Неточные совпадения
Но скорее всего, даже"рассмотрения"никакого мы с вами
не дождемся. Забыли об нас, мой
друг, просто забыли — и все тут. А ежели
не забыли, то,
не истребовав объяснения, простили. Или же (тоже
не истребовав объяснения) записали в книгу живота и при сем имеют в виду… Вот в скольких смыслах может
быть обеспечено наше будущее существование.
Не скрою от вас, что из них самый невыгодный смысл — третий. Но ведь как хотите, а мы его заслужили.
"Бредни"теперь все походя ругают, да ведь, по правде-то сказать, и похвалить их нельзя. Даже и вы, я полагаю, как с урядником разговариваете… ах, тетенька! Кабы
не было у вас в ту пору этих прошивочек, давно бы я вас на путь истинный обратил. А я вот заглядывался, глазами косил, да и довел дело до того, что пришлось вам в деревне спасаться! Бросьте, голубушка! Подумайте: раз бог спасет, в
другой — спасет, а в третий, пожалуй, и
не помилует.
Только они думают, что без них это благополучие совершиться
не может. Когда мы с вами во время оно бреднями развлекались, нам как-то никогда на ум
не приходило, с нами они осуществятся или без нас. Нам казалось, что, коснувшись всех, они коснутся, конечно, и нас, но того, чтобы при сем утащить кусок пирога… сохрани бог! Но ведь то
были бредни, мой
друг, которые как пришли, так и ушли. А нынче — дело. Для дела люди нужны, а люди — вот они!
Как ни ненадежна пословица, упразднившая римскую империю, но сдается, что если б она
не пользовалась такою популярностью, то многое из того, что ныне заставляет биться наши сердца гордостью и восторгом, развилось бы совсем в
другом направлении, а может
быть, и окончательно захирело бы в зачаточном состоянии.
Таким образом, оказывается, что «внушать доверие» значит перемещать центр «бредней» из одной среды (уже избредившейся) в
другую (еще
не искушенную бредом). Например, мы с вами обязываемся воздерживаться от бредней, а Корела пусть бредит. Мы с вами пусть
не надеемся на сложение недоимок, а Корела — пусть надеется. И все тогда
будет хорошо, и мы еще поживем. Да и как еще поживем-то, милая тетенька!
Нынче вся жизнь в этом заключается: коли
не понимаешь —
не рассуждай! А коли понимаешь — умей помолчать! Почему так? — а потому что так нужно. Нынче всё можно: и понимать и
не понимать, но только и в том и в
другом случае нельзя о сем заявлять. Нынешнее время — необыкновенное; это никогда
не следует терять из виду. А завтра, может
быть, и еще необыкновеннее
будет, — и это
не нужно из вида терять. А посему: какое пространство остается между этими двумя дилеммами — по нем и ходи.
— И всего-то покойный грибков десяток съел, — говорит он, — а уж к концу обеда стал жаловаться. Марья Петровна спрашивает: что с тобой, Nicolas? а он в ответ: ничего, мой
друг, грибков
поел, так под ложечкой… Под ложечкой да под ложечкой, а между тем в оперу ехать надо — их абонементный день. Ну,
не поехал, меня вместо себя послал. Только приезжаем мы из театра, а он уж и отлетел!
Конечно, вы, живя в деревне, можете возразить:
не всякому, мой
друг, доступно полтинники-то откладывать, потому что
есть очень многочисленный класс людей…
Если б можно
было ходить по улице"
не встречаясь", любой из компарсов современной общественной массы шел бы прямо и
не озираясь: но так как жизнь сложна и чревата всякими встречами, так как"встречи"эти разнообразны и непредвиденны, да и люди, которые могут"увидеть", тоже разнообразны и непредвиденны, — вот наш компарс и бежит во все лопатки на
другую сторону улицы, рискуя попасть под лошадей.
Администраторы самые заматерелые, и те догадались, что лужение
есть лужение, и ничего больше; стало
быть, если земские деятели в одном месте
не долудили, а в
другом перелудили, то это беда небольшая.
Есть у меня и
другие доводы, ратующие за Сквозника-Дмухановского против Дракина, но покуда о них умолчу. Однако ж все-таки напоминаю вам: отнюдь я в Сквозника-Дмухановского
не влюблен, а только утверждаю, что все в этом мире относительно и всякая минута свою собственную злобу имеет. И еще утверждаю, что если в жизни регулирующим началом является пословица:"Как ни кинь, все
будет клин", то и между клиньями все-таки следует отдавать преимущество такому, который попритупился.
Оказывается, что Распротаков с утра пахать ушел, а к вечеру боронить
будет (а по
другим свидетельствам: ушел в кабак и выйти оттуда
не предполагает), а об Чацком я уже вам писал, что он нынче, ради избежания встреч, с одной стороны улицы на
другую перебегает и на днях даже чуть под вагон впопыхах
не попал.
Уже современники читают его
не иначе, как угадывая смысл и цель его писаний и комментируя и то и
другое каждый по-своему; детям же и внукам и подавно без комментариев шагу ступить
будет нельзя.
И точно: у мирового судьи судоговорение уж
было, и тот моего
друга, ввиду единогласных свидетельских показаний, на шесть дней под арест приговорил. А приятель, вместо того, чтоб скромненько свои шесть дней высидеть, взял да нагрубил. И об этом уже сообщено прокурору, а прокурор, милая тетенька,
будет настаивать, чтоб его на каторгу сослали. А у него жена, дети. И все оттого, что в трактир,
не имея"правильных чувств", пошел!
Делать нечего, пришлось выручать. На
другое утро, часу в десятом, направился к Дыбе. Принял, хотя несколько как бы удивился. Живет хорошо. Квартира холостая: невелика, но приличная. Чай с булками
пьет и молодую кухарку нанимает. Но когда получит по службе желаемое повышение (он
было перестал надеяться, но теперь опять возгорел), то
будет нанимать повара, а кухарку за курьера замуж выдаст. И тогда он, вероятно, меня уж
не примет.
У Удава
было три сына. Один сын пропал,
другой — попался, третий — остался цел и выражается о братьях: так им, подлецам, и надо! Удав предполагал, что под старость у него
будут три утешения, а на поверку вышло одно. Да и относительно этого последнего утешения он начинает задумываться, подлинно ли оно утешение, а
не египетская казнь.
Так что известно
было не только, кто что говорил, но и кто что
ел, то
есть установленную ли пищу или неустановленную, в горшке ли сваренную или в
другом сосуде.
— Да вот поделиться с нами твоими воспоминаниями, рассказать l'histoire intime de ton coeur… [твою интимную сердечную историю… (франц.)] Ведь ты любил — да? Ну, и опиши нам, как это произошло… Comment cela t'est venu [Как это случилось с тобой (франц.)] и что потом
было… И я тогда, вместе с
другими, прочту… До сих пор, я, признаюсь, ничего твоего
не читала, но ежели ты про любовь… Да! чтоб
не забыть! давно я хотела у тебя спросить: отчего это нам, дамам, так нравится, когда писатели про любовь пишут?
—
Не знаю, голубушка. Может
быть, оттого, что дамы преимущественно этим заняты… Les messieurs на войну ходят, а дамы должны их, по возвращении из похода, утешать. А
другие messieurs ходят в департамент — и их тоже нужно утешать!
Многие будущие министры (заведение
было с тем и основано, чтоб
быть рассадником министров) сиживали в этом карцере; а так как обо мне как-то сразу сделалось зараньше известным, что я министром
не буду, то, натурально, я попадал туда чаще
других.
Один
был взят из придворных певчих и определен воспитателем;
другой, немец,
не имел носа; третий, француз, имел медаль за взятие в 1814 году Парижа и тем
не менее декламировал: a tous les coeurs bien nes que la patrie est chere! [как дорого отечество всем благородным сердцам! (франц.)]; четвертый, тоже француз, страдал какою-то такою болезнью, что ему
было велено спать в вицмундире,
не раздеваясь.
Я
не говорю, чтоб начальство
было неправо, но, с
другой стороны, по совести спрашиваю: могли ли молодые и неиспорченные сердца иначе поступать?
— То
есть как тебе сказать, мой
друг, — ответил он, — персонально я тут
не участвую, но…
— А к старикам надо
быть снисходительным, — прибавил я, — и ты, конечно, примешь во внимание, что твой отец… Ах, мой
друг,
не всё одни увеличивающие вину обстоятельства надлежит иметь в виду, но и…
Он принадлежит к той неумной, но жестокой породе людей, которая понимает только одну угрозу: смотри, Сенечка, как бы
не пришли
другие черпатели, да тебя самого
не вычерпали! Но и тут его выручает туман, которым так всецело окутывается представление о"современности". Этот туман до того застилает перед его мысленным взором будущее, что ему просто-напросто кажется, что последнего совсем никогда
не будет. А следовательно,
не будет места и для осуществления угроз.
—
Было бы безрассудно… о, как я это понимаю! Ты прав, мой
друг! в чине тайного советника, так сказать, на закате дней, еще простительно впадать в меланхолию — разумеется, ежели впереди
не предвидится производства в действительные тайные советники… Но надворный советник, как жених в полунощи, непременно должен стоять на страже! Ибо ему предстоит многое совершить: сперва получить коллежского советника, потом статского, а потом…
Таких Лжедимитриев нынче, милая тетенька, очень много. Слоняются, постылые тушинцы, вторгаются в чужие квартиры, останавливают прохожих на улицах и хвастают, хвастают без конца. Один — табличку умножения знает;
другой — утверждает, что Россия — шестая часть света, а третий без запинки разрешает задачу"летело стадо гусей". Все это — права на признательность отечества; но когда наступит время для признания этих прав удовлетворительными, чтобы стоять у кормила — этого я сказать
не могу. Может
быть, и скоро.
Начал язвить, что хоть у него дома платков и много, но из этого еще
не явствует, чтоб дозволительно
было воровать; что платок
есть собственность, которую потрясать
не менее предосудительно, как и всякую
другую, что он и прежде
не раз закаивался ездить на вечера с фокусниками, а впредь уж, конечно, его на эту удочку
не поймают; что, наконец, он в эту самую минуту чувствует потребность высморкаться и т. д.
Тогда произошло нечто изумительное. Во-первых, Ноздрев бросил в сведущего человека хлебным шариком и попал на No 24. Вышло:"Кто
пьет вино с рассуждением, тот может потреблять оное
не только без ущерба для собственного здоровья, но и с пользою для казны". Во-вторых, по инициативе Ноздрева же, Мартыну Задеке накрепко завязали глаза, потом налили двадцать рюмок разных сортов водок и поставили перед ним. По команде"
пей!" — он
выпивал одну рюмку за
другой и по мере выпивания выкликал...
Тогда между присутствующими поднялся настоящий вой. Рукоплескали, стучали ногами, обнимали
друг друга, поздравляли с"обновлением", кричали, что Россия
не погибнет, а кто-то даже запел:"Коль славен"… Один Ноздрев
был как будто смущен: очевидно, он
не ожидал, что явится новый Ян Усмович, который переймет у него славу…
Да, милая тетенька, даже в виду только что остывшего праха, эта язва преследует нас! До того преследует, что,
не будь ее, я
не знаю даже, что бы мы делали и об чем бы думали! Вероятно, сидели бы
друг против
друга и молча стучали бы зубами…
— Нет, я могу отвечать и на некоторые
другие вопросы,
не очень, впрочем, трудные; но собственно"сведущим человеком"я числюсь по вопросу о болезнях. С юных лет я
был одержим всевозможными недугами, и наследственными, и благоприобретенными, а так как в ближайшем будущем должен
быть рассмотрен вопрос о преобразовании Калинкинской больницы, то я и жду своей очереди.
За табльдотом мы познакомились. Оказалось, что он помпадур, и что у него
есть"вверенный ему край", в котором он наступает на закон. Нигде в
другом месте —
не то что за границей, а даже в отечестве — он, милая тетенька, наступать на закон
не смеет (составят протокол и отошлют к мировому), а въедет в пределы"вверенного ему края" — и наступает безвозбранно. И, должно
быть, это занятие очень достолюбезное, потому что за границей он страшно по нем тосковал, хотя всех уверял, что тоскует по родине.
Посему предлагаю; применяясь к вышеизложенному всемерно примечать внезапности. Ежели внезапность радующе — радоваться и вам? а буде внезапность унывающе — и вам тоже. Но в случае ни того ни
Другого — ни того ни
другого и вам. Ежели же сие
не будет исполнено, то как мне поступить!!!"
Но
есть другой укор, который посылается по моему адресу и в котором, я должен сознаться, имеется значительная доля правды. Укор этот заключается в том, что я повторяюсь. К сожалению, ценители мои
не вникают в причины моих повторений и
не представляют доказательств их неуместности, а это делает их оценки как бы направленными с единственною целью лично меня уязвить и лишает меня возможности извлечь из них какое-либо для себя поучение.
"
Пью за процветание!" — предлагает один;"
пью за преуспеяние!" — вторит
другой — а между тем все отлично знают, что никто и ничто
не преуспеет и
не процветет.