Неточные совпадения
Тем не менее я убежден, что ежели мы
будем сидеть смирно, то никакие смыслы нас не коснутся. Сядем по уголкам, закроем лица платками — авось не узнают. У тех,
скажут, человеческие лица
были, а это какие-то истуканы сидят… Вот
было бы хорошо, кабы не узнали! Обманули… ха-ха!
"Бредни"теперь все походя ругают, да ведь, по правде-то
сказать, и похвалить их нельзя. Даже и вы, я полагаю, как с урядником разговариваете… ах, тетенька! Кабы не
было у вас в ту пору этих прошивочек, давно бы я вас на путь истинный обратил. А я вот заглядывался, глазами косил, да и довел дело до того, что пришлось вам в деревне спасаться! Бросьте, голубушка! Подумайте: раз бог спасет, в другой — спасет, а в третий, пожалуй, и не помилует.
Все это так умно и основательно, что не согласиться с этими доводами значило бы навлекать на себя справедливый гнев. Но не могу не
сказать, что мне, как человеку, тронутому"бреднями", все-таки, по временам, представляются кое-какие возражения. И, прежде всего, следующее: что же, однако,
было бы хорошего, если б сарматы и скифы и доднесь гоняли бы Макаровых телят? Ведь, пожалуй, и мы с вами паслись бы в таком случае где-нибудь на берегах Мьи? [Старинное название реки Мойки. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина)]
Но, может
быть, вы
скажете: урядники-то могли бы возникнуть и независимо от errare humanum est… Совершенно с вами согласен. Как могли бы возникнуть? — да так, как-нибудь. Тут"тяп", там"ляп" — смотришь, ан и"карабь". В ляповую пору да в типовых головах такие ли предприятия зарождаются! А сколько мы липовых пор пережили! сколько типовых голов перевидели!
Вы
скажете, может
быть, что это с его стороны своего рода"бредни", — так что ж такое, что бредни! Это бредни здоровые, которые необходимо поощрять: пускай бредит Корела! Без таких бредней земная наша юдоль
была бы тюрьмою, а земное наше странствие… спросите у вашего доброго деревенского старосты, чем
было бы наше земное странствие, если б нас не поддерживала надежда на сложение недоимок?
Мы всегда
были охотники полгать, но не могу скрыть, что между прежним, так
сказать, дореформенным лганьем и нынешним такая же разница, как между лимоном, только что сорванным с дерева, и лимоном выжатым. Прежнее лганье
было сочное, пахучее, ядреное; нынешнее лганье — дряблое, безуханное, вымученное.
Скажи он просто: били! — право, этого
было бы совершенно достаточно, чтоб пробудить жалость во всех сердцах.
Словом
сказать, еще немного — и эти люди рисковали сделаться беллетристами. Но в то же время у них
было одно очень ценное достоинство: всякому с первого же их слова
было понятно, что они лгут. Слушая дореформенного лжеца, можно
было рисковать, что у него отсохнет язык, а у слушателей уши, но никому не приходило в голову основывать на его повествованиях какие-нибудь расчеты или что-нибудь серьезное предпринять.
По форме современное лганье
есть не что иное, как грошовая будничная правда, только вывороченная наизнанку. Лгун говорит"да"там, где следует
сказать"нет", — и наоборот. Только и всего, Нет ни украшений, ни слез, ни смеха, ни перла создания — одна дерюжная, черт ее знает, правда или ложь. До такой степени"черт ее знает", что ежели вам в глаза уже триста раз сряду солгали, то и в триста первый раз не придет в голову, что вы слышите триста первую ложь.
Как будто в самом воздухе разлито нечто предостерегающее: «Смотри! только пикни! — и все эти основы, краеугольные камни и величественные здания — все разлетится в прах!» Или яснее: ежели ты
скажешь правду, то непременно сквозь землю провалишься; ежели солжешь — может
быть, время как-нибудь и пройдет.
Конечно, и это карканье, и его постыдные последствия могли бы
быть легко устранены, если б мы решились
сказать себе: а нуте, вспомните почтенную римскую пословицу, да и постараемся при ее пособии определить, отчего приплод Юханцевых с каждым годом усиливается, а приплод Аристидов в такой же прогрессии уменьшается?
Впрочем, все, что я сейчас об ренегатах
сказал, — все это прежде
было.А впредь, может
быть, и действительно их
будут кормить брусникой, сдобренной тем медом, о котором в песне поется. Ничего — съедят. Недаром же масса кандидатов на это звание с каждым днем все увеличивается да увеличивается.
Хорошо, что я нашелся, предсказав, что не успеет курица яйцо снести, как та же самая пара рябчиков
будет сорок копеек стоить (это произвело так называемое"благоприятное"впечатление); но, во-первых, находчивость не для всех обязательна, а во-вторых, коли по правде-то
сказать, ведь я и сам никакой пользы от моего предсказанья не получил.
Я положительно убежден, что сам исправник, ежели только ему верно
будет передан ваш ответ, — и тот
скажет, что вы правы.
Скажу только, что письмо
было длинное, и содержание его
было интересное.
В сущности, когда, по прибытии из-за границы, я, обращаясь к домочадцам,
сказал: кушайте и гуляйте — я именно настоящую ноту угадал. Но когда я к тому прибавил: а дальше видно
будет — то заблуждался. Ничего не
будет видно.
Помните, как, по окончании чтения, вы отозвали меня в сторону и
сказали:"ах, все мое существо проникнуто какою-то невыразимо сладкою музыкой!"А я на это (сознаюсь: я
был груб и неделикатен) ответил: не понимаю, как это вы так легко по всякому поводу музыкой наполняетесь! просто дрянцо с пыльцой.
Одно время старушка домогалась, чтобы ей предоставлен
был доход с карт, но Домнушка и тут очень рассудительно отказала ей,
сказав, что доход этот должны делить между собой горничная (она же и за лакея) и кухарка.
Были такие, которые и подсылали, а она подумает, подумает:"нет,
скажет, коли уж на какую линию попала, так и надо на этой точке вертеться!"Федосьюшка сказывала мне, что она и к тому купцу с повинною ездила, который ей первые десять тысяч подарил.
— И насчет доходу не сумлевайся, —
сказала она, — это у тетеньки оно доходу не дает, а у нас —
будет давать.
И не думайте! он вас этой десятинкой так поработит, а ежели вы чуть противное слово
скажете, так вас по судам из-за нее водить начнет, что рады-радехоньки
будете, ежели вас только в места не столь отдаленные ушлют!
Нужно, однако ж,
сказать, что ежели и
есть налицо бакалейщики, то Домнушка не всю привезенную ими бакалею ставит на стол, а половину откладывает.
Я полагаю, что со временем и всё одни оазисы
будут, только, как я уже прежде
сказал, торопиться не надо.
А в это время, как на грех, кто-то за ним приходили, узнав, что его дома нет,
сказал: а в нем между тем
есть настоятельная надобность.
Но нынче наши"молодые учреждения"не только окрепли, но даже, можно
сказать, обнаглели, так что не представляется уже никаких затруднений рассказать, в чем заключалась
суть этих лудительных недоразумений.
Благодаря бдительности Сквозника-Дмухановского, пафнутьевская пропаганда
была временно приостановлена, но под пеплом она все-таки тлелась, и едва ли я ошибусь,
сказав, что нынешний набег земцев на Петербург имеет очень тесную связь с возобновлением этого вопроса.
Словом
сказать, стоит только оплошать — и крепостное право вновь осенит нас крылом своим. Но какое это
будет жалкое, обтрепанное крепостное право! Парки вырублены, соловьи улетели, старая Анфиса давно свезена на погост. Ни волнующихся нив, ни синеющих вдали лесов, ни троек с малиновым звоном, ни кучеров в канаусовых рубашках и плисовых безрукавках — ничего нет! Одни оголтелые Дракины, голодные, алчущие и озлобленные, образовали союз, с целью рыскать по обездоленным палестинам, хватать, ловить…
Легко
сказать: лови превратного толкователя! но где же руководство, в котором
были бы точно указаны признаки этого вредного существа?
Но
скажите по совести, стоит ли, ради таких результатов, отказаться от услуг Сквозника-Дмухановского и обращаться к услугам Дракина? Я знаю, что и Сквозник-Дмухановский не бог знает какое сокровище (помните, как слесарша Пошлепкина его аттестовала!), но зачем же возводить его в квадрат в лице бесчисленных Дракиных, Хлобыстовских и Забиякиных? Помилуйте! нам и одного его по горло
было довольно!
И ведь нельзя
сказать, чтоб у них
было мало сочувствователей; нельзя даже
сказать, чтоб эти сочувствователи
были оплошники или ротозеи; и все-таки дело как бы фаталистически принимало такой оборот, что им никогда не удавалось настолько оградить"хорошее слово", чтобы в сердцевину его, в самое короткое время, не заползли козни мудрецов.
Много тогда таких волшебников
было, а нынче и вдвое против того больше стало. Но какие волшебники
были искуснее, тогдашние или нынешние, — этого
сказать не умею. Кажется, впрочем, что в обоих случаях вернее воскликнуть: как только мать — сыра земля носит!
— Вы победили меня! —
сказал он. — Но мне кажется, что и я не совсем неправ. Во всяком случае, выйти из этого затруднения довольно легко. Стоит только сблизить обе формулы и составить из них одну:"наяривай… а, впрочем, как угодно!"И все
будет в порядке.
Однако, господин, — это"мерзавец"опять говорит, — ежели всякий
будет пьяным рылом называть, а я между тем об себе понимаю, что чувства мои правильные…"Словом
сказать, протокол.
Увидел меня: «вам, говорит, молодой человек, необходимо благой совет дать: ежели вы в публичном месте находитесь, то ведите себя скромно и не оскорбляйте чувств людей, кои, по своему положению…»
Сказал, и
был таков.
— Ах, вашество! да неужто ж я этого не понимаю! неужто я не соображаю! нынешние ли приятности или прежние! Прежние, можно
сказать,
были только предвкушением, а нынешние…
Словом
сказать, образовалась целая теория вколачивания"штуки"в человеческое существование. На основании этой теории, если бы все эти люди не заходили в трактир, не садились бы на конку, не гуляли бы по Владимирской, не ездили бы на извозчике, а оставались бы дома, лежа пупком вверх и читая"Nana", — то
были бы благополучны. Но так как они позволили себе сесть на конку, зайти в трактир, гулять по Владимирской и т. д., то получили за сие в возмездие"штуку".
Как бы то ни
было, но ужасно меня эти"штуки"огорчили. Только что начал
было на веселый лад мысли настраивать — глядь, ан тут целый ряд"штук". Хотел
было крикнуть: да сидите вы дома! но потом сообразил: как же, однако, все дома сидеть? У иного дела
есть, а иному и погулять хочется… Так и не
сказал ничего. Пускай каждый рискует, коли охота
есть, и пускай за это узнает, в чем"штука"состоит!
Шутка
сказать, и до сих пор еще раздаются обвинения в"бреднях", а сколько уже лет минуло с тех пор, как эти бредни
были да
быльем поросли?
История не
скажет, что это
было пустое место, — такой приговор
был бы слишком мягок и не согласен с правдою.
Быть может, вы
скажете, что Удав и его семья ничего не доказывают.
Так-то вот. Теперь убывают аракчеевцы, а потом
будут убывать муравьевцы, а потом… Но не станем упреждать событий, а
будем только памятовать, что еще старик Державин
сказал...
Словом
сказать, если б Аракчеев пожил еще некоторое время, то Россия давным-давно бы
была сплошь покрыта фаланстерами, а мы находились бы наверху благополучия.
Словом
сказать, произошла семейная сцена, длившаяся не более двух-трех минут, но, несмотря на свою внешнюю загадочность, до такой степени ясная для всех присутствующих, что у меня, например, сейчас же созрел в голове вопрос: который из двух коллежских асессоров, Сенечка или Павлуша,
будет раньше произведен в надворные советники?
Словом
сказать, всем стало весело, и беседа так и лилась рекою. И что ж! Мне же, или, лучше
сказать, моей рассеянности
было суждено нарушить общее мирное настроение и вновь направить умы в сторону внутренней политики. Уже подавали пирожное, как бабеньке вдруг вздумалось обратиться с вопросом и ко мне...
И так мне, тетенька, от этих Стрекозиных слов совестно сделалось, что я даже не нашелся ответить, что я нелепую свою фразу просто так, не подумавши,
сказал и что в действительности я всегда глотал, глотаю и
буду глотать. А стало
быть, и показывать вид никакой надобности для меня не предстоит.
— И ум в нем
есть — несомненно, что
есть; но, откровенно тебе
скажу, не особенной глубины этот ум. Вот извернуться, угадать минуту, слицемерничать, и все это исключительно в свою пользу — это так. На это нынешние умы удивительно как чутки. А чтобы провидеть общие выводы — никогда!
Ах, тетенька! Вот то-то и
есть, что никаких подобных поводов у нас нет! Не забудьте, что даже торжество умиротворения, если оно когда-нибудь наступит,
будет принадлежать не Вздошникову, не Распротакову и даже не нам с вами, а все тем же Амалат-бекам и Пафнутьевым, которые
будут по его поводу лакать шампанское и испускать победные клики (однако ж, не без угрозы), но никогда не поймут и не
скажут себе, что торжество обязывает.
А? что? что такое я чуть
было не
сказал?
Все это проходит передо мною как во сне. И при этом прежде всего, разумеется, представляется вопрос: должен ли я
был просить прощения? — Несомненно, милая тетенька, что должен
был. Когда весь жизненный строй основан на испрошении прощения, то каким же образом бессильная и изолированная единица (особливо несовершеннолетняя) может ускользнуть от действия общего закона? Ведь ежели не просить прощения, так и не простят.
Скажут: нераскаянный! — и дело с концом.
Следовало просто сознать свою вину,
сказать: виноват! — и затем, как ни в чем не бывало, опять начать распевать:"сие мое сочинение
есть извлечение…"