Неточные совпадения
Думалось, что хотя «
час» еще и не наступил, но непременно наступит, и тогда разверзнется таинственная прорва,
в которую придется валить, валить и валить.
Вообще нужно сказать, что система шпионства и наушничества была
в полном ходу
в нашем доме. Наушничала прислуга,
в особенности должностная; наушничали дети. И не только любимчики, но и постылые, желавшие хоть на несколько
часов выслужиться.
В нашем доме их тоже было не меньше тридцати штук. Все они занимались разного рода шитьем и плетеньем, покуда светло, а с наступлением сумерек их загоняли
в небольшую девичью, где они пряли, при свете сального огарка,
часов до одиннадцати ночи. Тут же они обедали, ужинали и спали на полу, вповалку, на войлоках.
Июль
в начале; шестой
час утра.
У него есть библиотека,
в которой на первом плане красуется старый немецкий «Conversations-Lexicon», [Словарь разговорных слов (нем.).] целая серия академических календарей, Брюсов календарь, «
Часы благоговения» и, наконец, «Тайны природы» Эккартсгаузена.
Все это она объясняет вслух и с удовольствием убеждается, что даже купленный садовник Сергеич сочувствует ей. Но
в самом разгаре сетований
в воротах сада показывается запыхавшаяся девчонка и объявляет, что барин «гневаются», потому что два
часа уж пробило, а обед еще не подан.
Он ест всего один раз
в сутки и требует, чтоб обед был подан ровно
в два
часа.
После обеда Василий Порфирыч ложится отдохнуть до шести
часов вечера; дети бегут
в сад, но ненадолго: через
час они опять засядут за книжки и будут учиться до шести
часов.
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо
в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно
в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то еще издохнет, чего доброго! А
часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
Сделавши это распоряжение, Анна Павловна возвращается восвояси,
в надежде хоть на короткое время юркнуть
в пуховики; но
часы уже показывают половину шестого; через полчаса воротятся из лесу «девки», а там чай, потом староста… Не до спанья!
Бьет семь
часов. Детей оделили лакомством; Василию Порфирычу тоже поставили на чайный стол давешний персик и немножко малины на блюдечке.
В столовой кипит самовар; начинается чаепитие тем же порядком, как и утром, с тою разницей, что при этом присутствуют и барин с барыней. Анна Павловна осведомляется, хорошо ли учились дети.
И вот, вскоре после отъезда старших детей,
часов в десять утра, отслужили молебен и приказали мне идти
в классную. Там меня ждал наш крепостной живописец Павел, которому и поручили обучить меня азбуке.
Целый
час я проработал таким образом, стараясь утвердить пальцы и вывести хоть что-нибудь похожее на палку, изображенную
в лежавшей передо мною прописи; но пальцы от чрезмерных усилий все меньше и меньше овладевали пером. Наконец матушка вышла из своего убежища, взглянула на мою работу и, сверх ожидания, не рассердилась, а только сказала...
Рябовский священник приехал. Довольно долго он совещался с матушкой, и результатом этого совещания было следующее: три раза
в неделю он будет наезжать к нам (Рябово отстояло от нас
в шести верстах) и посвящать мне по два
часа. Плата за ученье была условлена
в таком размере: деньгами восемь рублей
в месяц, да два пуда муки, да
в дни уроков обедать за господским столом.
Оказалось, впрочем, что я многое уже знал, прислушиваясь,
в классные
часы, к ученью старших братьев и сестер, а молитвы и заповеди с малолетства заставляли меня учить наизусть.
Поэтому двух
часов,
в продолжение которых, по условию, батюшка должен был «просидеть» со мною, было даже чересчур много, так что последний
час обыкновенно посвящался разговорам.
— Что помещики! помещики-помещики, а какой
в них прок? Твоя маменька и богатая, а много ли она на попа расщедрится. За всенощную двугривенный, а не то и весь пятиалтынный. А поп между тем отягощается,
часа полтора на ногах стоит. Придет усталый с работы, — целый день либо пахал, либо косил, а тут опять полтора
часа стой да пой! Нет, я от своих помещиков подальше. Первое дело, прибыток от них пустой, а во-вторых, он же тебя жеребцом или шалыганом обозвать норовит.
Пускай каждый новый день удостоверяет его, что колдовству нет конца; пускай вериги рабства с каждым
часом все глубже и глубже впиваются
в его изможденное тело, — он верит, что злосчастие его не бессрочно и что наступит минута, когда Правда осняет его, наравне с другими алчущими и жаждущими.
Я знал очень много молитв, отчетливо произносил их
в урочные
часы, молился и стоя, и на коленях, но не чувствовал себя ни умиленным, ни умиротворенным.
Бьет четыре
часа. Дети собрались на балконе, выходящем на красный двор, и вглядываются
в даль по направлению к церкви и к длинному-длинному мостовнику, ведущему от церкви вплоть до пригорка, на котором стоит деревенька Ильинка.
Цель их пребывания на балконе двоякая. Во-первых, их распустили сегодня раньше обыкновенного, потому что завтра, 6 августа, главный престольный праздник
в нашей церкви и накануне будут служить
в доме особенно торжественную всенощную.
В шесть
часов из церкви, при колокольном звоне, понесут
в дом местные образа, и хотя до этой минуты еще далеко, но детские сердца нетерпеливы, и детям уже кажется, что около церкви происходит какое-то приготовительное движение.
Около шести
часов проходит
в церковь священник, и из церкви выбегает пономарь и становится у веревки, протянутой к языку главного колокола.
Ровно
в шесть
часов, по знаку из дома, ударяет наш жалкий колокол; у церковной ограды появляется толпа народа; раздается трезвон, и вслед за ним
в дверях церкви показывается процессия с образами, предшествуемая священником
в облачении.
Всенощная идет
в образной комнате и длится более
часа; за всенощной следует молебен с водосвятием и тремя-четырьмя акафистами, тоже продолжительный, так что все вместе кончается, когда уже на землю спустились сумерки.
Наконец отошел и молебен. Процессия с образами тем же порядком обратно направляется
в церковь. Комнаты наполнены кадильным дымом; молящиеся расходятся бесшумно; чай и вслед за ним ужин проходят
в той специальной тишине, которая обыкновенно предшествует большому празднику, а
часов с десяти огни везде потушены, и только
в господских спальнях да
в образной тускло мерцают лампады.
Это экипаж отца, который и усаживается
в нем вместе с сестрицами, поспешая к «
Часам».
Наконец
часам к одиннадцати ночи гул смолкает, и матушка посылает на село посмотреть, везде ли потушены огни. По получении известия, что все
в порядке, что было столько-то драк, но никто не изувечен, она, измученная, кидается
в постель.
Кормили тетенек более чем скупо. Утром посылали наверх по чашке холодного чаю без сахара, с тоненьким ломтиком белого хлеба; за обедом им первым подавали кушанье, предоставляя правовыбирать самые худые куски. Помню, как робко они входили
в столовую за четверть
часа до обеда, чтобы не заставить ждать себя, и становились к окну. Когда появлялась матушка, они приближались к ней, но она почти всегда с беспощадною жестокостью отвечала им, говоря...
Итого восемьдесят копеек, и
в крайнем случае рубль на ассигнации!] выгоднее будет
часа два-три посидеть у сестрицы, которая, конечно, будет рада возобновлению родственных отношений и постарается удоволить дорогую гостью.
Матушка, однако ж, поняла, что попала
в ловушку и что ей не ускользнуть от подлых намеков
в продолжение всех двух-трех
часов, покуда будут кормиться лошади. Поэтому она, еще не входя
в комнаты, начала уже торопиться и приказала, чтоб лошадей не откладывали. Но тетенька и слышать не хотела о скором отъезде дорогих родных.
Он был одет
в светло-зеленый казинетовый казакин, наглухо застегнутый на крючки, сквозь которые была продернута серебряная цепочка с
часами, которые он беспрестанно вынимал.
Лошади, преследуемые целой тучей оводов, шли шагом, таща коляску
в упор, так что на переезд этих шести верст потребовалось больше
часа.
Несмотря на то, что было около шести
часов,
в воздухе стояла невыносимая духота от зноя и пыли, вздымаемой копытами лошадей.
Так что когда мы
в первое время,
в свободные
часы, гуляли по улицам Заболотья, — надо же было познакомиться с купленным имением, — то за нами обыкновенно следовала толпа мальчишек и кричала: «Затрапезные! затрапезные!» — делая таким образом из родовитой дворянской фамилии каламбур.
Работала она
в спальне, которая была устроена совершенно так же, как и
в Малиновце. Около осьми
часов утра
в спальню подавался чай, и матушка принимала вотчинных начальников: бурмистра и земского, человека грамотного, служившего
в конторе писарем. Последнюю должность обыкновенно занимал один из причетников, нанимавшийся на общественный счет. Впрочем, и бурмистру жалованье уплачивалось от общества, так что на матушку никаких расходов по управлению не падало.
Часов с десяти стол устилался планами генерального межевания, и начиналось настоящее дело.
В совещаниях главную роль играл Могильцев, но и Герасимушка почти всегда при них присутствовал. Двери
в спальню затворялись плотно, и
в соседней комнате слышался только глухой гул… Меня матушка отсылала гулять.
Наконец до слуха моего доходило, что меня кличут. Матушка выходила к обеду к двум
часам. Обед подавался из свежей провизии, но, изготовленный неумелыми руками, очень неаппетитно. Начатый прежде разговор продолжался и за обедом, но я, конечно, участия
в нем не принимал. Иногда матушка была весела, и это означало, что Могильцев ухитрился придумать какую-нибудь «штучку».
Входил гость, за ним прибывал другой, и никогда не случалось, чтобы кому-нибудь чего-нибудь недостало. Всего было вдоволь: индейка так индейка, гусь так гусь. Кушайте на здоровье, а ежели мало, так и цыпленочка можно велеть зажарить.
В четверть
часа готов будет. Не то что
в Малиновце, где один гусиный полоток на всю семью мелкими кусочками изрежут, да еще норовят, как бы и на другой день осталось.
Чай кончился к осьми
часам. Солнце было уж на исходе. Мы хотели идти
в сад, но тетенька отсоветовала: неравно роса будет, после бани и простудиться не
в редкость.
В десять
часов подали ужин, и
в заключение на столе опять явилось… блюдо клубники!
Далеко ли отсюда до города, а отпустишь, бывало, покойницу Леночку к знакомым вечером повеселиться: «Я, маменька,
в одиннадцать
часов возвращусь», — а я уж с десяти
часов сяду у окна да и сижу.
На другой день, с осьми
часов, мы отправились к обедне
в ближайшую городскую церковь и, разумеется, приехали к «
часам». По возвращении домой началось именинное торжество, на котором присутствовали именитейшие лица города. Погода была отличная, и именинный обед состоялся
в саду. Все сошло, как по маслу; пили и ели вдоволь, а теленок, о котором меня заранее предупреждала тетенька, оказался
в полном смысле слова изумительным.
Мы выехали из Малиновца около
часа пополудни. До Москвы считалось сто тридцать пять верст (зимний путь сокращался верст на пятнадцать), и так как путешествие, по обыкновению, совершалось «на своих», то предстояло провести
в дороге не меньше двух дней с половиной. До первой станции (Гришково), тридцать верст, надо было доехать засветло.
Был девятый
час, когда мы вышли из монастыря, и на улицах уже царствовали сумерки. По возвращении на постоялый двор матушка
в ожидании чая прилегла на лавку, где были постланы подушки, снятые с сиденья коляски.
Вечером, после привала, сделанного
в Братовщине,
часу в восьмом, Москва была уже рукой подать. Верстах
в трех полосатые верстовые столбы сменились высеченными из дикого камня пирамидами, и навстречу понесся тот специфический запах, которым
в старое время отличались ближайшие окрестности Москвы.
Прибавьте к этому еще гору подушек, и легко поймете, какое мученье было ехать
в такой тесноте
в продолжение четырех-пяти
часов.
Еще рано, всего седьмой
час в исходе, но дедушка уж напился чаю и глядит
в окно, от времени до времени утирая нос ладонью.
Ровно
в двенадцать
часов дедушка садится за обед. Он обедает один
в небольшой столовой, выходящей во двор. Настасья тоже обедает одна
в своей комнате рядом со столовой. Происходят переговоры.
Бьет девять
часов; дедушка уходит
в спальню, снимает халат и ложится спать. День кончен.
И вот,
в половине июня (мы, дети, уж собрались
в это время
в деревню из заведений на каникулы),
часу в седьмом вечера, на дороге, ведущей
в Москву, показалась из-за леса знакомая четвероместная коляска, а через несколько минут она была уже у крыльца.