Ибо, во время процесса самосохранения, всякая забота, всякое напоминовение о покинутом деле и даже «мышление» вообще — считаются не kurgemaess [сообразными с лечением] и препятствуют солям и щелочам успешно всасываться
в кровь.
Каким же образом ему примириться с утешениями истории, каким образом уверовать в них, когда он ежеминутно встречает осязательные доказательства, что эта самая история на каждом шагу
в кровь разбивает своего собственного героя?
Неточные совпадения
Тут и упраздненный принц
крови, который, изнемогая
в конвульсиях высокопоставленного одиночества, разыскивает через кельнеров, не пожелает ли кто-нибудь иметь честь быть ему представленным.
Я боюсь кутузки по двум причинам. Во-первых, там должно быть сыро, неприятно, темно и тесно; во-вторых — кутузка, несомненно, должна воспитывать целую кучу клопов. Право, я положительно не знаю такого тяжкого литературного преступления, за которое совершивший его мог бы быть отданным
в жертву сырости и клопам. Представьте себе: дряхлого и больного литератора ведут
в кутузку… ужели найдется каменное сердце, которое не обольется
кровью при этом зрелище?
Любопытно было взглянуть на этого дикаря, вандала-гунна-готфа, к которому еще Байрон взывал: arise ye, Goths! [восстаньте готы!] и которого давно уже не без страха поджидает буржуа, и даже совсем было дождался
в лице Парижской коммуны, если б маленький Тьер, споспешествуемый Мак-Магоном и удалым капитаном Гарсеном 60, не поспешил на помощь и не утопил готфа
в его собственной
крови.
И не успел я сообразить,
в чем дело, как у него уж и глаза
кровью налились.
Однако бегать не привелось, ибо как ни ходко плыли навстречу молодые воспоминания, а все-таки пришлось убедиться, что и ноги не те, и
кровь в жилах не та. Да и вопросы, которые принесли эти воспоминания… уж, право, не знаю, как и назвать их. Одни, более снисходительные, называют их несвоевременными, другие, несомненно злобные, — прямо вредными. Что же касается лично до меня… А впрочем, судите сами.
Жизнь защемила его
в свои тиски и не выпустит до тех пор, пока не высосет всей его
крови до последней капли.
Под солнышком без шапочек, // В поту, в грязи по макушку, // Осокою изрезаны, // Болотным гадом-мошкою // Изъеденные
в кровь, — // Небось мы тут красивее?
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него была
в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
Неточные совпадения
Солдат опять с прошением. // Вершками раны смерили // И оценили каждую // Чуть-чуть не
в медный грош. // Так мерил пристав следственный // Побои на подравшихся // На рынке мужиках: // «Под правым глазом ссадина // Величиной с двугривенный, //
В средине лба пробоина //
В целковый. Итого: // На рубль пятнадцать с деньгою // Побоев…» Приравняем ли // К побоищу базарному // Войну под Севастополем, // Где лил солдатик
кровь?
Две церкви
в нем старинные, // Одна старообрядская, // Другая православная, // Дом с надписью: училище, // Пустой, забитый наглухо, // Изба
в одно окошечко, // С изображеньем фельдшера, // Пускающего
кровь.
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы —
кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Дрожу, гляжу на лекаря: // Рукавчики засучены, // Грудь фартуком завешана, //
В одной руке — широкий нож, //
В другой ручник — и
кровь на нем, // А на носу очки!
Говорили, что новый градоначальник совсем даже не градоначальник, а оборотень, присланный
в Глупов по легкомыслию; что он по ночам,
в виде ненасытного упыря, парит над городом и сосет у сонных обывателей
кровь.