Неточные совпадения
Но сие
же самое соответствие, с другой стороны, служит и не малым, для летописателя, облегчением. Ибо в
чем состоит, собственно, задача его? В том ли, чтобы критиковать или порицать? Нет, не в том. В том ли, чтобы рассуждать? Нет, и не в этом. В
чем же?
А в том, легкодумный вольнодумец, чтобы быть лишь изобразителем означенного соответствия и об оном предать потомству в надлежащее назидание.
Изложив таким манером нечто в свое извинение, не могу не присовокупить,
что родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь
же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том только состоит,
что в Риме сияло нечестие,
а у нас — благочестие, Рим заражало буйство,
а нас — кротость, в Риме бушевала подлая чернь,
а у нас — начальники.
—
Что же! — возражали они, — нам глупый-то князь, пожалуй, еще лучше будет! Сейчас мы ему коврижку в руки: жуй,
а нас не замай!
— И будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, — у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши,
а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне
же, третью опять мне,
а четвертую себе оставь. Когда
же пойду на войну — и вы идите!
А до прочего вам ни до
чего дела нет!
Смотритель подумал с минуту и отвечал,
что в истории многое покрыто мраком; но
что был, однако
же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд,
а войны вел и трактаты заключал.
Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии
же оказалась сестрою Марата [Марат в то время не был известен; ошибку эту, впрочем, можно объяснить тем,
что события описывались «Летописцем», по-видимому, не по горячим следам,
а несколько лет спустя.
Но к полудню слухи сделались еще тревожнее. События следовали за событиями с быстротою неимоверною. В пригородной солдатской слободе объявилась еще претендентша, Дунька Толстопятая,
а в стрелецкой слободе такую
же претензию заявила Матренка Ноздря. Обе основывали свои права на том,
что и они не раз бывали у градоначальников «для лакомства». Таким образом, приходилось отражать уже не одну,
а разом трех претендентш.
В ту
же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого,
а на Митьку. Узнали,
что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
Не пошли ему впрок ни уроки прошлого, ни упреки собственной совести, явственно предупреждавшей распалившегося старца,
что не ему придется расплачиваться за свои грехи,
а все тем
же ни в
чем не повинным глуповцам.
Больше ничего от него не могли добиться, потому
что, выговоривши свою нескладицу, юродивый тотчас
же скрылся (точно сквозь землю пропал!),
а задержать блаженного никто не посмел. Тем не меньше старики задумались.
Но летописец, очевидно, и в свою очередь, забывает,
что в том-то, собственно, и заключается замысловатость человеческих действий, чтобы сегодня одно здание на"песце"строить,
а завтра, когда оно рухнет, зачинать новое здание на том
же"песце"воздвигать.
Тут
же, кстати, он доведался,
что глуповцы, по упущению, совсем отстали от употребления горчицы,
а потому на первый раз ограничился тем,
что объявил это употребление обязательным; в наказание
же за ослушание прибавил еще прованское масло. И в то
же время положил в сердце своем: дотоле не класть оружия, доколе в городе останется хоть один недоумевающий.
Очевидно,
что когда эти две энергии встречаются, то из этого всегда происходит нечто весьма любопытное. Нет бунта, но и покорности настоящей нет. Есть что-то среднее,
чему мы видали примеры при крепостном праве. Бывало, попадется барыне таракан в супе, призовет она повара и велит того таракана съесть. Возьмет повар таракана в рот, видимым образом жует его,
а глотать не глотает. Точно так
же было и с глуповцами: жевали они довольно,
а глотать не глотали.
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили,
что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал,
что надо идти сначала на слободу Навозную,
а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда
же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
На третий день сделали привал в слободе Навозной; но тут, наученные опытом, уже потребовали заложников. Затем, переловив обывательских кур, устроили поминки по убиенным. Странно показалось слобожанам это последнее обстоятельство,
что вот человек игру играет,
а в то
же время и кур ловит; но так как Бородавкин секрета своего не разглашал, то подумали,
что так следует"по игре", и успокоились.
Средние законы имеют в себе то удобство,
что всякий, читая их, говорит: «какая глупость!» —
а между тем всякий
же неудержимо стремится исполнять их.
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте жить мирно. Не трогайте вы меня,
а я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы —
что же-с! Все это вам
же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому
что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите —
что хорошего!
Впрочем, для нас это вопрос второстепенный; важно
же то,
что глуповцы и во времена Иванова продолжали быть благополучными и
что, следовательно, изъян, которым он обладал, послужил обывателям не во вред,
а на пользу.
Сначала бичевал я себя с некоторою уклончивостью, но, постепенно разгораясь, позвал под конец денщика и сказал ему: «Хлещи!» И
что же? даже сие оказалось недостаточным, так
что я вынужденным нашелся расковырять себе на невидном месте рану, но и от того не страдал,
а находился в восхищении.
— И так это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и не знаю как!"За
что же, мол, ты бога-то обидел?" — говорю я ему.
А он не то чтобы
что, плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит, может, будешь видеть", — и был таков.
Но происшествие это было важно в том отношении,
что если прежде у Грустилова еще были кое-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действия, то с этой минуты они совершенно исчезли. Вечером того
же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ,
а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал в уездном училище. Сам
же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
Основные начала ее учения были те
же,
что у Парамоши и Яшеньки, то есть,
что работать не следует,
а следует созерцать."
Прямая линия соблазняла его не ради того,
что она в то
же время есть и кратчайшая — ему нечего было делать с краткостью, —
а ради того,
что по ней можно было весь век маршировать и ни до
чего не домаршироваться.
Все дома окрашены светло-серою краской, и хотя в натуре одна сторона улицы всегда обращена на север или восток,
а другая на юг или запад, но даже и это упущено было из вида,
а предполагалось,
что и солнце и луна все стороны освещают одинаково и в одно и то
же время дня и ночи.
За все это он получал деньги по справочным ценам, которые сам
же сочинял,
а так как для Мальки, Нельки и прочих время было горячее и считать деньги некогда, то расчеты кончались тем,
что он запускал руку в мешок и таскал оттуда пригоршнями.
— Мнишь ты всех людей добродетельными сделать,
а про то позабыл,
что добродетель не от себя,
а от бога, и от бога
же всякому человеку пристойное место указано.
Восхищение начальством!
что значит восхищение начальством? Это значит такое оным восхищение, которое в то
же время допускает и возможность оным невосхищения!
А отсюда до революции — один шаг!
А вот
что: в одном городе градоначальник будет довольствоваться благоразумными распоряжениями,
а в другом, соседнем, другой градоначальник, при тех
же обстоятельствах, будет уже палить.
Утвердившись таким образом в самом центре, единомыслие градоначальническое неминуемо повлечет за собой и единомыслие всеобщее. Всякий обыватель, уразумев,
что градоначальники:
а) распоряжаются единомысленно, б) палят также единомысленно, — будет единомысленно
же и изготовляться к воспринятию сих мероприятий. Ибо от такого единомыслия некуда будет им деваться. Не будет, следственно, ни свары, ни розни,
а будут распоряжения и пальба повсеместная.
Ибо желать следует только того,
что к достижению возможно; ежели
же будешь желать недостижимого, как, например, укрощения стихий, прекращения течения времени и подобного, то сим градоначальническую власть не токмо не возвысишь,
а наипаче сконфузишь.