Неточные совпадения
Настоящих культурных
людей, утробистых, совсем мало стало, да и
те, которые остались, вконец развратились.
Да, нынче утробистый
человек гляди в оба, несмотря на
то что ему благосклонно присвоено название культурного.
Вот это-то «при случае» и сбивает культурную спесь. Так оно ясно, несмотря на внешнюю таинственность, что даже клубные лакеи — и
те понимают. Прежде, бывало, — кому первый кус? — ему, культурному
человеку, кому и по всем утробным правам он следует. А нынче на культурного
человека и смотреть не хотят — прямо ему, действительному статскому советнику Солитеру, несут. Ну, и опешили культурные
люди. — Позвольте, я вашему превосходительству рапортовать буду? — Рапортуй, братец, рапортуй!
Подлость, подлость и подлость! Скоро мы и не
то услышим. «У меня, ваше превосходительство, сын превратными идеями занимается — не прикажете ли его подкузьмить? — отрапортует культурный
человек…» Фуй, мерзость!
И именно с
тех пор ты и смяк, как тебя культурным
человеком назвали.
Это в
те времена такие порядки были, когда ты еще чистопсовым назывался, а теперь шалишь! — теперь ты культурный
человек стал!
Я могу сказать только, что я культурный
человек и что в этом качестве не имею возможности даже «чистосердечного раскаяния в
том принести».
Но едва я притрогивался к вопросу: действительно ли еда из тарелки, а не из плошки составляет непререкаемый признак культурности? — как передо мною вставал другой вопрос: да неужто это может кого-нибудь интересовать? и убудет ли от
того хоть сколько-нибудь
той бесконечной тоски, которая день и ночь гложет культурного
человека, несмотря на
то что он ест из тарелки, а не из плошки?
Сознавать себя культурным
человеком и в
то же время не знать, куда деваться с этою культурностью, — вот истинно трагическое положение!
Вообще это были
люди смышленые и хозяйственные, и в
то время, как другие «ближние
люди» занимались целованием крестов да выщипываньем друг у друга бород по волоску, Лизоблюды всё больше ютились около утробной части, заведовали поварнями, подавали кушанья, служили посредниками в любовных интригах и, проводя в этом занятии время, укреплялись в милостях и приобретали вотчины.
— То-то, что под богом мы нынче ходим. Сегодня сошло, а завтра нет. Ехидные нынче
люди пошли: испытывают. Иной целый разговор с тобой ведет: ты думаешь, он вправду, а он на смех! Вот, года три назад, пришла ко мне бумага насчет распространения специяльных идей. Натурально — письмоводителя: какие, мол, такие специяльные идеи? — А это, говорит, по акцизной части, должно быть. Ну, мне что: по акцизной так по акцизной! — отвечай, братец! Ан после оказалось, что он мне на смех акцизную-то часть ввел!
— Конечно, обидно. Но, с другой стороны, ежели справедливо, что даже «не весьма стыдливая Клио» — и
та зарумянилась,
то, может быть, подвиги, которые вы описывали, были такого сорта, что для ученого и притом семейного
человека…
— Нет, дело совсем не в свойстве подвигов, а в
том, что с производством моим в генеральский чин, истек срок контракта, скрепленного
той печатью, которую вы сейчас видели. С этих пор все в судьбе моей изменилось. Подвиги продолжают совершаться по-прежнему, и профессор Соловьев сам очень хорошо знает это, — но они совершаются уже не мною, а
людьми совсем другого ведомства! Спрашиваю вас: можно ли было поступить оскорбительнее?
— Я — жертва неопытной мечтательности и жажды благородных подвигов, и так как мы едем вместе за границу,
то когда-нибудь я расскажу вам подробно историю моей жизни. Теперь же могу сказать только одно: молодой
человек! берегитесь мечтательности! Ибо мечтательность, даже в границах области предупреждения преступления, далеко не всегда ведет к
тому концу, который она самонадеянно себе предназначила.
Но неизвестность, расстилающаяся впереди, до
того преисполнена мучительных загадочностей, что даже
та ленивая смутность воспоминаний и надежд, которой предается современный русский культурный
человек, ежели он не адвокат, не прокурор, не железнодорожный деятель и не директор банка, представляется ему чем-то вроде убежища.
Буду ли я вообще все
те мерзости проделывать, которые проделывают русские культурные
люди, шлющиеся на теплых водах? Буду ли я уверять, что мы, русские, — свиньи, что правительство у нас революционное, что молодежь наша не признает ни авторитетов, ни государства, ни семейства, ни собственности, что вообще порядочному
человеку в России дышать нельзя и что поэтому следует приобрести виллу в Бадене или в Ницце, а сношения с Россией ограничить получением оброков?
Прокоп принял бокал и, выступя несколько вперед, церемониально поклонился. Я и Стрекоза тоже машинально взяли бокалы и некоторое время совсем по-дурацки стояли с ними, не решаясь, пить или не пить. Восточный
человек между
тем во весь рот улыбался нам.
Надежда Лаврентьевна ничего не понимала и как-то конфузливо оглядывалась. Между
тем принц, с ловкостью восточного
человека, вскочил с своего места, отвернул полу халата, порылся в кармане штанов и поднес Надежде Лаврентьевне шепталу, держа ее между двумя пальцами.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не
то чтобы за какого-нибудь простого
человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы,
люди трезвые и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так,
то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на другую квартиру.
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого
человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из
того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце,
то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков, молодой
человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.