Неточные совпадения
Брали мы, правда, что брали — кто богу не грешен, царю не виноват? да ведь и
то сказать, лучше, что
ли, денег-то не брать, да и
дела не делать? как возьмешь, оно и работать как-то сподручнее, поощрительнее. А нынче, посмотрю я, всё разговором занимаются, и всё больше насчет этого бескорыстия, а
дела не видно, и мужичок — не слыхать, чтоб поправлялся, а кряхтит да охает пуще прежнего.
Да и мало
ли еще случаев было! Даже покойниками, доложу вам, не брезговал! Пронюхал он раз, что умерла у нас старуха раскольница и что сестра ее сбирается похоронить покойницу тут же у себя, под домом. Что ж он? ни гугу, сударь; дал всю эту церемонию исполнить да на другой
день к ней с обыском. Ну, конечно, откупилась, да штука-то в
том, что каждый раз, как ему деньги занадобятся, каждый раз он к ней с обыском...
Однако все ему казалось, что он недовольно бойко идет по службе. Заприметил он, что жена его начальника не
то чтоб балует, а так по сторонам поглядывает. Сам он считал себя к этому
делу непригодным, вот и думает, нельзя
ли ему как-нибудь полезным быть для Татьяны Сергеевны.
Ощутил лесной зверь, что у него на лбу будто зубы прорезываются. Взял письма, прочитал — там всякие такие неудобные подробности изображаются. Глупая была баба! Мало ей
того, чтоб грех сотворить, — нет, возьмет да на другой
день все это опишет: «Помнишь
ли, мол, миленький, как ты сел вот так, а я села вот этак, а потом ты взял меня за руку, а я, дескать, хотела ее отнять, ну, а ты»… и пошла, и пошла! да страницы четыре мелко-намелко испишет, и все не
то чтоб
дело какое-нибудь, а так, пустяки одни.
Зато Аксинья Ивановна (о! сколь много негодовал на себя Иван Онуфрич за
то, что произвел это дитя еще в
те дни, когда находился в «подлом» состоянии, иначе нарек
ли бы он ее столь неблагозвучным именем!) представляет из себя тип тонной и образованной девицы.
Живновский. Да, да, по-моему, ваше
дело правое…
то есть все равно что божий
день. А только, знаете
ли? напрасно вы связываетесь с этими подьячими! Они, я вам доложу, возвышенности чувств понять не в состоянии. На вашем месте, я поступил бы как благородный человек…
Может
ли быть допущена идея о смерти в
тот день, когда все говорит о жизни, все призывает к ней? Я люблю эти народные поверья, потому что в них, кроме поэтического чувства, всегда разлито много светлой, успокоивающей любви. Не знаю почему, но, когда я взгляну на толпы трудящихся, снискивающих в поте лица хлеб свой, мне всегда приходит на мысль:"Как бы славно было умереть в этот великий
день!.."
Примется-то он бойко, и рвет и мечет, а потом, смотришь, ан и поприутих, да так-то приутих, что все и бросил; все только и говорит об
том, что, мол, как это его, с такими-то способностями, да грязь таскать запрягли; это, дескать,
дело чернорабочих, становых, что
ли, а его
дело сидеть там, высоко, да только колеса всей этой механики подмазывать.
Тот вдруг как вскочит:"Вот как бил! вот как бил!" — да такую
ли ему, сударь, встрепку задал, что
тот и жизни не рад."Коли ты, говорит, не смыслишь, так не в свое
дело не суйся!"А за перегородкой-то смех, и всех пуще заливается
та самая стряпка, которой он своих собственных три целковых дал.
От этого-то я и не люблю ничего такого, что может меня расстроить или помешать моему пищеварению. А между
тем — что прикажете делать! — беспрестанно встречаются такие случаи. Вот хоть бы сегодня. Пришел ко мне утром мужик, у него там рекрута, что
ли, взяли, ну, а они в самовольном
разделе…"
«Везде, говорит, был; на вас только и надежда; нигде суда нет!» Вот, видите
ли, он даже не понимает, что я не для
того тут сижу, чтоб ихние эти мелкие дрязги разбирать; мое
дело управлять ими, проекты сочинять, pour leur bien, наблюдать, чтоб эта машина как-нибудь не соскочила с рельсов — вот моя административная миссия.
Я не схожу в свою совесть, я не советуюсь с моими личными убеждениями; я смотрю на
то только, соблюдены
ли все формальности, и в этом отношении строг до педантизма. Если есть у меня в руках два свидетельские показания, надлежащим порядком оформленные, я доволен и пишу: есть, — если нет их — я тоже доволен и пишу: нет. Какое мне
дело до
того, совершено
ли преступление в действительности или нет! Я хочу знать, доказано
ли оно или не доказано, — и больше ничего.
Не по нраву ей, что
ли, это пришлось или так уж всем естеством баба пагубная была — только стала она меня оберегаться. На улице
ли встретит — в избу хоронится, в поле завидит — назад в деревню бежит. Стал я примечать, что и парни меня будто на смех подымают; идешь это по деревне, а сзади тебя
то и
дело смех да шушуканье."Слышь, мол, Гаранька, ночесь Парашка от тоски по тебе задавиться хотела!"Ну и я все терпел; терпел не от робости, а по
той причине, что развлекаться мне пустым
делом не хотелось.
Может
ли статься, думал я, чтобы наше
дело было неправое, когда вот родитель уж на что был большого разума старик, а и
тот не отступился от своей старины: как жил в ней, так и умер.
— Ходил в это время мимо нашего дому молодой барин. Жили мы в
ту пору на Никольской, в проулке, ну, и ходил он мимо нас в свое присутствие кажной
день… Да это нужно
ли, ваше благородие?
Обробела, что
ли, девочка пли просто из-за своей глупости — только показала она совсем не
то, что по
делу следует, и достаточно в этом изобличена.
Неточные совпадения
Не
то чтоб удивилася // Матрена Тимофеевна, // А как-то закручинилась, // Задумалась она… // — Не
дело вы затеяли! // Теперь пора рабочая, // Досуг
ли толковать?..
«Ну, яблочко так яблочко! // Согласен! Благо, поняли // Вы
дело наконец. // Теперь — вы сами знаете — // Чем дерево дворянское // Древней,
тем именитее, // Почетней дворянин. // Не так
ли, благодетели?»
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют.
Дело в
том, знатен
ли, богат
ли жених? Хороша
ли, богата
ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Но, с другой стороны, если с просвещением фаталистически сопряжены экзекуции,
то не требует
ли благоразумие, чтоб даже и в таком, очевидно, полезном
деле допускались краткие часы для отдохновения?
Что происходит в
тех слоях пучины, которые следуют непосредственно за верхним слоем и далее, до самого
дна? пребывают
ли они спокойными, или и на них производит свое давление тревога, обнаружившаяся в верхнем слое? — с полною достоверностью определить это невозможно, так как вообще у нас еще нет привычки приглядываться к
тому, что уходит далеко вглубь.