Неточные совпадения
Что происходило
на этой второй и последней конференции двух административных светил — осталось тайною.
Как ни прикладывали мы с Павлом Трофимычем глаза и уши к замочной скважине, но могли разобрать только одно: что старик увещевал «нового» быть твердым и не взирать. Сверх того, нам показалось, что «молодой человек» стал
на колена у изголовья старца и старец его благословил.
На этом моменте нас поймала Анна Ивановна и крепко-таки пожурила за нашу нескромность.
Однако,
как ни велика была всеобщая симпатия, Надежда Петровна не могла не припоминать. Прошедшее вставало перед нею, осязательное, живое и ясное; оно шло за ней по пятам, жгло ее щеки, теснило грудь, закипало в крови. Она не могла взглянуть
на себя в зеркало без того, чтобы везде… везде не увидеть следов помпадура!
И вот, однажды утром, Надежда Петровна едва успела встать с постельки,
как увидала, что
на улице происходит какое-то необыкновенное смятение.
Как ни поглощена была ее мысль воспоминаниями прошлого, но сердце ее невольно вздрогнуло и заколотилось в груди.
Как бы то
ни было, но Надежда Петровна стала удостоверяться, что уважение к ней с каждым днем умаляется. То вдруг,
на каком-нибудь благотворительном концерте, угонят ее карету за тридевять земель; то кучера совсем напрасно в части высекут; то Бламанжею скажут в глаза язвительнейшую колкость. Никогда ничего подобного прежде не бывало, и все эти маленькие неприятности тем сильнее язвили ее сердце, что старый помпадур избаловал ее в этом отношении до последней степени.
— Вы поймите мою мысль, — твердит он каждый день правителю канцелярии, — я чего желаю? я желаю, чтобы у меня процветала промышленность, чтоб священное право собственности было вполне обеспечено, чтоб порядок
ни под
каким видом нарушен не был и, наконец, чтобы везде и
на всем видна была рука!
Помпадур пробует продолжать спор, но оказывается, что почва,
на которой стоит стряпчий, — та самая,
на которой держится и правитель канцелярии; что, следовательно, тут можно найти только обход и отнюдь не решение вопроса по существу. «Либо закон, либо я» — вот
какую дилемму поставил себе помпадур и требовал, чтоб она разрешена была прямо, не норовя
ни в ту,
ни в другую сторону.
При отсутствии руководства, которое давало бы определенный ответ
на вопрос: что такое помпадур? — всякий чувствовал себя
как бы отданным
на поругание и
ни к чему другому не мог приурочить колеблющуюся мысль, кроме тех смутных данных, которые давали сведения о темпераменте, вкусах, привычках и степени благовоспитанности той или другой из предполагаемых личностей.
Про одного говорили: «строгонек!»; про другого: «этот подтянет!»; про третьего: «всем был бы хорош, да жена у него анафема!»; про четвертого: «вы не смотрите, что он рот распахня ходит, а он бедовый!»; про пятого прямо рассказывали,
как он, не обнаружив
ни малейшего колебания, пришел в какое-то присутственное место и прямо сел
на тот самый закон, который, так сказать, регулировал самое существование того места.
Услышав эту апострофу, Агатон побледнел, но смолчал. Он как-то смешно заторопился, достал маленькую сигарку и уселся против бывшего полководца, попыхивая дымком
как ни в чем не бывало. Но дальше — хуже.
На другой день,
как нарочно, назначается тонкий обедец у Донона, и распорядителем его, как-то совершенно неожиданно, оказывается бывший полководец, а Агатон вынуждается обедать дома с мадам Губошлеповой и детьми.
Это была неправда, это была вопиющая клевета. Но тем не менее,
как ни обдумывали мы свое положение, никакого другого выхода не находили, кроме одного: да, мы, именно мы одни обязываемся «трепетать»! Мы «злые», лишь по недоразумению восхитившие наименование «добрых». Мы волки в овечьей шкуре. Мы — «красные».
На нас прежде всего должно обрушиться веяние времени, а затем, быть может, задеть
на ходу и других…
Как бы то
ни было, но Феденька достиг предмета своих вожделений. Напутствуемый всевозможными пожеланиями, он отправился в Навозный край, я же остался у Дюссо. С тех пор мы виделись редко, урывками, во время наездов его в Петербург. И я с сожалением должен сознаться, что мои надежды
на его добросердечие и либерализм очень скоро разрушились.
Как быстро разлетались они перед проницательностью этих дам, с первого же взгляда, без ошибки угадывавших однажды виденное платье, под
какими бы сложными комбинациями оно
ни являлось
на сцену во второй раз!
И таким образом, дело продолжало идти,
как говорится,
ни шатко,
ни валко,
ни на сторону.
Но
ни он,
ни Тарас Скотинин не могли определить, в чем состоит тот «дух», который они поставили себе задачею сокрушить.
На вопросы по этому предмету Феденька мялся и отвечал: mais comment ne comprenez-vous pas cela? [Ну,
как вы этого не понимаете? (фр.)] Скотинин же даже не отвечал ничего, а только усиленно вращал зрачками. Поэтому оба в конце концов рассудили за благо употреблять это слово,
как нечто, не требующее толкований, но вполне ясное и твердое.
Как ты его
ни донимай, он все-таки будет думать, что это не «внутренняя политика», а просто божеское попущение, вроде мора, голода, наводнения, с тою лишь разницею, что
на этот раз воплощением этого попущения является помпадур.
Любой помпадур
ни о чем ином не думает, кроме того,
как бы руку
на что-нибудь наложить или какой-нибудь монумент
на воздух взорвать.
— А я бы
на твоем месте, — продолжал между тем Глумов, — обратился к Быстрицыну с следующею речью: Быстрицын! ты бесспорно хороший и одушевленный добрыми намерениями человек! но ты берешься за такое дело, которое
ни в
каком случае тебе не принадлежит.
— Эту книгу, — выражался он, — всякий русский человек в настоящее время у себя
на столе бессменно держать должен. Потому, кто может зараньше определить,
на какой он остров попасть может? И сколько, теперича, есть в нашем отечестве городов, где
ни хлеба испечь не умеют,
ни супу сварить не из чего? А ежели кто эту книгу основательно знает, тот сам все сие и испечет, и сварит, а по времени, быть может, даже и других к употреблению подлинной пищи приспособит!
И действительно,
как ни старались квартальные изменить его взгляд
на дела внутренней политики, он оставался непоколебим и
на все предостережения неизменно давал один и тот же ответ...
Ибо
какое может быть «обновление», когда
на улицах идет шум и гвалт, за которым
ни одной пословицы даже расслышать нельзя?
— Поймите мою мысль. Прежде, когда письма запечатывались простым сургучом, когда конверты не заклеивались по швам — это, конечно, было легко. Достаточно было тоненькой деревянной спички, чтоб навертеть
на нее письмо и вынуть его из конверта. Но теперь, когда конверт представляет массу, почти непроницаемую…
каким образом поступить? Я неоднократно пробовал употреблять в дело слюну, но, признаюсь, усилия мои
ни разу не были увенчаны успехом. Получатели писем догадывались и роптали.
Близость ли любимой особы подействовала
на него возбуждающим образом, или это был непосредственный результат опьянения властью —
как бы то
ни было, но он едва держался
на ногах.
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).
Как я — нет,
как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу
на службе;
ни один купец,
ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал
на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб
какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины. Что делать? и
на Онуфрия несешь.
И нарочно посмотрите
на детей:
ни одно из них не похоже
на Добчинского, но все, даже девочка маленькая,
как вылитый судья.
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я
на вас одних полагалась,
как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот
ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот
как со мною поступили!
— // Думал он сам,
на Аришу-то глядя: // «Только бы ноги Господь воротил!» //
Как ни просил за племянника дядя, // Барин соперника в рекруты сбыл.