Так, например, когда я вижу стол, то никак не могу сказать, чтобы тут скрывался какой-нибудь парадокс; когда же вижу перед собой нечто невесомое, как, например: геройство, расторопность, самоотверженность, либеральные стремления и проч., то в сердце мое всегда заползает червь сомнения и формулируется в виде вопроса: «Ведь это кому как!» Для чего это так устроено — я хорошенько объяснить не могу, но думаю, что для того, чтобы порядочные люди всегда имели такие sujets de conversation, [Темы для беседы (фр.).] по поводу которых одни могли бы ораторствовать утвердительно, а другие — ораторствовать отрицательно, а
в результате… du choc des opinions jaillit la vérité!
— Au fait, [На самом деле (фр.).] что такое нигилизм? — продолжает ораторствовать Митенька, — откиньте пожары, откиньте противозаконные волнения, урезоньте стриженых девиц… и, спрашиваю я вас, что вы получите
в результате? Вы получите: vanitum vanitatum et omnium vanitatum, [Vanitas vanitatum et omnia vanitas (лат.) — суета сует и всяческая суета.] и больше ничего! Но разве это неправда? разве все мы, начиная с того древнего философа, который в первый раз выразил эту мысль, не согласны насчет этого?
Неточные совпадения
Козелков опять задумался, ибо второй
результат решительно не приходил ему
в голову. Он знал, что всякая вещь непременно должна иметь два и даже три
результата, и сгоряча сболтнул это, но теперь должен был убедиться, что есть
в мире вещи, которые могут иметь только один, а даже, пожалуй, и вовсе не иметь ни одного
результата.
Результат перешел за пределы его ожиданий. Ни помпадуры, ни закон — ничто не настигает полудикую массу. Ее настигает только «планида» — и дорого бы он дал
в эту минуту, чтобы иметь эту «планиду»
в своих руках.
Но он поспешил скомкать этот главный
результат и проглотить заключавшуюся
в нем обиду, сделав вид, что не замечает ее.
Он даже шел дальше этого
результата; он провидел перспективы и надеялся оттягать частичку
в свою пользу.
В ожидании же
результатов этой судорожной деятельности, он делал внезапные вылазки на пожарный двор, осматривал лавки,
в которых продавались съестные припасы, требовал исправного содержания мостовых, пробовал похлебку, изготовляемую
в тюремном замке для арестантов, прекращал чуму, холеру, оспу и сибирскую язву, собирал деньги на учреждение детского приюта, городского театра и публичной библиотеки, предупреждал и пресекал бунты и
в особенности выказывал страстные порывы при взыскании недоимок.
— Que voulez-vous, ma chère! [Ничего не поделаешь, дорогая! (фр.)] — ответил он как-то безнадежно, — мне мерзавцы необходимы! Превратные толкования взяли такую силу, что дольше медлить невозможно. После… быть может… когда я достигну известных
результатов… тогда, конечно… Но
в настоящее время, кроме мерзавцев, я не вижу даже людей, которые бы с пользою могли мне содействовать!
Что посему, ежели господа частные пристава не надеются от распространения наук достигнуть благонадежных
результатов, то лучше совсем оные истребить, нежели допустить превратные толкования, за которые многие тысячи людей могут
в сей жизни получить законное возмездие, а
в будущей лишиться спасения…
Все стремились видеть его, все расспрашивали, каким образом он сумел достигнуть таких изумительных
результатов; все поняли, что даже те бойкие чухломцы, которых организаторским способностям еще так недавно удивлялись, — и те,
в сравнении с ним, не больше как ученики и провозвестники.
— Да, это будет продолжением моего чухломского хозяйства. Но ты не можешь себе представить, какие поразительные
результаты я иногда получал! Вот тебе один пример из множества:
в 1869 году я приобрел себе ютландского борова и ютландскую свинью — как ты думаешь, сколько у меня
в настоящую минуту свиней?
В 1873 году
результат получен неслыханный: двадцать восемь свиней принесли… шестьсот поросят!
— И можно бы, если б этому не препятствовал нож и человеческая плотоядность! Но представь себе этот
результат в применении к народному хозяйству! Представь себе его, как одно из многочисленных административных средств, находящихся
в моих руках… Какой могущественный рычаг!
—
В 1874 году его свиное стадо заключало
в себе двести тридцать восемь свиней, тридцать одного борова и четыреста поросят. Это
в пять лет — от одной пары родичей! И заметь, что стадо было бы вдвое многочисленнее, если б он отчасти сам не ел, а отчасти не продавал лишних поросят. Каков
результат!
Когда он встречался с человеком, имеющим угрюмый вид, он не наскакивал на него с восклицанием: «Что волком-то смотришь!» — но думал про себя: «Вот человек, у которого, должно быть, на сердце горе лежит!» Когда слышал, что обыватель предается звонкому и раскатистому смеху, то также не обращался к нему с вопросом: «Чего, каналья, пасть-то разинул?» — но думал: «Вот милый человек, с которым и я охотно бы посмеялся, если бы не был помпадуром!»
Результатом такого образа действий было то, что обыватели начали смеяться и плакать по своему усмотрению, отнюдь не опасаясь, чтобы
в том или другом случае было усмотрено что-либо похожее на непризнание властей.
Долго она старалась проникнуть
в тайну этого изобилия, но не добилась никакого другого
результата, кроме того, который заранее был формулирован самим помпадуром, а именно, что снегирь есть птица скромная и к учению склонная.
Если человек исключительною задачею своей жизненной деятельности поставляет ограждение своих прав (как, например, права принимать по праздникам поздравления, права идти
в первой паре, когда бал открывается польским, и т. д.), то
результатом его усилий может быть только ограждение прав, и ничего больше.
Неточные совпадения
В голове его мелькал какой-то рай,
в котором живут добродетельные люди, делают добродетельные дела и достигают добродетельных
результатов.
Существенные
результаты такого учения заключались
в следующем: 1) что работать не следует; 2) тем менее надлежит провидеть, заботиться и пещись [Пещи́сь — заботиться, опекать.] и 3) следует возлагать упование и созерцать — и ничего больше.
В первый раз он понял, что многоумие
в некоторых случаях равносильно недоумию, и
результатом этого сознания было решение: бить отбой, а из оловянных солдатиков образовать благонадежный резерв.
Если бы вследствие усиленной идиотской деятельности даже весь мир обратился
в пустыню, то и этот
результат не устрашил бы идиота.
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье,
в особенности; но оттого ли, что
в словах его было более личной веры
в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как бы то ни было,
результат его убеждений был таков, что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.