Неточные совпадения
И бог знает почему, вследствие
ли душевной усталости или просто от дорожного утомления, и острог и присутственные места кажутся вам приютами мира и любви, лачужки населяются Филемонами и Бавкидами, и вы ощущаете в душе вашей
такую ясность,
такую кротость и мягкость…
Слово за словом, купец видит, что шутки тут плохие, хочь и впрямь пруд спущай, заплатил три тысячи, ну, и дело покончили. После мы по пруду-то маленько поездили, крючьями в воде потыкали, и тела, разумеется, никакого не нашли. Только, я вам скажу, на угощенье, когда уж были мы все выпивши, и расскажи Иван Петрович купцу, как все дело было; верите
ли,
так обозлилась борода, что даже закоченел весь!
Вот и вздумал он поймать Ивана Петровича, и научи же он мещанинишку: „Поди, мол, ты к лекарю, объясни, что вот
так и
так, состою на рекрутской очереди не по сущей справедливости, семейство большое: не будет
ли отеческой милости?“ И прилагательным снабдили, да
таким, знаете, все полуимперьялами,
так, чтоб у лекаря нутро разгорелось, а за оградой и свидетели, и все как следует устроено: погиб Иван Петрович, да и все тут.
И верите
ли, ведь знаю я, что меня учинят от дела свободным, потому что улик прямых нет,
так нет же, злодеи, истомили всего.
Или, бывало, желательно губернии перед начальством отличиться. Пишут Фейеру из губернии, был чтоб бродяга, и
такой бродяга, чтобы в нос бросилось. Вот и начнет Фейер по городу рыскать, и все нюхает, к огонькам присматривается, нет
ли где сборища.
— Видали мы-ста эких щелкоперов, и не
таких угоманивали; не хочешь
ли, мол, этого выкусить!
Тот было уж и в ноги, нельзя
ли поменьше,
так куда тебе, и слушать не хочет.
Приходит он к городничему и рассказывает, что вот
так и
так, „желает, дескать, борода в землю в мундире лечь, по закону же не имеет на то ни малейшего права;
так не угодно
ли вам будет, Густав Карлыч, принять это обстоятельство к соображению?“
— Да ты попробуй прежде, есть
ли сахар, — сказал его высокородие, — а то намеднись, в Окове, стряпчий у меня целых два стакана без сахару выпил… после уж Кшецынский мне это рассказал…
Такой, право, чудак!.. А благонравный! Я, знаешь, не люблю этих вот, что звезды-то с неба хватают; у меня главное, чтоб был человек благонравен и предан… Да ты, братец, не торопись, однако ж, а не то ведь язык обожжешь!
— У кухмистера за шесть гривен обед бирали, и оба сыты бывали? — продолжает Алексей Дмитрич, — а ждал
ли ты, гадал
ли ты в то время, чтоб вот, например, как теперича… стоит перед тобой городничий — слушаю-с; исправник к тебе входит — слушаю-с; судья рапортует — слушаю-с…
Так вот, брат, мы каковы!
— Что ж ты, шутить, что
ли, собачий сын, со мной вздумал? — возопил Живновский, — службу свою забыл!
Так я тебе ее припомню, ска-атина!
— И вот все-то я
так маюсь по белу свету. Куда ни сунусь, везде какая-нибудь пакость… Ну, да, слава боту, теперь, кажется, дело на лад пойдет, теперь я покоен… Да вы-то сами уж не из Крутогорска
ли?
Не ездил
ли он верхом на Константине Владимирыче, не оседлал
ли, не взнуздал
ли он его до
такой степени, что несчастный старец головой пошевелить не может? и между тем! — о несправедливость судеб!
Стала она сначала ходить к управительше на горькую свою долю жаловаться, а управительшин-то сын молодой да
такой милосердый, да добрый; живейшее, можно сказать, участие принял. Засидится
ли она поздно вечером — проводить ее пойдет до дому; сено
ли у пономаря все выдет — у отца сена выпросит, ржицы из господских анбаров отсыплет — и все это по сердолюбию; а управительша, как увидит пономарицу, все плачет, точно глаза у ней на мокром месте.
— Да не будет
ли вашей милости мне тысячки две-с, не в одолжение, а
так, дарственно, за труды-с.
Однако все ему казалось, что он недовольно бойко идет по службе. Заприметил он, что жена его начальника не то чтоб балует, а
так по сторонам поглядывает. Сам он считал себя к этому делу непригодным, вот и думает, нельзя
ли ему как-нибудь полезным быть для Татьяны Сергеевны.
«Посудите сами, Порфирий Петрович, заслужила
ли я
такую пытку? виновата
ли я, что это сердце жаждет любви, что нельзя заставить его молчать?
Ощутил лесной зверь, что у него на лбу будто зубы прорезываются. Взял письма, прочитал — там всякие
такие неудобные подробности изображаются. Глупая была баба! Мало ей того, чтоб грех сотворить, — нет, возьмет да на другой день все это опишет: «Помнишь
ли, мол, миленький, как ты сел вот
так, а я села вот этак, а потом ты взял меня за руку, а я, дескать, хотела ее отнять, ну, а ты»… и пошла, и пошла! да страницы четыре мелко-намелко испишет, и все не то чтоб дело какое-нибудь, а
так, пустяки одни.
Чин у Порфирия Петровича был уж изрядный, женился он прилично; везде принят, обласкан и уважен; на последних выборах единогласно старшиной благородного собрания выбран; губернатор у него в доме бывает: скажите на милость, ну, след
ли такой, можно сказать, особе по уши в грязи барахтаться!
Мудрено
ли, что она и Техоцкого нарядила в те самые одежды, в которых сама мысленно любила красоваться: сердце
так легко находит то, к чему постоянно стремится!
Обойдут
ли его партией — он угрюмо насвистывает"Не одна во поле дороженька"; закрадется
ли в сердце его вожделение к женской юбке — он уныло выводит"Черный цвет", и
такие вздохи на флейте выделывает, что нужно быть юбке каменной, чтобы противостоять этим вздохам.
— Это справедливо, — говорит Василий Николаич, который как-то незаметно подкрался к нам, — комедия вышла бы хорошая, только вряд
ли актера можно
такого сыскать, который согласился бы, чтоб его тащили кверху за волосы.
Если все ее поступки гласны, то это потому, что в провинции вообще сохранение тайны — вещь материяльно невозможная, да и притом потребность благотворения не есть
ли такая же присущая нам потребность, как и те движения сердца, которые мы всегда привыкли считать законными?
И долго-таки не отставал от него враг человеческий; и на другой, и на третий день все эта юница являлася и думала его прелестьми своими сомустить, только он догадался да крест на нее и надел…
так поверите
ли, сударь? вместо юницы-то очутился у него в руках змей преогромный, который, пошипев мало, и пополз из келий вон…
— Нашего брата, странника, на святой Руси много, — продолжал Пименов, — в иную обитель придешь,
так даже сердце не нарадуется, сколь тесно бывает от множества странников и верующих. Теперь вот далеко
ли я от дому отшел, а и тут попутчицу себе встретил, а там: что ближе к святому месту подходить станем, то больше народу прибывать будет; со всех, сударь, дорог всё новые странники прибавляются, и придешь уж не один, а во множестве…
так, что
ли, Пахомовна?
— Ишь ведь как изладили! да что, по ресункам, что
ли, батюшка? Не мало тоже, чай, хлопот было! Вот намеднись Семен Николаич говорит:"Ресунок, говорит, Архипушко, вещь мудреная: надо ее сообразить! линия-то на бумаге все прямо выходит: что глубина, что долина?
так надо, говорит, все сообразить, которую то есть линию в глубь пустить, которую в долину, которую в ширь…"Разговорился со мной —
такой добреющий господин!
— Что говорить, сударь; известно, худо не хорошо, а хорошо не худо;
так лучше уж, чтоб все хорошо было!.. Что ж, батюшка, самоварчик, что
ли, наставить прикажете?
— Пустяки, Архип, это все по неразумию! рассуди ты сам: змея гадина ядовитая,
так может
ли быть, чтоб мы о сю пору живы остались, жир ее кажный день пимши!
— Так-то
так, сударь, а все как будто сумнително маненько!.. А правду
ли еще, сударь, в народе бают, некрутчина должна быть вскорости объявлена?
Почуял, что
ли, он во сне, что кони не бегут, как вскочит, да на меня!"Ах ты сякой!"да"Ах ты этакой!"Только бить не бьет, а
так, знаешь, руками помахивает!
— Обидит, сударь, это уж я вижу, что беспременно обидит! Жалко, уж и как жалко мне Иванушка! Пытал я тоже Кузьму-то Акимыча вразумлять!"Опомнись, мол, говорю, ты
ли меня родил, или я тебя родил?
Так за что ж ты меня на старости-то лет изобидеть хочешь!"
Живновский. Тут, батюшка, толку не будет! То есть, коли хотите, он и будет, толк-от, только не ваш-с, а собственный ихний-с!.. Однако вы вот упомянули о каком-то «якобы избитии» — позвольте полюбопытствовать! я, знаете, с молодых лет горячность имею,
так мне
такие истории… знаете
ли, что я вам скажу? как посмотришь иной раз на этакого гнусного штафирку, как он с камешка на камешок пробирается, да боится даже кошку задеть,
так даже кровь в тебе кипит:
такая это отвратительная картина!
Живновский. А намерения мои — городишко какой-нибудь получить…
так, знаете, немудреный — чтоб река была судоходная, ну, или там раскольники, что
ли… одним словом, чтобы влачить существование было возможно.
«Нет места, нет, мой милый, нет места! подождите, любезный!»
Так он, знаете
ли, какую штуку удрал!
Живновский. Кто? Я не получу? нет-с, уж это аттанде-с; я уж это в своей голове
так решил, и следственно решения этого никто изменить не может! Да помилуйте, черта же
ли ему надобно! Вы взгляните на меня! (Протягивает вперед руки, как будто держит вожжи.)
Князь Чебылкин (Разбитному). Qu'est-ce qu'elle dit donc, qu'est-ce qu'elle dit? est-ce que e'est une femme perdue, par exemple? [Что
такое она говорит, что она говорит? это погибшая женщина, что
ли? (франц.)]
Только вот, сударь, чудо какое у нас тут вышло: чиновник тут — искусственник, что
ли, он прозывается — «плант, говорит, у тебя не как следственно ему быть надлежит», — «А как, мол, сударь, по-вашему будет?» — «А вот, говорит, как: тут у тебя, говорит, примерно, зал состоит,
так тут, выходит, следует… с позволенья сказать…» И
так, сударь, весь плант сконфузил, что просто выходит, жить невозможно будет.
Рыбушкин. Увести! меня увести! Сашка! смотри на него! (Указывая на Боброва.) Это ты знаешь
ли кто? не знаешь? Ну,
так это тот самый титулярный советник… то есть, для всех он писец, а для Машки титулярный советник. Не связывайся ты, Сашка, с нею… ты на меня посмотри: вот я гуляю, и ты тоже гуляй. (Поет.) Во-о-озле речки…
Дернов. Мало
ли что торги! тут, брат, казенный интерес. Я было сунулся доложить Якову Астафьичу, что для пользы службы за тобой утвердить надо, да он говорит: «Ты, мол, любезный, хочешь меня уверить, что стакан, сапоги и масло все одно,
так я, брат, хошь и дикий человек, а арифметике-то учился, четыре от двух отличить умею».
Праздношатающийся (к Сокурову). Вот-с вы изволили выразиться, что с казною дело иметь выгодно. Не позволите
ли узнать, почему вы
так заключаете?
Не смыслите, как и себя-то соблюсти, а вот ты на меня посмотри — видал
ли ты эких молодцов?"И знаете, ваше благородие, словами-то он, пожалуй, не говорит, а
так всей фигурой в лицо тебе хлещет, что вот он честный, да образованный,
так ему за эти добродетели молебны служить следует.
—
Так вы приходите к тому заключенью, что Михайло Трофимыч хуже какого-нибудь Фейера или Порфирия Петровича?
Так, что
ли?
— Нет, я этого не скажу, чтоб он сам по себе хуже был, потому что и сам смекаю, что Михайло Трофимыч все-таки хороший человек, а вот изволите
ли видеть, ваше благородие, не умею я как это объясниться вам, а есть в нем что-то неладное.
Я сам терпеть не могу взяточничества — фуй, мерзость! Взятки опять-таки берут только Фейеры да Трясучкины, а у нас на это совсем другой взгляд. У нас не взятки, а администрация; я требую только должного, а как оно там из них выходит, до этого мне дела нет. Моя обязанность только исчислить статьи гоньба там, что
ли, дорожная повинность, рекрутство… Tout cela doit rapporter.
Сами согласитесь, могли
ли бы мы с вами
так хорошо беседовать, если б мы наелись, как ямщики на постоялом дворе, до отвала щей и каши?
От этого-то я и не люблю ничего
такого, что может меня расстроить или помешать моему пищеварению. А между тем — что прикажете делать! — беспрестанно встречаются
такие случаи. Вот хоть бы сегодня. Пришел ко мне утром мужик, у него там рекрута, что
ли, взяли, ну, а они в самовольном разделе…"
А почему оп лезет? спрашиваю я вас: не потому
ли, что он хоть инстинктивно, но понимает, что он ничего, что и сход его ничего; что только просвещенный взгляд может осветить этот хаос, эту,
так сказать, яичницу, которую все эти Прошки там наделали.
Может
ли он понять, se faire une idée [составить себе представление (франц.).] о том, что
такое назначение человека? Non, non, non et cent fois non! Je vous le donne en mille, [Нет, нет, нет и сто раз нет!
Надо пожить между них, в этом безобразии, вот как мы с вами живем, побывать на всех этих сходках, отведать этой яичницы — тогда другое запоешь. Самобытность! просвещение! Скажите на милость, зачем нам тревожить их? И если они
так любят отдыхать, не значит
ли это que le sommeil leur est doux? [что сон им сладок? (франц.)]
Не потому
ли, что чиновник все-таки высший организм относительно всей этой массы?