Неточные совпадения
Были, однако ж,
в старом
Берлине и положительно-симпатичные стороны.
Пензы, Тулы, Курски — все слопают, и тульская дамочка, которая визжала при одной мысли ремонтировать свой туалет
в Берлине, охотно износит самого несомненного Герсона за самого несомненного Борта, если этот Герсон
будет предложен ей
в магазине дамского портного Страхова…
в кредит.
Одним словом, вопрос, для чего нужен
Берлин? — оказывается вовсе нестоль праздным, как это может представиться с первого взгляда. Да и ответ на него не особенно затруднителен, так как вся
суть современного
Берлина, все мировое значение его сосредоточены
в настоящую минуту
в здании, возвышающемся
в виду Королевской площади и носящем название: Главный штаб…
Рассказывают, правда, что никогда
в Берлине не
были так сильны демократические аспирации, как теперь, и
в доказательство указывают на некоторые парламентские выборы. Но ведь рассказывают и то, что берлинское начальство очень ловко умеет справляться с аспирациями и отнюдь не церемонится с излюбленными берлинскими людьми…10
Ежели можно сказать вообще про Европу, что она,
в главных чертах, повторяет зады (по крайней мере,
в настоящую минуту, она воистину ничего другого не делает) и, во всяком случае, знает, что ожидает ее завтра (что
было вчера, то повторится и завтра, с малым разве изменением
в подробностях), то к
Берлину это замечание применимо
в особенности.
В Берлине самые камни вопиют: завтра должно
быть то же самое, что
было вчера!
Как бы то ни
было, но первое чувство, которое должен испытать русский, попавший
в Берлин, все-таки
будет чувством искреннейшего огорчения, близко граничащего с досадой.
При входе
в спальный вагон меня принял молодой малый
в ловко сшитом казакине и
в барашковой шапке с бляхой во лбу, на которой
было вырезано: Артельщик.
В суматохе я не успел вглядеться
в его лицо, однако ж оно с первого же взгляда показалось мне ужасно знакомым. Наконец, когда вес понемногу угомонилось, всматриваюсь вновь и кого же узнаю? — того самого «мальчика без штанов», которого я, четыре месяца тому назад, видел во сне, едучи
в Берлин!
Первый человек, признанный нами и ими, который дружески подал обоим руки и снял своей теплой любовью к обоим, своей примиряющей натурой последние следы взаимного непониманья, был Грановский; но когда я приехал в Москву, он еще
был в Берлине, а бедный Станкевич потухал на берегах Lago di Como лет двадцати семи.
Неточные совпадения
Амалия Ивановна покраснела как рак и завизжала, что это, может
быть, у Катерины Ивановны «совсем фатер не буль; а что у ней буль фатер аус
Берлин, и таки длинны сюртук носиль и всё делаль: пуф, пуф, пуф!» Катерина Ивановна с презрением заметила, что ее происхождение всем известно и что
в этом самом похвальном листе обозначено печатными буквами, что отец ее полковник; а что отец Амалии Ивановны (если только у ней
был какой-нибудь отец), наверно, какой-нибудь петербургский чухонец, молоко продавал; а вернее всего, что и совсем отца не
было, потому что еще до сих пор неизвестно, как зовут Амалию Ивановну по батюшке: Ивановна или Людвиговна?
Вечером он выехал
в Дрезден и там долго сидел против Мадонны, соображая: что мог бы сказать о ней Клим Иванович Самгин? Ничего оригинального не нашлось, а все пошлое уже
было сказано.
В Мюнхене он отметил, что баварцы толще пруссаков. Картин
в этом городе, кажется, не меньше, чем
в Берлине, а погода — еще хуже. От картин, от музеев он устал, от солидной немецкой скуки решил перебраться
в Швейцарию, — там жила мать. Слово «мать» потребовало наполнения.
Между тем приезжайте из России
в Берлин, вас сейчас произведут
в путешественники: а здесь изъездите пространство втрое больше Европы, и вы все-таки
будете только проезжий.
Париж, даже не очень благоустроенный город, технически отсталый по сравнению с
Берлином, и магия его, его право
быть Городом по преимуществу и Городом мировым не
в этом внешнем техническом прогрессе коренятся.
— Нет, выпозвольте. Во-первых, я говорю по-французски не хуже вас, а по-немецки даже лучше; во-вторых, я три года провел за границей:
в одном
Берлине прожил восемь месяцев. Я Гегеля изучил, милостивый государь, знаю Гете наизусть; сверх того, я долго
был влюблен
в дочь германского профессора и женился дома на чахоточной барышне, лысой, но весьма замечательной личности. Стало
быть, я вашего поля ягода; я не степняк, как вы полагаете… Я тоже заеден рефлексией, и непосредственного нет во мне ничего.