Увлекающийся Павел Петрович считая уже себя обладателем острова Мальты, занятого еще французами, приказал
президенту академии наук, барону Николаи, в издаваемом от академии наук календаре означить этот остров «губерниею Российской империи» и назначил туда русского коменданта, с трехтысячным гарнизоном.
Через год после возвращения из-за границы, 21 мая 1746 года, Кирилл Григорьевич был назначен
президентом Академии наук, «в рассуждении усмотренной в нем особливой способности и приобретенного в науках искусства».
В царствование Александра политические гонения были редки; он сослал, правда, Пушкина за его стихи и Лабзина за то, что он, будучи конференц-секретарем в Академии художеств, предложил избрать кучера Илью Байкова в члены Академии; [
Президент Академии предложил в почетные члены Аракчеева.
Неточные совпадения
— Простили его потом, когда государь проезжал по здешней губернии; ну, и с ним Вилье [Вилье, точнее, Виллие Яков Васильевич (1765—1854) — лейб-хирург и
президент Медико-хирургической
академии.] всегда ездил, по левую руку в коляске с ним сидел…
Потому, когда я пожаловался на него, государь чрезвычайно разгневался; но тут на помощь к Фотию не замедлили явиться разные друзья мои: Аракчеев [Аракчеев Алексей Андреевич (1769—1834) — временщик, обладавший в конце царствования Александра I почти неограниченной властью.], Уваров [Уваров Сергей Семенович (1786—1855) — министр народного просвещения с 1833 года.], Шишков [Шишков Александр Семенович (1754—1841) — адмирал, писатель,
президент Российской
академии, министр народного просвещения с 1824 по 1828 год.], вкупе с девой Анной, и стали всевозможными путями доводить до сведения государя, будто бы ходящие по городу толки о том, что нельзя же оставлять министром духовных дел человека, который проклят анафемой.
Он оставался членом Государственного совета,
президентом Российской
академии и получал все прежние свои оклады, следовательно мог жить в довольстве.
В это же время представил я Александру Семенычу, как
президенту Русской
академии, Ю. И. Венелина, книгу которого «Древние и нынешние болгаре» он знал и очень уважал.
Академия нуждалась в
президенте, и Кирилл Григорьевич, сам не сознавая ни значения ее, ни обязанностей, на него возложенных, очутился вдруг
президентом императорской Российской
академии наук. Очевидно, при отсутствии серьезного классического образования, при беспрестанных отвлечениях светской жизни, недавний казак, каким-то чудом преобразованный в придворного кавалера, не мог быть примерным
президентом. Без руководителя невозможно было обойтись, и таковым стал знакомый с
академией воспитатель его Теплов.