердца новгородцев» — вот он как писал! Другой бы сказал: «Раздался звон вечевого колокола, и сердца новгородцев вздрогнули», а он знал, на каких словах ударение
сделать!
— Что ж так-то сидеть! Я всю дорогу шел, работал. День или два идешь, а потом остановишься, спросишь, нет ли работы где. Где попашешь, где покосишь, пожнешь. С недельку на одном месте поработаешь, меня в
это время кормят и на дорогу хлебца дадут, а иной раз и гривенничек. И опять в два-три дня я свободно верст пятьдесят уйду. Да я, тетенька, и другую работу
делать могу: и лапоть сплету, и игрушку для детей из дерева вырежу, и на охоту схожу, дичинки добуду.
—
Это он стойку
делает. Хоть два часа простоит, не двинется. Пиль, аппорт! — снова крикнул он.
Но Федос,
сделавши экскурсию, засиживался дома, и досада проходила. К тому же и из Белебея бумага пришла, из которой было видно, что Федос есть действительный, заправский Федос, тетеньки Поликсены Порфирьевны сын, так что и с
этой стороны сомнения не было.
— Вот и
это. Полтораста тысяч — шутка ли эко место денег отдать! Положим, однако, что с деньгами оборот еще можно
сделать, а главное, не к рукам мне. Нужно сначала около себя округлить; я в Заболотье-то еще словно на тычке живу. Куда ни выйдешь, все на чужую землю ступишь.
Переход от наружного света
делал храм несколько мрачным, но
это было только на первых шагах.
— Ты что там подлости на стенах читаешь! — крикнула на меня матушка, — мать живьем чуть не съели, а он вон что
делает! Агашка! Агашка! Да растолкай ты ее! ишь, шутовка, дрыхнет! Ах,
эти хамки! теперь ее живую сожри, она и не услышит!
Дедушка происходил из купеческого рода, но в 1812 году
сделал значительное пожертвование в пользу армии и за
это получил чин коллежского асессора, а вместе с тем и право на потомственное дворянство.
С следующего утра начался ряд дней, настолько похожих друг на друга и по внешней форме, и по внутреннему содержанию, что описать один из них — значит дать читателю понятие о всем времени, проведенном в Малиновце старым дедом.
Это я и попытаюсь
сделать.
За обедом дедушка сидит в кресле возле хозяйки. Матушка сама кладет ему на тарелку лучший кусок и затем выбирает такой же кусок и откладывает к сторонке,
делая глазами движение, означающее, что
этот кусок заповедный и предназначается Настасье. Происходит общий разговор, в котором принимает участие и отец.
Этим исчерпываются мои воспоминания о дедушке. Воспоминания однообразные и малосодержательные, как и сама его жизнь. Но
эта малосодержательность, по-видимому, служила ему на пользу, а не во вред. Вместе с исправным физическим питанием и умственной и нравственной невозмутимостью, она способствовала долголетию: дедушка умер, когда ему уже исполнилось девяносто лет. Завещания он, конечно, не
сделал, так что дядя Григорий Павлыч беспрепятственно овладел его сокровищем.
—
Это так; можно и другое дело найти. Капитал кому угодно занятие даст. Всяко его оборотить можно. Имение, например… Если на свое имя приобрести неудобно, можно иначе
сделать… ну, на имя супруги, что ли…
— Что ж, если Федору Платонычу
это сделает удовольствие… — разрешает матушка.
В два часа и матушка и сестрица сидят в гостиной; последняя протянула ноги на стул: в руках у нее французская книжка, на коленях — ломоть черного хлеба. Изредка она взглядывает на матушку и старается угадать по ее лицу, не
сделала ли она «распоряжения». Но на
этот раз матушка промахнулась или, лучше сказать, просто не догадалась.
— Если вы
это сделаете, — с трудом произносит она, задыхаясь и протягивая руки, — вот клянусь вам… или убегу от вас, или вот
этими руками себя задушу! Проси! — обращается она к Конону.
— Нет, я не про то… Теперь он вам визит
сделал, а потом — и не увидите, как вотрется…
Эти «отчаянные» — самый
этот народ… И слова у них какие-то особенные… К нам он, конечно, не приедет, но если бы… Ну, ни за что!
Прорывались в общей массе и молодые люди, но
это была уже такая мелкота, что матушка выражалась о них не иначе как: «саврас», «щелкопер», «гол как сокол» и т. д. В числе прочих и Обрящин не затруднился
сделать предложение сестрице, что матушку даже обидело.
—
Это в неделю-то на три часа и дела всего; и то печку-то, чай, муженек затопит… Да еще что, прокураты,
делают! Запрутся, да никого и не пускают к себе. Только Анютка-долгоязычная и бегает к ним.
С Иваном поступили еще коварнее. Его разбудили чуть свет, полусонному связали руки и, забивши в колодки ноги, взвалили на телегу. Через неделю отдатчик вернулся и доложил, что рекрута приняли, но не в зачет,так что никакой материальной выгоды от отдачи на
этот раз не получилось. Однако матушка даже выговора отдатчику не
сделала; она и тому была рада, что крепостная правда восторжествовала…
Конон знал твердо, что он природный малиновецкий дворовый. Кроме того, он помнил, что первоначально его обучали портному мастерству, но так как портной из него вышел плохой, то
сделали лакеем и приставили к буфету. А завтра, или вообще когда вздумается, его приставят стадо пасти — он и пастухом будет. В
этом заключалось все его миросозерцание, то сокровенное миросозерцание, которое не формулируется, а само собой залегает в тайниках человеческой души, не освещаемой лучом сознания.
А ежели что и еще сверх того прикажут, то и
это сделает.
Впрочем, она видела, что Конон, по мере разумения, свое дело
делает, и понимала, что человек
этот не что иное, как машина, которую сбивать с однажды намеченной колеи безнаказанно нельзя, потому что она, пожалуй, и совсем перестанет действовать.
Поэтому она не только не подняла Конона на зубок, как
это обыкновенно в подобных случаях
делала, но никому не сообщила о случившемся и вообще решила держать себя сдержанно.
— Нет, я таков. Всякое дело по справедливости люблю
делать. Ты меня одолжишь, а я тебя за
это благодарить буду.
Струнников
делает губами движение, словно присасывается. Он сладко вздыхает и хочет повернуться на бок, чтобы ловчее уснуть, но в
эту минуту в передней происходит движение, которое пробуждает его.
— Брось ты
это,
сделай милость! — приступил он к вольнодумцу.
— Добрый он! добрые-то и все так… А вот Петрушка…
этот как раз… Что тогда
делать? Сбежит Петрушка, сбежит ключница Степанида, сбежит повар… Кто будет кушанье готовить? полы мыть, самовар подавать? Повар-то сбежит, да и поваренка сманит…
Не мешает, однако ж, прибавить, что Струнников отчасти был даже рад
этой невзгоде, потому что она освобождала его от обязанности
делать приемы, которые были ему уже не под силу.
— Ах, что вы! как же
это так! А впрочем, разве для вас! по крайней мере, вы пунш себе
сделаете, как дома. А нам не нужно: мы от чаю совсем отвыкли!
Так и
сделали. Из полученных за пустошь денег Валентин Осипович отложил несколько сотен на поездку в Москву, а остальные вручил Калерии Степановне, которая с
этой минуты водворилась в Веригине, как дома. Обивали мебель, развешивали гардины, чистили старинное бабушкино серебро, прикупали посуду и в то же время готовили для невесты скромное приданое.
Когда-то изба была покрыта тесом, но от времени тес сопрел, и новую крышу
сделали уж соломенную, так что и с
этой стороны жилье перестало отличаться от обыкновенной крестьянской избы. Даже палисадника не существовало; только сбоку был разведен небольшой огород, в котором росли лишь самые необходимые в хозяйстве овощи. При такой бедности и в то дешевое время существовать было трудно.
— Встанут с утра, да только о том и думают, какую бы родному брату пакость устроить. Услышит один Захар, что брат с вечера по хозяйству распоряжение
сделал, — пойдет и отменит. А в
это же время другой Захар под другого брата такую же штуку подводит. До того дошло, что теперь мужики, как завидят, что по дороге идет Захар Захарыч — свой ли, не свой ли, — во все лопатки прочь бегут!
—
Это еще что! каклеты в папильотках выдумали! — прибавляет полковник, — возьмут, в бумагу каклетку завернут, да вместе с соусом и жарят. Мне, признаться, Сенька-повар вызывался
сделать, да я только рукой махнул. Думаю: что уж на старости лет новые моды заводить! А впрочем, коли угодно, завтра велю изготовить.