Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что ежели однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо головы простую укладку, то, стало быть, это
так и следует. Поэтому он решился выжидать, но в то же время послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму [Изумительно!! — Прим. издателя.] и, заперев градоначальниково тело на ключ, устремил всю свою деятельность на успокоение общественного мнения.
Неточные совпадения
— Глупые вы, глупые! — сказал он, — не головотяпами
следует вам по делам вашим называться, а глуповцами! Не хочу я володеть глупыми! а ищите
такого князя, какого нет в свете глупее, —
и тот будет володеть вами.
— Я уж на что глуп, — сказал он, — а вы еще глупее меня! Разве щука сидит на яйцах? или можно разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами
следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы себе
такого князя, какого нет в свете глупее, —
и тот будет володеть вами!
Глуповцы ужаснулись. Припомнили генеральное сечение ямщиков,
и вдруг всех озарила мысль: а ну, как он этаким манером целый город выпорет! Потом стали соображать, какой смысл
следует придавать слову «не потерплю!» — наконец прибегли к истории Глупова, стали отыскивать в ней примеры спасительной градоначальнической строгости, нашли разнообразие изумительное, но ни до чего подходящего все-таки не доискались.
Но к полудню слухи сделались еще тревожнее. События
следовали за событиями с быстротою неимоверною. В пригородной солдатской слободе объявилась еще претендентша, Дунька Толстопятая, а в стрелецкой слободе
такую же претензию заявила Матренка Ноздря. Обе основывали свои права на том, что
и они не раз бывали у градоначальников «для лакомства».
Таким образом, приходилось отражать уже не одну, а разом трех претендентш.
В этой крайности Бородавкин понял, что для политических предприятий время еще не наступило
и что ему
следует ограничить свои задачи только
так называемыми насущными потребностями края. В числе этих потребностей первое место занимала, конечно, цивилизация, или, как он сам определял это слово,"наука о том, колико каждому Российской Империи доблестному сыну отечества быть твердым в бедствиях надлежит".
На третий день сделали привал в слободе Навозной; но тут, наученные опытом, уже потребовали заложников. Затем, переловив обывательских кур, устроили поминки по убиенным. Странно показалось слобожанам это последнее обстоятельство, что вот человек игру играет, а в то же время
и кур ловит; но
так как Бородавкин секрета своего не разглашал, то подумали, что
так следует"по игре",
и успокоились.
Что происходит в тех слоях пучины, которые
следуют непосредственно за верхним слоем
и далее, до самого дна? пребывают ли они спокойными, или
и на них производит свое давление тревога, обнаружившаяся в верхнем слое? — с полною достоверностью определить это невозможно,
так как вообще у нас еще нет привычки приглядываться к тому, что уходит далеко вглубь.
Следовательно, ежели человек, произведший в свою пользу отчуждение на сумму в несколько миллионов рублей, сделается впоследствии даже меценатом [Мецена́т — покровитель искусств.]
и построит мраморный палаццо, в котором сосредоточит все чудеса науки
и искусства, то его все-таки нельзя назвать искусным общественным деятелем, а
следует назвать только искусным мошенником.
— Сам ли ты зловредную оную книгу сочинил? а ежели не сам, то кто тот заведомый вор
и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил?
и как ты с тем вором знакомство свел?
и от него ли ту книжицу получил?
и ежели от него, то зачем, кому
следует, о том не объявил, но, забыв совесть, распутству его потакал
и подражал? —
так начал Грустилов свой допрос Линкину.
Существенные результаты
такого учения заключались в следующем: 1) что работать не
следует; 2) тем менее надлежит провидеть, заботиться
и пещись [Пещи́сь — заботиться, опекать.]
и 3)
следует возлагать упование
и созерцать —
и ничего больше.
Марк, по-своему, опять ночью, пробрался к нему через сад, чтоб узнать, чем кончилось дело. Он и не думал благодарить за эту услугу Райского, а только сказал, что
так и следовало сделать и что он ему, Райскому, уже тем одним много сделал чести, что ожидал от него такого простого поступка, потому что поступить иначе значило бы быть «доносчиком и шпионом».
Дело в том, что в словах бедного старика не прозвучало ни малейшей жалобы или укора; напротив, прямо видно было, что он решительно не заметил, с самого начала, ничего злобного в словах Лизы, а окрик ее на себя принял как за нечто должное, то есть что
так и следовало его «распечь» за вину его.
Неточные совпадения
Городничий. Скажите!
такой просвещенный гость,
и терпит — от кого же? — от каких-нибудь негодных клопов, которым бы
и на свет не
следовало родиться. Никак, даже темно в этой комнате?
Добчинский.То есть оно
так только говорится, а он рожден мною
так совершенно, как бы
и в браке,
и все это, как
следует, я завершил потом законными-с узами супружества-с.
Так я, изволите видеть, хочу, чтоб он теперь уже был совсем, то есть, законным моим сыном-с
и назывался бы
так, как я: Добчинский-с.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не
так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз
и того… как там
следует — чтобы
и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый
и начните.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова
и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж
и вы! не нашли другого места упасть!
И растянулся, как черт знает что
такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Следовало взять сына портного, он же
и пьянюшка был, да родители богатый подарок дали,
так он
и присыкнулся к сыну купчихи Пантелеевой, а Пантелеева тоже подослала к супруге полотна три штуки;
так он ко мне.